Они прошли под каменной аркой в засаженный деревьями тенистый двор. Примерно на сотню шагов к востоку тянулись хозяйственные постройки, справа за стеной высилась громадина собора, и вся обстановка напоминала внутренний двор крепости. Отец Губерт уверенно пересек двор, затем свернул налево и в конце концов остановился перед массивной дверью. В воздухе витал специфический аромат, которого Симон сразу определить не сумел: приторный и тяжелый, как пахло старое пиво, слишком долго простоявшее под солнцем. Францисканец вынул из-под рясы большой ключ, отворил дверь и, сдержанно поклонившись, жестом указал внутрь. – Мои владения, чувствуйте себя как дома. Строение по высоте могло посоперничать с любой башней. Симон вошел внутрь: всюду стояли громадные чаны, от некоторых поднимался пар и куполом клубился под потолком. Вдоль стен одна на другой высились бочки с гербом епископа, а посередине стоял гигантский медный котел. Было настолько жарко, что рубашка Симона вмиг пропиталась потом. – Пивоварня… – отметил он не без удивления. Отец Губерт кивнул с гордостью. – Епископская пивоварня. В том году только выстроили, на развалинах древнеримской башни. И я могу смело заявить, что мы варим лучшее пиво во всей Баварии. – Ну а вы… – начал Симон. – Главный пивовар епископа, – закончил за него отец Губерт. – И будь я проклят, если не лучший, какого только смог отыскать епископ. Его преосвященство любит пиво, особенно мое. Он усмехнулся и наполнил две кружки для себя и лекаря. – Поэтому я, возможно, и могу позволить себе чуть больше, чем остальные служащие. Епископ скорее воскресную службу пропустит, чем лишнюю кружечку с утра. Будем здоровы. Он протянул Симону пенную кружку. Лекарь глотнул и поднял брови в приятном удивлении – пиво действительно было превосходным: холодным, приятным на вкус и с точно выверенным хмелевым оттенком. – Неплохо, не правда ли? – Францисканец заговорщицки подмигнул. – Это белое пиво. Не произносите ни слова! Вообще-то в Баварии его разрешено варить только курфюрсту. Так что же, одному лишь Его высокопревосходительству наслаждаться столь замечательным варевом? Это просто возмутительно. Он сделал щедрый глоток и громко рыгнул. – Давайте-ка присядем, и вы расскажете, что привело вас, ученого, в Регенсбург. – Отец Губерт показал на шаткий стол и две табуретки возле парового котла. – Да будет вам известно, что, помимо пивоварения, я занимаюсь и другими науками и теориями. Вильгельм Оккам, Фома Аквинский, или же светские ученые, Бэкон и Гоббс, например. – Он вздохнул. – Здесь меня окружают провонявшие солодом тугодумы. Поэтому я всегда рад побеседовать с единомышленником. Так что вас сюда привело? Симон глотнул пива и решил хотя бы отчасти сказать монаху правду. – Я лекарь и ищу, куда бы пристроиться, – пробормотал он. – Так, лекарь, значит, – монах наморщил мясистый лоб, так что обозначились глубокие складки. – А где вы обучались, позвольте спросить? – В… Ингольштадте. Симон не стал упоминать, что уже через несколько семестров бросил учебу из-за нехватки денег, азартных игр и лени. – Не так-то легко пробиться в местную гильдию лекарей, – продолжил он после некоторого раздумья. – Старики новичков выживают. А пока я жду испытаний в коллегии Регенсбурга. – У вас есть рекомендации? – Я… э… – Симон беспокойно полез в карман, словно мог наколдовать какой-нибудь важный документ. Но чуда не произошло. Вместо этого он нащупал кошелек с противным мучнистым порошком. «Порошок из лаборатории!» Из-за всей этой суеты юноша его так и не изучил толком. Хотя для этого у него не было ни нужных инструментов, ни книг. В подземельях нищих он все равно этой загадки не разгадал бы. Ему вдруг пришла в голову мысль. Симон вытащил мешочек из кармана и протянул его отцу Губерту. – Рекомендаций у меня с собой, к сожалению, нет. Но, пока не начались испытания, почтенные экзаменаторы дали мне задание, – Симон состроил ученую мину. – До следующей недели я должен выяснить, что это за порошок. Вы случайно не знаете, чем это может быть? Монах высыпал немного порошка на мясистую ладонь и понюхал. – Хм, – он почесал лысину. – Синеватого оттенка, пахнет плесенью и смешан с пеплом… – Поначалу я решил, что это жженая мука, – проговорил лекарь. – Но нет, здесь что-то другое. Отец Губерт кивнул. – Верно, другое. У меня даже есть предположение, что именно. – Вы знаете? – Симон вскочил с табуретки. – Скажите, прошу вас! Монах отложил мешочек на стол. – Не торопитесь, мой юный друг. Глупо выйдет, если я ошибусь, а вы из-за меня перед коллегией опозоритесь… – Он задумчиво склонил голову. – К тому же экзамен вообще-то ваш, а не мой… Ну да ладно. – Он спрятал мешочек в карман. – Я помогу вам. Правда, мне потребуется время. – Сколько? – нетерпеливо спросил Симон. Губерт пожал плечами. – День или два. Мне нужно удостовериться. Может, посовещаюсь с кем-нибудь. Лекарь покачал головой. – Столько я ждать не могу! Монах задумчиво глотнул из кружки и вытер пену с губ. – Можете пожить здесь это время. У меня тут комната есть, все равно пустует. Летом работы не так уж и много, да и я всегда рад компании. К тому же… – Он подмигнул. – Вы сами ведь говорили, что до экзамена еще неделя. Так что не торопитесь так. Я все делаю основательно. Не только пиво. Симон вздохнул. – Хорошо. Подожду, только не здесь. Но обещайте мне, что не затянете с ответом! Отец Губерт расплылся в улыбке. – Даю слово епископского пивовара. – Он выдвинул ящичек из стола и достал оттуда клочок бумаги, перо и чернила. – В любом случае я выпишу вам грамоту, чтобы стражники у ворот вас пропустили. И пусть только попробуют вас задержать! Отец Губерт быстро начеркал на документе несколько строк и приложил к нему епископскую печать. Потом свернул в трубочку и протянул Симону. – Тому, кто вздумает шутить со мной, придется иметь дело с епископом. Хоть это болваны смогли усвоить, – проворчал монах. – Без пива Его преосвященство становится немного раздражительным… А теперь отведаем лучше свежих колбасок. Он открыл один из котлов и вытянул из него связку розовых колбас. Монаха окутало паром, и он словно бы стоял на облаке. – На что только не сгодится такой вот котел, верно? – Губерт понюхал плотно набитую баранью кишку. – А теперь скажите, что вы думаете об этом новомодном пройдохе Декарте? Куизль проснулся от тихого шороха. Он приподнялся, застонал от боли и в первую секунду не понял, где находится. Все вокруг окутывал непроглядный мрак, и лишь впереди мерцала, постепенно расширяясь, полоска света. Вместе с болью вернулись и воспоминания. Тойбер помог ему сбежать и привел в этот подвал под борделем. Что, если эта Доротея его выдала? И возле прохода теперь ждали стражники, чтобы снова отвести его в камеру? В проход влезла сгорбленная фигура. Это был Филипп Тойбер. Он втащил за собой объемистый мешок, поставил его в углу и проворчал: – Пока все спокойно. Твой побег, видимо, держат в тайне и обвиняют друг друга в разгильдяйстве. – Он тихо засмеялся. – Из этой тюрьмы сотню лет никто не сбегал! Но они недолго теряться будут, сегодня же начнется большая охота. Поэтому лучше бы тебе несколько дней тут пересидеть и не высовываться. – Мне нужно разыскать Магдалену… – прошептал Куизль. Он попытался встать, но боль в разбитых ногах была такой сильной, что Якоб снова сполз по стене. – Для начала тебе нужно выздороветь. Тойбер порылся в мешке и вынул из него свиную ножку, хлеб, кусок сыра и запечатанный кувшин с вином. – Вот, поможет набраться сил. Покажи-ка мне свои ноги… Он принялся натирать мазью его голени, а Куизль впился зубами в свинину, так что жир потек на бороду. После стольких дней на жидкой похлебке и плесневелом хлебе жесткое мясо казалось манной небесной. Палач буквально чувствовал, как силы возвращаются в покалеченное тело. – Мой сын разыскал твою дочь и передал ей письмо, – проговорил Тойбер, не отрываясь от работы. Якоб прекратил жевать. – Как она? – спросил он. – Никуда не вляпалась? Филипп засмеялся и покачал головой. – Кто бы спрашивал… Думаю, все у нее хорошо. Мой сын встретил ее с этим лекарем у сгоревшей купальни. С ними было еще несколько нищих, и они, похоже, смогли что-то выяснить. – А где она теперь? Палач Регенсбурга пожал плечами. – Не знаю. Но раз уж она связалась с этими нищими, то смогу выяснить. Я из них много кого в колодки запирал, клеймил или плетьми из города гнал. Хотя некоторых и просто так выпустил, так что за ними должок.