– Вы действительно привели нас к сокровищу тамплиеров, и христианский мир за это вечно будет вам признателен. Но вы же понимаете, что оставлять вас в живых слишком рискованно. Никто не должен узнать, что сокровище сотни лет находилось в руках еретиков. И то, что мы добились его ценой крови… – Он осуждающе оглянулся на брата Натанаэля. – Что ж, это более чем прискорбно. Нехорошо будет, если подобные обстоятельства всплывут на поверхность. В общем и целом… – Вы всё это время знали! – перебил его Симон, который снова обрел способность говорить. – Мы с самого начала были всего лишь вашими бездумными слугами, которые приведут вас к сокровищу. В тот раз вы намеренно показали нам здесь договор о продаже, чтобы мы сами во все разбирались! Настоятель, словно извиняясь, развел руками. – Я знал, что вы умны и любопытны, Симон Фронвизер. Вместе с палачом вы отыскали вход в крипту и не раз уже доказали, что соображаете быстрее многих других. Вы, как молодой пес, ищущий кость, вынюхиваете и шарите в каждом углу. Я это оценил. – Он снисходительно улыбнулся. – Когда вы приехали в Штайнгаден, сначала я не хотел показывать вам документ. Но потом подумал: почему бы не позволить псу откопать кость? Мои собратья постоянно держались поблизости от вас. Вот только палач был для меня слишком опасен. Поэтому я позаботился о том, чтобы он занимался другими делами. Симон тяжело вздохнул. – Так это вы поручили секретарю Лехнеру, чтобы он отправил Куизля выслеживать разбойников! – Не совсем так. Но результат превзошел всякие ожидания, так ведь? – Настоятель довольно взглянул на них сквозь теперь уже кристально чистые стекла очков. – Разбойники на эшафоте, сокровище у нас в руках, да и город еще немного заработал. Теперь, похоже, и Бенедикта оправилась от потрясения. – И на похороны моего брата вы… – сказала она и гневно уставилась на настоятеля. – Вы явились только для того, чтобы проверить, насколько мы продвинулись в поисках. А на брата моего вам было плевать! Боненмайр взглянул на нее чуть ли не с грустью. – Вовсе не так. Смерть вашего брата, как я уже говорил, крайне прискорбна. Я хотел оказать ему последние почести, он это заслужил, – настоятель улыбнулся. – Кроме того, я решил, что смогу немного отвлечь Симона от наших деяний, сделав главной подозреваемой сестру Коппмейера. Бенедикта вскочила, словно хотела вцепиться настоятелю в горло. – Вы – проклятый… Симон усадил ее на стул, прежде чем брат Натанаэль успел шагнуть к ней с занесенным кинжалом. – Интрига вам почти удалась, – заметил лекарь, убедившись, что Бенедикта успокоилась. – Какое-то время я действительно подозревал, что Бенедикта отравила собственного брата. Я и предположить не мог, что за убийством стоит настоятель Штайнгадена! Боненмайр сокрушенно покачал головой. – Приказ устранить пастора церкви Святого Лоренца как опасного свидетеля поступил из Аугсбурга, с самого верха. Не от меня! Когда Андреас Коппмейер во время ремонта обнаружил крипту, он написал письмо епископу. Только так мы узнали, что сокровище объявилось вновь. Я бы, наверное, выбрал иной путь. Но епископ счел за лучшее обеспечить полное молчание. Коппмейер был хорошим священником, но, к сожалению, любил сболтнуть лишнего. Слишком велика была опасность, что и другие узнают об этой тайне. Все-таки Коппмейер и сестру успел в нее посвятить. Нам пришлось положить конец этому безобразию. Поймите же! – И кто за всем этим стоит? – спросил Симон сиплым голосом. – Епископ? Или есть кто-то еще? Боненмайр тихо засмеялся. Его глаза холодными бриллиантами сверкнули за стеклами очков. – Нас много. По всем христианским землям, от простых монахов и вплоть до епископов. Наших имен не знает даже папа, однако мы занимаем высшие посты в Ватикане. Мы боремся против распространения ереси и оберегаем ценности христианства от разрушения. Слишком долго мы наблюдали, как лютеране, кальвинисты, цвинглиане, гуситы и кто там еще оскверняли наши святыни и реликвии! – Он вскочил и принялся расхаживать вдоль полок, заставленных книгами и пергаментами. – Это отребье! Они ссылаются на Десять первых заповедей, но на самом-то деле являются не более чем кучкой преступников! Эти сатанисты переплавляют священное золото в монеты, топчут алтари и сжигают мощи наших святых! Лицо его стало багрово-красным, а очки начали запотевать. Боненмайр закрыл глаза и медленно выдохнул, в конце концов на губах его снова заиграла улыбка. – То, что мы так неожиданно получили известие о величайшем сокровище христианства, да к тому же в письме простодушного пастора, есть божественное знамение. Господь хочет, чтобы мы в скором времени вступили в величайшую священную войну. Сокровище здесь! Прямо перед глазами! – Боненмайр остановился и воздел руки к небу. – Оно украсит нашу церковь. В Штайнгаден хлынут наконец толпы паломников! Здесь, в Пфаффенвинкеле, возникнет второй Сантьяго-де-Компостела! Я уже получил от епископа согласие, что здесь будет храниться по меньшей мере часть сокровища. Настоятель вытянул руку в благословении и с улыбкой приблизился к Симону и Бенедикте. – Вы помогли нам снова найти его и вернуть в лоно церкви, – прошептал он. – И заслужили этим вечное признание. Я уверен, Господь присмотрел для вас особое место на небесах. – По мне, так хоть в ад отправляйтесь, я на небеса пока еще не собираюсь! – крикнула Бенедикта и устремилась к выходу. Она распахнула дверь, бросилась наружу и врезалась в двух кряжистых послушников, которые все еще дежурили у выхода. В плечо ее вцепились крепкие пальцы Натанаэля, и монах втащил Бенедикту обратно в библиотеку. Он царапнул ее кинжалом по горлу, и по шее женщины стекла тонкая струйка крови. – Вы позволите?.. – спросил Натанаэль, но настоятель покачал головой. – Не сейчас. Сначала я хочу получить сокровище. Оставим их здесь, в библиотеке. Окно слишком узкое, чтобы сбежать, а на двери крепкий замок. Займемся ими позже. Симон предпринял последнюю отчаянную попытку. – Послушайте, ваше преподобие! Вы совершаете ошибку. Нас хватятся. Палач Шонгау наверняка уже ищет нас… – Палач Шонгау? – перебил его Боненмайр и тихо засмеялся. – Не думаю. Никто не знает, что вы здесь. А если даже ищет… – Он сделал вид, что задумался. – Как знать, может, я передам вас августинцам Роттенбуха. Тогда Куизль сможет вас колесовать и четвертовать. Справедливое наказание за осквернение мощей святого Фелициана, не думаете? – Мы можем молчать! – воскликнула Бенедикта. – Что касается сокровищ тамплиеров, забирайте деньги себе. Нам они все равно не нужны, слишком много на них крови. – Деньги? Вы и вправду решили, что мы гонимся за деньгами? – Настоятель взглянул на них с изумлением и сокрушенно покачал головой. – А я-то считал вас умнее. Вы меня разочаровываете. Покачивая головой, Боненмайр вместе с братом Натанаэлем вышел из библиотеки. Дверь с грохотом захлопнулась на замок, и Симон с Бенедиктой уставились на высоченные полки, заставленные пыльными книгами, фолиантами и пергаментными свитками. Моя могила, подумал Симон. Он задумался о том, что значило последнее замечание настоятеля. Вы и вправду решили, что мы гонимся за деньгами?.. Что-то в его сознании рвалось наружу. Симон вдруг уверился, что на руках у него теперь были все части головоломки. Осталось лишь правильно собрать их воедино. Второй Сантьяго-де-Компостела… толпы паломников в Штайнгадене… сокровище христианства… – Ну конечно! Вот она, разгадка! Лекарь вскочил и принялся шарить по бесчисленным полкам в поисках нужной книги. Если уж ему суждено умереть, то он решил хотя бы узнать, за что. Едва ли не сразу за пределами Роттенбуха Куизль почувствовал, что за ним следят. Он свернул с широкой дороги и двинулся по узкой тропинке, о которой знали лишь немногие посвященные. И все же палач был не один. Сначала возникло знакомое чувство между лопатками; к нему прибавился тихий шорох в ветвях, а с деревьев, которых палач не задевал, то и дело срывались небольшие горсти снега. Все вместе пробудило инстинкты Куизля; люди за его спиной были хороши – но недостаточно. Палач резко свернул с дорожки, двинулся к сухим засыпанным снегом кустам ежевики и скрылся в зарослях. Перед ним открылась звериная тропа, незаметная снаружи. Якоб притаился между кустами и замер. Годы, проведенные в лесу за охотой или в поисках трав, научили его сливаться с окружающей природой. Если благоприятствовал ветер, палач мог таким образом подпустить к себе вплотную косулю и ребром ладони сломать ей шею. По шороху Куизль понял, что мужчины приближались к нему. Они двигались почти бесшумно, и только тихие шаги выдавали, что один из них вошел в заросли, а второй двинулся в обход. Значит, он сможет достать их по очереди, одного за другим. Палач ухмыльнулся. Небольшое преимущество… Куизль стиснул полированную дубинку, с которой никогда не расставался, и стал дожидаться, когда мимо него проберется первый мужчина. Наконец он его увидел. Незнакомец крался, пригнувшись, по звериной тропе и внимательно осматривался по сторонам; в правой руке он держал заряженный пистолет. Широкополая шляпа с перьями и яркий сюртук под изношенным плащом выдавали в нем бывшего солдата. Бородатого ветерана, закаленного в бесчисленных боях и наделенного силой и хитроумием человека, с малых лет привыкшего к смерти. Такого, каким был и сам Куизль. Палач дождался, когда ландскнехт пройдет мимо него, и ударил его по руке дубинкой. Человек оказался проворным. В последний момент он, вероятно, уловил краем глаза движение сбоку. Солдат, выругавшись, откатился в сторону и одновременно направил пистолет в сторону палача. Тишину разорвал выстрел, Куизль почувствовал жгучую боль в щеке, но задумываться об этом не было времени. Он с грозным рыком бросился на противника, который отбросил бесполезный теперь пистолет и выхватил шпагу. Однако густые заросли не давали ему толком ударить, он несколько раз попытался уколоть палача, а потом выпрыгнул из кустов. Куизль в последний раз успел врезать ему по лопатке, прежде чем солдат скрылся из виду. Палач выругался. Все его преимущество пошло прахом – теперь оба солдата стояли снаружи, а он, как загнанный в теснину кабан, сидел в своем укрытии. Якоб слышал, как они пыхтели перед зарослями, сквозь ветви виднелись их силуэты. По раздавшемуся щелчку Куизль понял, что один из них взвел арбалет, а второй, похоже, заново набивал пистолет порохом. Нужно выходить. Иначе они расстреляют меня, как бешеную псину… Не задумываясь больше ни на секунду, Куизль зарычал и рванулся из кустов. С окровавленным лицом, в рваном, забрызганном грязью плаще, он в это мгновение действительно походил на разъяренного кабана. От его страшного крика солдаты на секунду оцепенели, и эта секунда замешательства вышла Якобу на руку. Человек с пистолетом отбросил оружие и судорожно потянулся за шпагой. Второй не успел толком поднять арбалет, и болт с визгом полетел в землю и застрял в сапоге палача, что разозлило Куизля еще больше. Он налетел на них и врезал дубинкой одному из разбойников в живот. Тот согнулся, словно поваленное дерево. Палач размахнулся и обрушил дубинку на голову противника. Раздался треск, словно кто-то расколол лесной орех. Куизль повернулся ко второму разбойнику. Тот, размахивая шпагой, пытался удержать палача на расстоянии. Клинок со свистом рассекал воздух, солдат метался в разные стороны, колол шпагой и снова отскакивал. Одним из таких выпадов он задел плечо Якоба и разорвал ему плащ, однако палач вовремя увернулся. Когда разбойник замахнулся для очередного удара, палач внезапно пригнулся, поднырнул под шпагу и оказался прямо перед противником. – Проклятый ублюдок, больше тебе не водить меня за нос. Куизль влепил ему две столь увесистые оплеухи, что бедняга, словно мешок соломы, рухнул на землю. Через некоторое время незнакомец очнулся, связанный по рукам и ногам; голова его раскалывалась от боли. В нескольких шагах от себя он увидел Куизля, сидевшего перед небольшим костром. Языки пламени отбрасывали на палача красноватые тени. По лицу его широким ручьем текла кровь: Куизль стиснул зубы и зашивал рану на щеке. Заметив взгляд пленника, палач ухмыльнулся. – Неплохой будет шрам, – сказал он. – Но это ничто по сравнению с теми шрамами, которые получишь ты, если не выложишь все как есть. Он едва заметно кивнул в сторону костра. Пленник покосился на огонь, и взгляд его остановился на огромном охотничьем ноже, клинок которого докрасна раскалился среди углей. И разбойник решил говорить. Магдалена бежала по темному коридору прочь от подземной часовни. Ей попалось несколько ступеней, проход поднимался немного вверх. Внезапно она выбежала к перекрестку и резко остановилась – вправо и влево от основного коридора уходили низкие туннели. Во мраке мерцал слабый свет факелов. Где она оказалась? Какой проход выбрать? Неожиданно девушка решила свернуть налево. Проход изгибался и всего через несколько шагов выводил в каменную келью, выложенную грубо вытесанными блоками. Комната имела почти идеально квадратную форму, по стенам ее тоже горели факелы, а в центре стояли два саркофага. На надгробных плитах изображены были рыцари с мечами и в полных латах. Магдалена осторожно приблизилась к тяжеленным гробам. Может, ее держали в очередной усыпальнице тамплиеров? Она обнаружила мраморную табличку, установленную внизу у надгробия, только когда ударилась об нее ступней. Магдалена тихо выругалась и попрыгала на одной ноге. Когда боль наконец стихла, она не без труда перевела витиевато украшенную надпись на довольно устаревшей форме латинского. Под этой доской покоятся бесценные останки великого и могущественного князя Баварии Вельфа Шестого и его не менее добродетельного сына, Вельфа Седьмого.