Услыхав пение, Куизль решил сначала, что задремал. Песня эта совершенно точно не могла звучать здесь: она доносились из другого, далекого отсюда мира. Майский жук в вышине, а твой папа – на войне… Палач изумленно поднялся. Песня не была порождением собственной фантазии и звучала не где-то в голове – она доносилась откуда-то с улицы, слева от бочек, и была совершенно реальной. Мать осталась в Померании, а Померания в огне… Наконец голос приблизился почти вплотную. Пел он до отвращения фальшиво, но был при этом очень знакомым. – Ты и вправду думаешь разыскать отца таким образом? – проворчал Симон. – Пока что на нас только горшки ночные выплескивают. Да и поешь ты, честно сказать, не очень. – Не важно, как я пою, главное, что пою, – язвительно ответила Магдалена. – Нужно орать как следует, чтобы отец услышал. – Орать, вот именно, – засмеялся Симон. – Ты даже колокола перекричала. Они медленно брели к югу от Новоприходской площади, и по пути то и дело сворачивали в тесные переулки. Уже трижды навстречу им попадались отряды вооруженных стражников. В другое время они бы тут же усадили Симона и Магдалену в дурью клетку за нарушение ночной тишины, но сегодня у них были дела поважнее. Бледные, перепуганные солдаты лишь мельком оглядывались на странную парочку и спешили мимо. Отовсюду слышались выкрики других отрядов, а один раз издалека донесся грохот. – Дай-ка подумать, – сказала Магдалена, уже немного охрипшая. – У Ганса новые портки, зима пройдет… У меня и песен-то не осталось уже. Ты других, случаем, не помнишь? В детстве она часто пела с отцом и теперь надеялась, что он узнает ее по голосу и выбранным песням. Во всяком случае, так девушка привлекала меньше внимания, чем если бы просто во весь голос звала отца. Стражники и любопытные жители, что выглядывали на них из окон, видели в ней обычную пьяную шлюху, которая шаталась с клиентом по улицам. Магдалена пыталась припомнить еще какую-нибудь песню и вдруг просияла. – Есть еще одна! И как это я раньше про нее не подумала… Магдалена затянула колыбельную, которую отец всегда напевал ей перед сном. Пока она раз за разом повторяла один и тот же куплет, в голове проносились обрывки воспоминаний об отце. Вот он наклоняется к ней, и Магдалена чувствует запах пота и табачного дыма… Она сидит на плечах великана, с ним ей ничего не страшно, он сильный и непобедимый – Господь ее детства… По щекам текли слезы, но она продолжала петь. – Майский жук в вышине, а твой папа – на войне… Из трухлявой бочки, лежавшей на краю улицы, вдруг выбрался огромного роста призрак и, пошатываясь, поднялся. Одет он был в рваные штаны и запачканную кровью рубаху. Руки и ноги были замотаны повязками, лицо чернело от сажи – и все-таки Магдалена сразу поняла, кто перед ней стоял. – Папа! Господи, папа! – закричала она, словно спятив. Девушка даже не подумала, что поблизости могли находиться стражники. Потом поднесла ладонь ко рту и продолжила шепотом: – Святой Антоний, мы тебя нашли… Ты жив! – Ненадолго, если ты снова начнешь так фальшивить, – простонал Куизль и шагнул к дочери. Только тогда Магдалена заметила, насколько тяжело был ранен отец. – Нужно… уходить… – с трудом проговорил палач. – Они… не отстанут… Третий судья… Магдалена нахмурилась. – Третий судья? Отец, что ты такое говоришь? – Я думал, он схватил тебя… – пробормотал Якоб. – Он знал имена – твое и матери. Дьявол решил отомстить… – Лихорадка, наверное, – заметил Симон. – Кошмары… – Вайденфельд! – закричал палач, словно от боли. – Он хочет мести! – Господи! – Магдалена зала рот ладонью. – Опять это имя… Кто же он такой, это Вайденфельд? Колокола все не умолкали, выкрики стражников становились все ближе: значит, скоро солдаты доберутся и до этого переулка. Прямо над головами внезапно распахнулось окно, на улицу выглянул беззубый старик в ночном колпаке и злобно уставился на беглецов. – Потише, чтоб вас всех! Бестолочь пьяная! Забирайте своих шлюх и проваливайте! Лекарь схватил Куизля за плечо и потянул обратно за бочки. Палач был почти без сознания, Магдалена присела рядом с ним. – Епископский двор, – шепнул ей Симон. – Нужно попросить для него убежище, это единственная наша возможность! Сейчас нам из города точно не выйти. – И ты всерьез думаешь, что епископ даст приют убийце? – недоверчиво спросила Магдалена. Симон решительно кивнул. – Церковный приют издревле считается священным. Если твой отец доберется до церковных владений, никто не сможет выдать его стражникам. Там над ним властен один лишь епископ. – Чудесно! – Магдалена закатила глаза. – И отца моего колесует не городской совет, а сам епископ… Прямо гора с плеч! – Так мы хотя бы время выиграем, – возразил Симон. – Я уверен, как только мы выясним, что за эксперименты проводили в подвале, разгадать всю эту тайну не составит труда. Только тогда мы сможем доказать, что твой отец невиновен. – А если нет, то все насмарку… – Магдалена помотала головой. – Нет уж! Отец на свободе. Зачем снова подвергать его опасности? – Да ты посмотри на него! – Симон кивнул на Куизля. Тот сидел привалившись к бочке, тяжело дыша и уронив голову на грудь. – Хорошо, если он хоть до епископа дотянуть сможет! Там его хотя бы подлечат. Где-то рядом послышались окрики стражников и топот ног по утоптанной глинистой земле. В следующее мгновение из-за угла появились двое преследователей и свернули в переулок. Магдалена перестала дышать, заметив, что бочка, к которой прислонился отец, начала медленно клониться в сторону от его веса. Еще пара сантиметров, и она с грохотом опрокинется. Магдалена изо всех сил притянула к себе отца. Стражники пронеслись мимо и растворились во мраке. – Ну, ладно, – прошипела Магдалена. – Сделаем как ты сказал. Но если хоть один волос с его головы упадет, всю жизнь один будешь спать! Симон улыбнулся. – Поверь, это сейчас тревожит меня меньше всего. Идем, буди его, наш гигант задремал. Они похлопали палача по щекам и, когда он немного пришел в себя, подхватили его под руки. – Скорее, тащим его к собору, – прошептал Симон. – Надеюсь, люди решат, что мы ведем пьяного друга домой. – Уберите от меня… свои лапы… – пробормотал палач. – Я и сам… могу идти. – Пап, не валяй дурака, – отозвалась Магдалена. – Хоть раз не перечь, когда тебе дочь помогает. Ты уже не так молод. – Скотина ты… наглая. Якоб со стоном повис на руках Симона и Магдалены и перестал сопротивляться. Магдалена сомневалась, соображал ли он вообще, куда они собрались его отвести. – Ну, двинули, – прошипел лекарь. – Пока снова стражники не появились. Общими усилиями они приподняли обмякшее тело и поплелись с этой тяжелой ношей по ночным улицам. При этом палач все время падал, и им всякий раз приходилось останавливаться. Дважды навстречу им попадались стражники: они обыскивали с факелами ниши и подворотни и оба раза обходили их стороной. Этой ночью у них было слишком много других дел, кроме как возиться с какими-то пьяницами. Через пятнадцать напряженных минут они добрались наконец до безлюдного Травяного рынка, где располагался вход в резиденцию епископа. И остановились, разочарованные: высокие, почти в три шага, ворота оказались накрепко запертыми. – Черт! – прошипела Магдалена. – Могли бы и догадаться. Издали тяжелый, усиленный железом портал выглядел крайне негостеприимно. Черной громадиной возвышался он над площадью, а над ним нависала арка с эркером, украшенным различными гербами. В левой створке находилось небольшое окошко, тоже запертое. – Ну, и как ты туда зайдешь? – не унималась Магдалена. – Возьмешь и постучишься? – Не забывай, у меня есть приглашение епископского пивовара. – Да, для тебя. Но вот дочери палача и беглого убийцы в нем не значится. Симон закатил глаза. – Хватит уже придираться. До этого мы действовали по твоему плану, сейчас – по моему. Договорились? – И что же ты задумал, умник ты наш? – Для начала давай-ка прислоним его к стене, у меня рука сейчас отвалится. Они осторожно подтащили Куизля к нише между домами, чтобы его не заметили случайные прохожие. Лицо у палача побледнело, на лбу выступили капельки пота, но возле стены он все-таки устоял. – Вы сможете пробежать несколько метров без посторонней помощи? – спросил у него Симон. Палач кивнул, поджав губы. Тогда лекарь шепотом объяснил им, что он задумал, после чего шагнул к воротам и громко постучал. Пришлось немного подождать, пока за воротами не послышались шаркающие шаги. Потом со скрипом отворилось окошко, и в него высунулось злобное, заросшее щетиной лицо епископского стражника. – Советую придумать что-нибудь убедительное, коль вздумал барабанить сюда в такой час, – пробурчал он. – Иначе остаток лета ты проведешь у нас в подвале. Без воды.