— Но, клянусь богом, Фрона, я не виноват. Я не святой, возможно. Но мои руки не запятнаны кровью. — Не забывайте, Грегори, — мягко сказала она, — что не я буду судить вас. К сожалению, этим займется собрание старателей, и весь вопрос в том, как убедить их в вашей невиновности. Главные пункты обвинения против вас — это предсмертные слова Бэллы и кровь на вашем рукаве. — Вся хижина была залита кровью! — горячо воскликнул Сент-Винсент, вскочив на ноги. — Уверяю вас, она вся была залита кровью! Как я мог не запачкаться ею, когда боролся не на живот, а на смерть. Неужели вы не верите моему слову?.. — Успокойтесь, Грегори. Сядьте, вы действительно сам не свой. Если бы приговор зависел от меня, то, можете быть уверены, вы были бы оправданы. Но эти люди, — вы знаете, что такое власть толпы. Как нам убедить их, чтоб они вас отпустили? Разве вы не понимаете? Ведь у вас нет свидетелей. Слова умирающей женщины более святы, чем клятва живого мужчины. Можете ли вы сказать, что заставило эту женщину умереть с ложью на устах? Имела ли она основание ненавидеть вас? Причинили ли вы зло ей или ее мужу? Он покачал головой. — Безусловно, многое для нас необъясним?, старателям это и не нужно. Для них все очевидно само собой. Наша задача опровергнуть очевидность. Можем ли мы это сделать? Журналист бессильно опустился на стул и поник головой. — Значит, я погиб. — Нет, положение не так уж безнадежно. Вас не по» весят. Положитесь на меня. — Но как вы поможете? — спросил он с отчаянием. — Они захватили власть, они сами себе закон. — Во-первых, река вскрылась. Это важнее всего. Губернатор и территориальный суд ожидаются с минуты на минуту в сопровождении отряда полиции. И они, безусловно, остановятся здесь. И, кроме того, мы сами можем кое-что предпринять. Река почти очистилась ото льда, и на худой конец нам можно бежать. Им в голову не придет, что мы решимся на это. — Нет, нет! Невозможно! Что значим мы с вами против такого большинства? — Но с нами будет мой отец и барон Курбертен. Четверо решительных людей, действующих сообща, могут совершить чудеса, Грегори, дорогой. Верьте мне, все будет хорошо. Поцеловав его, она провела рукой по его волосам. Но беспокойное выражение не сходило с лица Сент-Винсента. Джекоб Уэлз засветло переехал пролив, и с ним вместе прибыли Дэл, барон и Корлисс. Пока Фрона переодевалась в одной из маленьких хижин, охотно предоставленной владельцами, ее отец пошел справиться о здоровье почтальона. Известия были крайне важными, настолько важными, что лицо Джекоба Уэлза оставалось озабоченным и мрачным еще долго после того, как он их перечитал по несколько раз. Но его беспокойство как рукой смахнуло, когда он вернулся к Фроне. Сент-Винсенту, заключенному в соседней хижине, разрешили свидание с ними. — Дело обстоит неважно, — сказал Джекоб Уэлз, прощаясь с ним. — Но не волнуйтесь, Сент-Винсент. Как бы то ни было, вас не вздернут, покуда я тут кое-что еще значу. Я уверен, что не вы убили Борга. Положитесь на меня. — Сегодня был длинный день, — заметил Корлисс, провожая Фрону к ее хижине. — А завтрашний день покажется еще длиннее, — сказала она устало. — Мне так хочется спать. — Вы храбрая маленькая женщина, и я горжусь вами. — Было десять часов. В неясных сумерках он увидел похожие на привидения льдины, непрерывно проплывавшие мимо. — В этом деле вы можете полностью рассчитывать на меня, — продолжал он. — Полностью? — переспросила она дрогнувшим голосом. — Если бы я был героем мелодрамы, то сказал бы «по гроб жизни»! Но, как простой смертный, я только повторяю — полностью. — Вы очень добры ко мне, Вэнс. Я никогда не смогу вам отплатить… — Ну. ну! Я не торгуюсь. Любовь — служение, так мне кажется. Она долго смотрела на него. И в то время как на лице ее отражалось удивление, она почувствовала в глубине души какое-то неясное смущение. Она сама не понимала, чем это было вызвано. События сегодняшнего дня и всех дней с тех пор, как она познакомилась с ним, промелькнули перед ней. — Вы верите в чистую дружбу? — спросила она наконец. — Я надеюсь, что такие узы будут всегда связывать нас. Светлая, чистая дружба добрых товарищей? — И, говоря так. она сознавала, что эта фраза не совсем точно передает ее чувства и желания. И когда он покачал головой, она почувствовала какой-то легкий, радостный и необъяснимый трепет. — Добрый товарищ? — спросил он. — Вы ведь знаете, что я вас люблю. — Да, — тихо сказала она. — Боюсь, что вы недостаточно хорошо знаете мужчин. Поверьте мне, мы сделаны из другого теста. Добрые товарищи? Приходить с холода к вам на огонек? Отлично. Но приходить, когда у этого очага будет сидеть другой мужчина? Нет. Дружба требует, чтобы я радовался вашей радости, а можете ли вы представить на минуту, что я был бы в силах видеть вас с ребенком другого человека на руках, с ребенком, который мог бы быть моим, а теперь смотрит на меня глазами того, другого, и улыбается мне его улыбкой? Как вы думаете, мог бы я радоваться вашей радости? Нет, нет! Любовь не уживается с чистой дружбой. Фрона положила ему руку на плечо. — Вы считаете, что я не прав? — спросил он, пораженный странным выражением ее лица. Она тихо плакала. — Вы измучены и переутомлены. Спокойной ночи. Ложитесь спать. — Нет, не уходите еще, — остановила она его. — Нет, нет, я говорю глупости. Ведь вы же знаете, что я устала. Но послушайте, Вэнс! Впереди много дел. Мы должны составить план на завтра. Зайдите к нам. Папа и барон Курбертен сейчас вместе, и, если случится самое худшее, мы должны вчетвером совершить великое дело. — Захватывающе, — заметил Джекоб Уэлз, когда Фрона коротко набросала план действий и распределила между ними роли. — Но во внезапности— залог успеха! — Государственный переворот! — провозгласил барон. — Великолепно! О! Меня в жар бросает при этой мысли! Руки вверх! — ору я диким голосом. — А что, если они не поднимут рук? — спросил он вдруг Джекоба Уэлза. — Тогда стреляйте. Никогда не давайте себя запугивать, если у вас в руках ружье, Курбертен. Авторитетные люди утверждают, что это не ведет к добру. — А вы должны сторожить «Бижу», Вэнс, — сказала Фрона. — Папа думает, что завтра на реке будет мало льда, если ночью не случится затор. Ваша обязанность ждать с лодкой у берега, как раз перед дверью. Вы, конечно, не будете знать, что происходит, пока не увидите бегущего Сент-Винсента. Тогда скорей с ним в лодку и прямо в Доусон! Поэтому я попрощаюсь с вами теперь, ведь завтра утром у нас, вероятно, не будет времени. — Держитесь левого пролива, пока не минуете поворот, — посоветовал Джекоб Уэлз, — а потом сверните направо и плывите по течению. Так, а теперь уходите и живо в постель. До Доусона семьдесят миль, а вы должны туда слетать одним махом. ГЛАВА XXVIII Собрание старателей внимательно выслушало Джекоба Уэлза. Это заседание незаконно, заявил он, оно не облечено судебной властью. Те времена, когда в стране не существовало закона и подобные собрания считались в порядке вещей, давно миновали. Теперь установлены законы, и притом справедливые. Правительство королевы доказало, что оно на высоте положения, и узурпирование его власти является шагом назад, во тьму прошлого. Такой образ действий следует признать ни больше, ни меньше, как «преступным». В случае же серьезных последствий он твердо и решительно пообещал, что примет активное участие в привлечении каждого из них к ответственности. Закончил он свою речь тем, что предложил отложить дело и передать арестованного территориальному суду. Все это было единогласно отклонено. — Разве вы не видите? — сказал Сент-Винсент Фроне. — Надежды нет. — Есть. Послушайте! — И она в общих чертах посвятила его в план, разработанный прошлой ночью. Он слушал ее неохотно, слишком подавленный, чтобы разделять ее энтузиазм. — Это безумная попытка, — возразил он, когда она кончила. — Отказаться от нее— значит предпочесть виселицу, — ответила она с легким раздражением. — Вы, я думаю, хотите бороться до конца? — Конечно, — ответил он глухим голосом. Первыми свидетелями были два шведа, которые припомнили случай с корытом, когда Борг разразился страшным гневом. Несмотря на свею ничтожность, случай этот в свете последующих событий сразу же приобрел серьезное значение. Он давал простор воображению. Главную роль играло, конечно, не то, что было сказано, а то, что осталось недосказанным. Люди, рожденные женщиной, самые грубые из них, достаточно хорошо знали жизнь, чтобы разобраться в этом обыденном, пошлом происшествии, для которого существовало только одно объяснение. Во время показаний зрители понимающе качали головами, и по рядам шепотом передавались различные комментарии. Человек шесть свидетелей быстро сменили друг друга. Все они тщательно обследовали место происшествия и внимательно осмотрели остров; все они подтвердили, что нигде не нашли ни малейших следов тех двух людей, о которых упоминал подсудимый в своем предварительном показании. К удивлению Фроны, Дэл Бишоп занял свидетельское место. Она знала, что он не любит Сент-Винсента, но не могла себе представить, что он знает об этом деле. Когда он присягнул и был установлен его возраст и национальность, Билл Браун спросил, какова его профессия. — Старатель-одиночка, — вызывающе ответил он, бросив мрачный .взгляд на собрание. Дело в том, что среди золотоискателей очень мало одиночек, и большинство их совершенно не признает этого способа добывания золота. — Одиночка! — хихикнул какой-то человек почтенного вида, одетый в красную рубашку. Свой первый лоток с песком он промыл в Калифорнии еще в начале пятидесятых годов. — Вот именно, — подтвердил Дэл. — Скажите, молодой человек, — продолжал собеседник, — вы хотите нас уверить, что вы всегда были одиночкой? — Вот именно. — Не верю. — Старик презрительно пожал плечами. Дэл поперхнулся и порывисто вскинул голову. — Господин председатель, я хочу сделать заявление. Я не сомневаюсь в законности суда, я только заявляю коротко и ясно, что после конца, заседания набью морду всякому, кто позволит себе смеяться надо мной. Поняли? — Вы нарушаете порядок, — ответил председатель, постучав по столу своим молотком. — И вам тоже! — вдруг закричал ему Дэл. — Хороший порядок вы поддерживаете! Одиночка я или нет, это не имеет никакого отношения к делу. Почему вы разрешаете задавать дурацкие вопросы? Уж я с вами разделаюсь, дубина вы эдакая! — Это мы увидим! — Председатель покраснел, ударил молотком по столу и вскочил с места. Дэл сделал шаг ему навстречу, но Билл Браун кинулся разнимать их. — К порядку, джентльмены, к порядку! — взмолился он. — Теперь не время для таких недостойных выходок. Вспомните, что здесь присутствуют дамы. Оба противника, ворча, повиновались, и Билл Браун приступил к допросу. — Мистер Бишоп, нам известно, что вы хорошо знакомы с подсудимым. Мы просим вас сообщить суду, что вы знаете о его характере. Лицо Дэла расплылось в широкую улыбку. — Во-первых, он очень вздорный человек… — Постойте! Я не могу этого допустить! — Подсудимый вскочил, дрожа от гнева. — Вы не должны подобным образом ставить на карту мою жизнь! Позволять какому-то сумасшедшему, которого я видел всего раз в жизни, свидетельствовать о моем характере… Старатель повернулся к нему. — Значит, вы не знаете меня, Грегори Сент-Винсент? — Нет, — холодно ответил Сент-Винсент. — Я не знаю вас, любезный. — Не смейте называть меня любезным! — яростно крикнул Дэл. Но Сент-Винсент, игнорируя его, обратился к толпе: — Я видел этого человека всего раз в жизни и затем случайно встретился с ним в Доусоне. — Вы вспомните меня раньше, чем я кончу говорить, — насмешливо сказал Дэл. — Придержите язык и дайте мне высказаться. Я приехал сюда с ним вместе в восемьдесят четвертом году. Сент-Винсент стал всматриваться в него с пробудившимся интересом. — Да, мистер Грегори Сент-Винсент. Вы как будто начинаете вспоминать. Я в те дни носил усы, и звали меня Браун. Джо Браун. Он злорадно усмехнулся, но журналист, по-видимому, потерял всякий интерес к его словам. — Это правда, Грегори? — воскликнула Фрона. — Вспоминаю, — медленно пробормотал он. — Не знаю… Нет. Что за чепуха! Тот человек умер. — Вы сказали, в восемьдесят четвертом году, мистер Бишоп? — напомнил ему Билл Браун. — Да, в восемьдесят четвертом году. Он был газетным писакой, командированным в кругосветное путешествие через Аляску и Сибирь. А я в Ситхе сбежал с китобойного судна, вот отчего и назывался Брауном, и нанялся к нему за сорок монет в месяц. Плюс стол и квартира. А он поссорился со мной… Неизвестно откуда начавшееся и постепенно разраставшееся хихиканье встретило его заявление. Даже Фрона и сам Дэл Бишоп невольно улыбнулись. И только один подсудимый сохранял серьезный вид. — Кроме меня, он поссорился со стариком Энди на реке Дайе, и с Джорджем, вождем чилкетов, и с торговым агентом на реке Пелли, и со многими другими. Он втягивал нас в бесконечные истории, в особенности из-за баб. Он постоянно перемигивался с ними… — Господин председатель, я протестую, — сказала Фрона, поднимаясь. Лицо ее было спокойно. Она, по-видимому, вполне владела собой. — Совершенно излишне касаться любовных похождений мистера Сент-Винсента. Они нам не помогут. И, кроме того, в этом собрании вряд ли найдется человек настолько честный, чтобы руководствоваться правильными побуждениями в подобном вопросе. Поэтому я требую показаний, относящихся к делу.