– Вот так, так, молодец! Уже легче, легче. Когда от рыданий остались лишь горькие всхлипы, незнакомый мужской голос тихо произнёс над головой: – Похоронка? Женщина, видимо, кивнула в ответ. Чужая ладонь погладила меня по макушке. Я услышала удаляющиеся шаги и выпросталась из объятий. У моей утешительницы было осунувшееся, утомлённое, но всё же привлекательное лицо, по которому не определить ни возраста, ни даже состояния души. Только понимание в глубоко посаженных глазах да сознание выполненного долга. – Спасибо вам! – Даст бог, никого больше не потеряешь до срока. Как просто и естественно эта незнакомая женщина появилась в моей жизни, так же просто и ушла. И только теперь я внезапно поняла, ради чего провела два года на чужбине, ради кого старалась там изо всех сил и чем же так упоительно моё возвращение – повзрослевшей, другой – в неуловимо изменившуюся, но всё ту же страну, на родину. Я сейчас на улице посреди большого города. Я – круглая сирота. Но тут и на улице я – дома, тут и незнакомые люди – родня мне, друг другу. Потому что мы чувствуем себя в ответе друг за друга и понимаем друг друга – как дышим. Ради вот этой женщины я ходила, как по раскалённым углям, по серым, унылым улицам холодного и надменного города, внимательно выверяя каждый свой шаг. И готова была, если понадобится, десятки лет провести на чужбине. Без всякой натяжки, действительно: ради этой женщины, ради незнакомца, что пять минут назад, проходя мимо, погладил меня по голове. А эта женщина, в свою очередь, отдала своё сердце без остатка, чтобы помочь мне, ведь она пропустила через себя мою беду! Нам обеим не жалко – вот и весь секрет. И Николаю Ивановичу было не жалко себя… Я почувствовала: как ни рада встрече с домом, как ни наслаждаюсь жизнью здесь, но готова в любой момент – обратно, если это будет лучшее, что я способна сделать для своей большой семьи… Мы с девчонками провели массированную атаку на бедную Катю. Та «раскололась» и поведала наконец о своём загадочном кавалере, о котором поначалу заикнулась было, и Женька мне даже транслировала эту интересную новость во время первого, тибетского, сеанса связи, но потом Катя о нём помалкивала. Прежде Катя говорила про него «служит», и девочки решили, что воюет, но оказалось другое. Как они не считали – отдельный вопрос. Когда мы пристали к Кате, и та поняла, что не отвертится, то перво-наперво торжественно объявила, что этот человек теперь и не кавалер вовсе, а жених! Но пожениться они решили, только когда кончится война. «Нельзя же сейчас радоваться: столько скорбей люди терпят!.. Ну, то есть радоваться можно и нужно, – тут же смущённо поправила себя подружка, – но не о себе…» И она, не договорив, подняла глаза к потолку, за которым в вышине, над этажами и крышами, представлялось ей предвечное сияние. Тайна, которую Катюша нам доверила, была совершенно удивительной: она собралась замуж за молодого православного батюшку! – Катюша, – осторожно начала я, – а твой… Алёша, да?.. Он знает, где ты работаешь? Хотя бы приблизительно представляет, чем мы тут занимаемся? Ох уж эта привычка осторожно подбираться к информации! Могла же я спросить напрямую: «Катя, ты ему не проболталась? Нет? Даже капельку? А если б рассказала, думаешь, одобрил бы?» Катя принялась долго и путано объяснять, что ни единой крошечки из доверенных ей государственных секретов она не выдала и не выдаст – ни любимому, ни даже на исповеди. Вместе с тем Алёша приблизительно представляет место и характер её работы, но не выведывает у неё тайн и никого не осуждает. – Девочки, Алёша всё сам понимает. Вот как он это делает? Не знаю! Я иной раз замолчу, а он скажет – и в точку. Я насторожилась. Знакомый метод! Если ты хоть немного умеешь считывать и угадывать информацию – вставляй подходящие реплики, чтобы поразить воображение собеседника и обезоружить его. И ценные сведения – у тебя в кармане! Если не подтвердит словами, то выдаст мимика, внезапная бледность, потеря нити разговора – да мало ли признаков! Если же видишь, что собеседника не зацепило за живое – значит, не угадала, продолжай поиск… – Я об исповеди уж так переживала! Ну как же прийти на исповедь – и не сказать всего, что тяготит душу? Тогда и не ходи! Но Алёша знаете что сказал? – Что же? – Ты, говорит, свой личный секрет будешь беречь? Нет, конечно, всё скажу! Правильно, говорит, а бережёшь ты секреты, от которых, может быть, ой как зависит жизнь хороших людей. Ты не рассказывай человеку – ты доверь самому Богу! – Какая ж это исповедь? – удивилась Лида. – Вот! Тут главное. Он придумал: сиди и рассказывай молча, про себя. А священник на тебя смотрит и обязательно поймёт, искренно ли ты раскаиваешься. Но я ж, говорит, тебя знаю: ты всегда – искренно! Излишняя понятливость Катиного жениха и его готовность – с её слов – принять спокойно характер той работы, в которой она участвовала, отчаянно меня настораживали. – Счастливая ты! Где ж таких женихов берут? – пошутила я. – Правда, Кать, ты не рассказала, как вы познакомились. Неужели на исповеди?! – Я легкомысленно подмигнула. – Ну Тася! Ну не надо так шутить! – взмолилась подружка, которая, как всякий новообращённый, старалась вести себя правильнее праведников. – Я не рассказала… Ну ладно, скажу: это вроде не секрет… Господи, да во что ж она вляпалась?! У меня сердце заколотилось от тревоги, хотя чисто по ощущениям – вроде и не из-за чего было переживать. – Нас познакомила Маргарита Андреевна. Девочки её хорошо знают, а ты, Тася, помнишь такую? Ещё бы! Уф, отлегло! Дивная открылась картина: потрясающий специалист по управлению чакрами и энергетическому бою знакомит нашу тихую, скромную Катю с молодым священнослужителем. Понимание ситуации забрезжило в моей голове. Мы с Лидой быстро переглянулись. Нет сомнений: она подумала о том же. Лида чуть заметно улыбнулась мне… Мы считали себя вправе свободно обсуждать те секреты, которых нам лично никто не доверял, но о которых мы догадывались по многим косвенным свидетельствам. В эвакуации, если выдавались свободные минутки, чтобы прогуляться вдали от лишних ушей, мы с Лидой делились предположениями: откуда приходили и куда исчезали самые загадочные из наших учителей, зачем товарищ Бродов ездил в Кремль после каждого особенно тяжёлого налёта, почему мы до последнего были так спокойны за свои жизни в Москве, хотя фронт находился в нескольких десятках километров, какие задачи в своей работе может решать такой человек, как Маргарита Андреевна. О многие загадки спецгруппы товарища Бродова почесали мы тогда языки… – Вот молодец Маргарита Андреевна! Это очень хорошо, Катюша. Будешь ты скоро матушкой. Война скоро кончится. Действительно молодец Маргарита Андреевна! Нашла решение проблемы, от которого всем стало только лучше. Ведь Катя, обретя новые убеждения, могла попытаться уйти из Лаборатории и объяснить при этом с наивной искренностью, что желает порвать с прошлым, поскольку вся наша деятельность – сплошной грех. Страшно представить, что с ней случилось бы, если б она хоть намекнула, что желает облегчить душу от грехов! В лучшем случае, Михаил Маркович – и тяжёлые, объёмные программы внушения, которые не могут не затронуть сокровенных глубин души… Уж как Маргарита Андреевна подобрала подходящего для Катюши человека – загадка в квадрате. Но надо полагать, что и Алексей будет счастлив с нашей доброй, милой, искренней подружкой. И как говорится, дай им Бог! – Таська, ты что в халате? Спать собралась?! – Да нет пока. Заходите, девчонки! – Чего «заходите»? Быстро собирайся, и побежали на Красную площадь! Ещё успеем. У меня слабеют ноги. Девчонки радостно возбуждены. Но почему на ночь глядя надо срочно бежать на Красную площадь? – Что случилось? – С Луны свалилась?! Салют же сегодня! Один раз – с цветными огнями и с прожекторами. Очень красиво! И ещё один простой. Силы вернулись, и я без лишних разговоров кидаюсь одеваться. Времени в обрез. – Вы бы ещё позже зашли! – Кто ж знал, что ты, клуша, всё прослушала? Как хорошо! Я ещё не нарадовалась родным голосам, и каждое слово родной речи – как карамелька во рту. «Клуша» – это же чудо какое-то! «Клуша – прослушала» – восторг! Но я не задерживаюсь. Уже готова, и мы выскакиваем из дома. Из Малого Власьевского до Красной площади, если бегом, можно успеть за полчаса. Пальто мешаются, но ещё холодно. Небо ясное, первые звёзды. У Женьки на лацкане приколота фосфоресцирующая брошь в виде ромашки, а у Лиды – в виде совы. Улицы по ночам ещё темны, хотя налётов нет. Куда им, немцам: их отогнали уже так далеко! И вот зенитки, вместо огненных трасс снарядов, шлют в небо охапки цветных огней. Салют, как рассказали подружки, в Москве не редкость ещё со взятия Орла и Белгорода; он гремит теперь всё чаще, но нынче – непривычная пока новинка, ради которой пришло особенно много народу: разноцветный! Размеренные залпы звучат уже не грозно, а торжественно. Народу много, детвора подпрыгивает от возбуждения. Мы вместе со всеми снова и снова кричим «Ура!». Притихшими переулками возвращаемся сначала ко мне – это девчонкам по дороге, потом они расходятся по своим жилищам. Теперь – спать! Завтра у меня первый рабочий день после проверок, после жизни за гранью, после учёбы. Первый в жизни рабочий день дома. Часть восьмая Провал операции После коротенького отпуска, во время которого я вволю нагулялась по Москве и окрестностям, и освоила собственную квартиру, и наплакалась, и нарадовалась – яркая, звонкая весенняя погода располагала к радости! – я почувствовала себя совершенно отдохнувшей, готовой к любым новым заданиям. Сразу же меня вызвал к себе новый начальник. Как и при знакомстве, цепляла взгляд отчаянная молодость Кирилла Сергеевича. У него даже нежный такой юношеский пушок был на щеках. Тем не менее он прилежно и очень вдумчиво вникал в нюансы нового для себя дела. Ему вовсю помогал мой старый знакомец – Михаил Маркович. Группа лабораторий, которой прежде руководил товарищ Бродов, была реорганизована ещё при нём, и моя родная экспериментальная лаборатория оказалась в составе более крупного подразделения, которое учило одарённых детей, готовило нейроэнергетические кадры для разных ведомств, держало, как прежде, энергетическую оборону и вплотную подступило к решению новой задачи – осуществлению нейродиверсий. Всё подразделение осталось в составе НКВД, а лаборатории «оккультной разведки и контрразведки» была, конечно, прямая дорога в государственную безопасность. Пока её ещё не перевели, но она стояла несколько особняком и статус имела особый. Однако активное сотрудничество с остальными частями отдела продолжалось. Ещё товарищ Бродов подобрал и обучил кадры, под его руководством формировались методы и складывался стиль деятельности бойцов энергетического фронта. Увидав перемены как бы со стороны – свежим взглядом новичка, я была поражена тем, как много успели Николай Иванович и его команда за два года. Я попала в совершенно другую организацию по сравнению с той, которую покинула в начале сорок второго года. Лаборатория, в которой я очутилась теперь, будто повзрослела: атмосфера тут стала более строгой, отношения – более деловитыми и эмоционально отстранёнными. Пожалуй, всё это напоминало больше обстановку в «Аненербе», нежели ту домашнюю, тёплую и творческую, которая запомнилась мне из «детства». И всё же существенное отличие нас от «Аненербе» я находила: у нас легко дышалось, легко думалось благодаря отсутствию давления со стороны тяжеловесных идеологических постулатов. Это тоже – колоссальная заслуга товарища Бродова: мы были полностью свободны от псевдонаучной болтовни, наша нейроэнергетика была начисто лишена искусственных идеологем. Зато мы каждое действие соотносили с законами мироздания, которые в просторечии именовали «кармическими». Итак, Кирилл Сергеевич вызвал меня и поставил первую боевую задачу. Я должна проникнуть в сознание одного германского военачальника и заставить его совершить тактическую ошибку. Нынче именно от вверенных ему частей, занимающих ключевые позиции, зависит ход далеко не самой крупной, но важной боевой операции – нашей наступательной и их, соответственно, оборонительной. Мне передали фотокарточку. Со снимка смотрел мужчина лет тридцати в подполковничьей форме. Сейчас ему больше лет на пять, и он генерал. Молодой для генерала! Изучая карточку, я невольно улыбнулась. – Что вас обрадовало? – насторожился Кирилл Сергеевич. – Вы знакомы с этим человеком? – Да нет, к сожалению, – бросила я, не отрываясь от изображения. – Просто. Идеальный ариец… Молодой генерал действительно обладал прямо-таки образцовой для арийца внешностью: худощавое, узкое лицо с правильными и жёсткими чертами, светлые глаза и волосы, твёрдо сжатые губы и мечтательно-целеустремлённый взгляд, направленный вдаль, поверх фотокамеры. У этого есть идеалы и принципы, причём они лежат прямо на поверхности. Очень хорошо: проще найти подход! А ещё хорошо, что он мыслит и чувствует относительно независимо, таким образом, он отдалён от центра эгрегора, и его «защита принадлежностью» довольно слаба. Раньше таких в высшем командовании вермахта надо было днём с огнём искать, но теперь старые, проверенные военачальники чаще выбывают из строя, а им на смену берут таких вот – самостоятельных… – Почему вы, Таисия, сожалеете, что не знакомы с этим человеком? – несколько издалека прозвучал вопрос Кирилла Сергеевича. Пришлось остановить погружение в транс: надо же что-нибудь ответить. Интерес нового начальника был каким-то прилежно-ученическим. Надо разбираться в деятельности сотрудников, а как, с чего начать? – Когда она знакома с человеком лично, ей во много раз удобнее работать, – пояснил за меня Михаил Маркович. – В ближайшее время она не сможет вам отвечать: из транса нежелательно выходить в середине процесса. – Ах, вот что. Понял вас. Извините, что отвлёк, – попросил начальник с искренним смущением. – Продолжайте!