© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014 * * * Посвящается любимой Катрин. Поладить с Куизлем способна лишь сильная женщина. Едва на свет появится солдат, Из трех крестьян обоз ему вручат: Один сготовит для него еду, Второй отыщет бабу помилей, И третий за него сгорит в аду. Стих времен Тридцатилетней войны Действующие лица Якоб Куизль – палач из Шонгау Симон Фронвизер – сын городского лекаря Магдалена Куизль – дочь палача Анна-Мария Куизль – жена палача Близнецы Георг и Барбара Куизль Жители Шонгау Марта Штехлин – знахарка Иоганн Лехнер – судебный секретарь Бонифаций Фронвизер – городской лекарь Михаэль Бертхольд – пекарь и городской советник Мария Бертхольд – его жена Резль Кирхлехнер – служанка пекаря Жители Регенсбурга Элизабет Гофман – жена цирюльника и сестра Якоба Куизля Андреас Гофман – цирюльник из Регенсбурга Филипп Тойбер – палач Регенсбурга Каролина Тойбер – его жена Сильвио Контарини – венецианский посол Натан Сирота – король нищих Регенсбурга Паулюс Меммингер – казначей Регенсбурга Карл Гесснер – начальник порта в Регенсбурге Доротея Бехляйн – хозяйка борделя Отец Губерт – пивовар при епископе Иероним Рейнер – староста и городской советник Йоахим Кершер – председатель налоговой службы Регенсбурга Доминик Эльспергер – хирург Ганс Райзер, Брат Паулюс, Безумный Йоханнес – нищие Пролог Ноябрь 1637 года, где-то на просторах Тридцатилетней войны Всадники апокалипсиса ходили в ярко-красных штанах и изодранных мундирах, а за спинами, словно знамена, развевались на ветру плащи. Ездили они на старых облезлых клячах, покрытых грязью, их клинки заржавели и зазубрились от бесчисленных убийств. Солдаты молча ждали за деревьями и не сводили глаз с деревушки, в которой собирались в ближайшие часы устроить бойню. Их было двенадцать. Дюжина оголодавших, истощенных войной солдат. Они грабили, убивали и насиловали – раз за разом, снова и снова. Когда-то они, может, и были людьми, но теперь от них остались лишь пустые оболочки. Безумие источило их изнутри, пока не заплескалось наконец в их глазах. Предводитель, молодой и жилистый франконец в ярком мундире, пожевал расщепленную соломинку и втянул слюну сквозь щель между передними зубами. Завидев, как из труб жавшихся у опушки домов потянулся дым, он удовлетворенно кивнул. – Судя по всему, есть еще чем поживиться. Предводитель выплюнул соломинку и потянулся к сабле, покрытой ржавчиной и пятнами крови. До солдат донесся женский и детский смех. Вожак ощерился. – И бабы в наличии. Справа захихикал прыщавый юнец. Вцепившись длинными пальцами в уздечку своей тощей клячи, немного сгорбленный, он походил на хорька в человеческом обличье. Зрачки его сновали туда-сюда, точно ни на секунду не могли остановиться. Ему было не больше шестнадцати лет, но война успела состарить его. – Кобель ты, Филипп, настоящий, – просипел он и провел языком по пересохшим губам. – Одно только на уме. – Заткнись, Карл, – раздался голос слева. Он принадлежал неотесанному бородатому толстяку с растрепанными черными волосами, такими же, как у франконца – и у юноши с безжалостными пустыми глазами, холодными, словно осенний дождь. Все трое были братьями. – Отец наш тебя не научил разве пасть открывать, только когда слово дают? Умолкни! – Срать на отца, – проворчал юноша. – И на тебя, Фридрих, тоже срать. Толстяк Фридрих собрался было ответить, однако предводитель его опередил. Рука его метнулась к шее Карла и стиснула горло так, что глаза юноши выпучились, словно огромные пуговицы. – Не смей больше оскорблять нашу семью, – прошептал Филипп Леттнер, самый старший из братьев. – Никогда больше, слышишь? Или я кожу твою на ремни порежу, пока покойную матушку звать не начнешь. Понял? Прыщавое лицо Карла стало пунцовым, он закивал. Филипп выпустил его, и Карл зашелся в приступе кашля. Лицо Филиппа внезапно преобразилось, теперь он смотрел на сипевшего братца едва ли не с сочувствием. – Карл, милый мой Карл, – пробормотал он и взял в рот еще одну соломинку. – Что же мне с тобой делать? Дисциплина, понимаешь… Без нее на войне никуда. Дисциплина и уважение! – Он склонился к младшему брату и потрепал его по прыщавой щеке. – Ты мне брат, и я тебя люблю. Но если ты еще раз оскорбишь честь нашего отца, то я тебе ухо отрежу. Понятно? Карл молчал. Он уставился в землю и грыз ноготь.