– Ага. – Сердечко? – Ага. Чудик задумался. – Кота? – Кота? – переспросил бариста. – Ага. – Нет, кота не умею. Извините. Но могу попробовать, если хотите. – Не нужно, – сказал Чудик. – А колесо можете нарисовать? Как у автобуса? С шинами? Мужчина за стойкой посмотрел на Чудика, потом на его спутницу, потом снова на Чудика. – Ага. А шины зимние или летние? Чудик захохотал так громко, что остальные посетители стали на него оглядываться. Они сели за маленький круглый столик. На нем даже не было места для тарелок – только для чашек. Каждый уставился в свою чашку. – После первого глотка колеса уже не видно, – сказала она. – Тогда делай очень большой первый глоток, – посоветовал Чудик. – Чтобы было не так скучно допивать. И вообще, надо было каждому по две чашки заказать. – Зачем? – У автобуса четыре колеса, – ответил он. – И то правда. Надо было заказывать по две чашки. Это воспоминание, которое они смогут сохранить о своей поездке: колёса на молочной пенке. Чудик поднял свою чашку ко рту и сделал большой глоток горячего кофе. Он закрыл глаза. Колесо вкатилось к нему в рот. Он покатал его немножко языком, прежде чем проглотить. Открыв глаза, он посмотрел на потолок. С потолка свисали старые кофейные турки – как будто попали на небеса, в специальный рай для турок. Скоро они отправятся в обратный путь. Он будет долгим. Но вести автобус много часов кряду легко, когда сам проглотил колесо. Мама сразу уснула, а Франк еще долго лежал, размышлял и ворочался. В номере было очень тихо, только кондиционер негромко шуршал под потолком. Франк думал о том, как дела у мальчика, который описал туристов. О том, писает ли мама в Средиземное море. Что происходит дома. Случится ли завтра что-нибудь необычное – с собаками, автобусами или газонокосилками. Он вспоминал мини-гольф. Дениса прислала ему фотографию, на которой мальчик из третьего класса сидит на дереве рядом с той шестиклассницей. Это может означать только одно: он побил рекорд. Но как такое возможно? Карапуз-третьеклассник, который еще недавно играл в песочнице и не забил ни единого гвоздя при строительстве площадок, сонно думает Франк. Дениса и Оскар спят в своих кроватях в Норвегии. В поселке тихо-тихо. Наверное, завтра тоже что-нибудь произойдет, подумал Франк, засыпая. Но до завтра ждать не пришлось. Все случилось прямо ночью – после того, как поселок отошел ко сну. Машины проезжали по дороге раз в полчаса, потом только раз в час. В четыре часа ночи проехала последняя машина – это отправилась домой продавщица с бензоколонки. При въезде в поселок девушка заметила свет, которого не видела раньше, – не от фонаря и не от лампы. Свет был живой и свободный, он исходил из фермерского сада. Продавщица остановила машину. Фермер часто жег ветки, но никогда не делал этого прямо в саду, тем более по ночам. Она развернула машину, подъехала к его дому и принялась звонить, стучать и громко звать его, но, поскольку имени вспомнить не смогла, она кричала просто: «Эй, ты, выходи! У тебя тут что-то горит!» Фермер открыл дверь в футболке, надетой задом наперед и шиворот-навыворот. Он подбежал к шлангу, висевшему на стене. В саду горели четыре костра. Он вытащил шланг и принялся заливать ближайший костер, но сразу понял, что опоздал: горело уже давно. Над площадками для мини-гольфа взвились высокие пылающие колпаки. Фермер ограничился тем, что обильно полил землю вокруг площадок, чтобы огонь не переметнулся на другие постройки. Девушка втянула носом воздух. – Пахнет бензином, – сообщила она. Уж она-то знала, как пахнет бензин: она работала на бензоколонке. – Да, – согласился он. – Кто-то нарочно это сделал. – Да. Он выключил воду. Шланг устало повис в его руке. – Прислушайся, – вдруг сказал он. Все четыре костра громко потрескивали – как будто соревновались, кто быстрей догорит. – Какой ужас, – сказала она. Они встали ближе друг к другу – костры к этому располагают. – Да уж, – сказал он. – Но так приятно смотреть в костер. И слушать. Раньше я часто бывал на природе – разводил костры, ночевал в палатках. Она посмотрела на него. Он смотрел на огонь. – Если бы такое случилось со мной, я бы очень разозлилась, – сказала она. – О чем тебе напоминают звуки костра? – Звуки костра? – Да. Она прислушалась, потом покачала головой. – Ни о чем. – Это потрескивание похоже на шорох бумаги, когда разворачиваешь пакет с завтраком. Он посмотрел на нее. Она смотрела на огонь. – Я не знаю, у меня ланчбокс, – сказала она. Франк только недавно позавтракал, но терпеть уже не было сил. Он поднял вверх один палец и сказал: – Hello?[2] Мужчина с сумкой-термосом на плече удивленно остановился. – One kokorosa, please[3], – сказал Франк. Приехал за границу – изволь говорить по-английски. Мужчина подошел к шезлонгу и поднял крышку своей сумки. Изнутри поднимался пар. Он вынул из сумки «кокорозу». По лицу Франка легко можно было понять, насколько он разочарован. «Кокороза» оказалась всего-навсего кукурузным початком. Его завернули в салфетку и вручили Франку. Початок был горячий и чем-то намазан. Наверное, сливочным маслом. Но от этого было не лучше. Мама заплатила. Франк дождался, пока продавец «кокорозы» отойдет подальше, и только потом откусил несколько кукурузных зерен. Они были как маленькие желтые купальные шапочки – и на вкус примерно такие же. Неудивительно, что «кокорозу» никто не покупал. С тем же успехом продавец мог кричать «брюква» или «сельдерей». – Веди себя культурно, – сказала мама. Доедать «кокорозу» пришлось ей. Магнус обожал поболтать. Вообще-то мама тоже, но когда она говорила, Франк мог и не отвечать. То, о чем говорил Магнус, казалось важным. К примеру, теперь они сидели на скамейке в теньке и наблюдали, как старики играют в бильярд. Магнус сказал: