Но возможно, они еще порадуются, что народу в Белгороде поубавилось. Запасов еды – шиш с дыркой от бублика. Это если пересчитать на всех. А вместе с детьми народу набиралось более шести сотен. У кого-то, понятно, в закромах кое-что было, и достаточно, но многие прибежали в спешке лишь с тем, что смогли унести. Вот почему Духарев с самого начала распорядился обобщить запасы. Кто-то наверняка что-то придержал. Сам Духарев не исключение. Раненым-то нужно хорошее питание. Но он внес в общую копилку больше трети того, что в ней было. И претензий к нему возникать не должно. По прикидкам Грузилы припасов должно было хватить дней на десять-двенадцать. Хотелось думать, что большой хан у Белгорода столько не усидит. Конечно, ему не хочется оставлять за спиной невзятую крепость, но снова на штурм он не пойдет. Слишком много его воев легло под этими стенами. Понятно, что большой хан рассчитывает взять в Белгороде хорошую добычу. И в общем-то прав. Здесь есть чем поживиться. Сам Духарев уже позаботился о том, чтобы завезти сюда товары, которыми он собирался торговать весной. И он был не единственным купцом, который так поступил. Оставалось надеяться, что большой хан сообразит, что впереди еще много крепостей, а главное – беззащитных селений. Духареву их жителей было, конечно, жаль, но оберегать Русь в целом – дело, в общем, не его, а великого князя, который застрял где-то в Хорватии, хотя отлично знал, что печенеги болтаются у самых границ. Ну, поглядим. Может, и обойдется. Духарев поднялся на стену, где стояли караульные. Втрое больше, чем обычно, потому что надо было присматривать за печенежскими мортусами. Вроде бы условия, озвученные подханку, выполнялись. Оружия заметно не было. Правда, на самих покойниках его было полно, но Духарев надеялся, что его люди будут достаточно внимательны, и если три десятка копченых вздумают броситься на стены, у хана станет на тридцать бойцов меньше. Спустившись, Сергей Иванович решил проведать раненых. Почти все гридни обладали некоторыми медицинскими навыками, так что стрелы уже извлекли и раны обработали. Рана от стрелы – скверная рана. Тем более что у печенегов была дурная привычка мазать наконечники всякой дрянью вроде гнилого мяса. Но местные дезинфицирующие препараты, хоть и воняли в большинстве совершенно омерзительно, работали неплохо. Да и иммунитет у молодых воев высокий. Можно было надеяться, что гангрены ни у кого не случится. Поговорив с каждым и подбодрив, Сергей Иванович ушел к себе и прилег. Спустя примерно час к нему постучался Витмид. Сотник принес миску баланды из общей раздачи и, присев, поинтересовался, как, по его мнению, будут развиваться события. – Если копченые уйдут, – сказал Духарев, – мы – на коне. Если сядут в осаду, через пару недель возьмут город голыми руками. А они сядут, если узнают, что у нас нечего жрать. – Откуда бы им узнать? – усомнился Витмид. Духарев посмотрел на него внимательно. Хороший мужик сотник. Неглупый, предприимчивый. Настоящий командир вырос. Но жизненного опыта пока всё же маловато. – А потому, – сказал Сергей Иванович, – что если может случиться что-то дурное, то оно, скорее всего, и случится. И мы с тобой должны это предусматривать. – А что тут можно предусмотреть? – пожал плечами Витмид. Духарев вздохнул. – В данном случае – ничего. Русь. Пограничные земли Поначалу дорога была – сущее удовольствие. Во-первых, по удобному, подмороженному, но лишь немного присыпанному снежком тракту. Во-вторых, по богатым обжитым землям. И в каждом селении или городке их привечали. Княжья гривна на шее у Ильи действовала не намного хуже подорожной Болеслава Храброго. Тиунам, старостам, старшинам было за честь принять и угостить воина из старшей гриди великого князя. Так что встречали, угощали, провожали по чести, выдав припас на дорогу. Кони лоснились, дорожные сумы круглились, а глаза всадников малость осоловели от излишеств. Особенно весело было в городках, где стояли воинские дружины. Там пировали особенно бурно. Илье временами казалось, что все эти люди не понимают, что над ними нависла угроза орды. Большинство и не понимают. После того как Владимир вокняжился и окреп, копченые поутихли. Уже года четыре большие орды не пересекали границы Руси, и народ заметно разбогател. Даже у простого смерда мясо на столе появлялось не реже одного раза в седмицу. Обычно – в воскресенье. Многие же были искренне уверены: теперь, когда над ними Десница Господня, никакой ворог не посмеет посягнуть на их добро. Однако чем дальше отряд Ильи продвигался к Дикому Полю, тем меньше было этой счастливой беспечности. И тем больше людей терзала даже не угроза, неизвестность. Кто бы ни обосновался в приграничье – касоги, словене, русы, – все они были готовы сорваться и мчать к ближайшей крепости. Зерно было спрятано в ямы, большую часть скота продали, оставив пару коровенок, десяток свиней и небольшую отару. На хуторах несколько лошадей постоянно держали под седлом. Народ здесь был опытный, битый, наученный внезапными набегами малых ватажек. Но что такое большая орда, многие не помнили, а то и вообще не знали. От нее не отсидеться за стенами острога или частоколом селища. Илья и сам никогда не видел, что такое – тысячи копченых. При нем больших набегов не случалось. Его кровных родителей убили печенеги, но то была всего лишь ватажка в пару сотен сабель. Но тысячи… Со слов старших, отца, Артёма Илья знал, что остановить этот поток может только большая дружина великого князя. Но князя не было. А орда – была. Как мог, Илья пытался объяснить это там, где они останавливались. Уходите, прячьтесь, бегите. Делайте всё что угодно, лишь бы не оказаться на пути орды. Его слушали. Важно кивали, будто бы соглашаясь. Но не хотели среди зимы бросать теплые дома, налаженное хозяйство. Даже бывшие воины его не понимали. Те, кто понимал, – уже ушли. Илье с товарищами встретилось несколько дворов, в которых осталось только по паре холопов. Но таких было немного. – Орда близко! – увещевал Илья. – Бегите! Его слышали, но не внимали. – Зачем ты их пугаешь, брат? – удивлялся Маттах. – Это ж не твои люди, чужие. Ну набегут на них, тебе-то что? – Не чужие, – возражал Илья. – Здесь Русь. Все мы – одна держава. Братья во Христе! Тебе не понять. – Не понять, – соглашался хузарин. – Ты мне брат, верно. Миловид, Малига, Рулав… Но что вот этот, – он указал плетью на парнишку, выносившего из хлева навоз, – тоже твой брат, не поверю. Что с тобой случилось? Илья и сам не знал, что с ним случилось. Не объяснить. Если идет пожар, а на его пути дети беспечно собирают ягоды, как можно проехать мимо? Может, это и было то чувство, о котором говорил батя? Мол, кто свой, узнаешь наверняка, когда не сумеешь уберечь. Может, доблесть воина не только в том, чтобы ратиться с врагами? Может, спасти от смерти всех этих людей – это тоже доблесть воина? Не подбери его тогда Артём, он вырос бы совсем таким же, как они. Пахал, сеял… И надеялся, что беда обойдет стороной. Но нынешний-то Илья точно знал – не обойдет. И ему было очень нужно передать это знание остальным. А они, как глупые утята, надеялись спрятаться от лисы, зарывшись в травку. Это было действительно непонятное чувство. Те, кого он убеждал, были втрое, а то и вчетверо старше. У них были седые бороды, а у Ильи на верхней губе едва пробились усы. Но они были как дети. И сами, и те, за кого они решали. В том числе и за этих малышей в одних рубахах, которые, надев валенки, выскакивали за дверь и со звонким хохотом носились по двору. Будь у Ильи сильная дружина, он бы силой погнал всех прочь. Но с ним были только пятеро. Кого-то ему всё же удавалось убедить. Немногих. Странное чувство. Очень. Илья вроде бы знал свою цель. Отыскать где-то в бескрайних степях потерявшегося батю. Если тот, конечно, потерялся. Примерно три месяца назад князь-воевода прошел этой дорогой вместе с малой дружиной. Обратно не возвращался. Значит, он где-то впереди. Понятная цель: найти отца, помочь ему, если требуется, или просто присоединиться к его людям, если в помощи нет нужды. Всё просто и понятно. Тогда почему его так тревожит судьба всех этих беспечных смердов, которые не понимают, какая страшная участь их ждет? И уже очень скоро, потому что княжич нутром чуял: орда уже близко. Он – чуял, они – нет. Но даже Илья не подозревал, насколько она близко. Глава 27 Берег Северского Донца в месте впадения реки Везелицы. Белгород Владимиров. Месяцем ранее. Роковая стрела Печенеги не ушли. То, чего опасался Духарев, к сожалению, и случилось. Как они узнали, что в Белгороде нет запасов съестного? Но узнали. Более того, через пару дней к городу снова явилось посольство. – Сдавайтесь, русы! – надменно заявил подханок. Другой, не тот, с которым Духарев договаривался об уборке трупов. – Мы знаем, что у вас нечего жрать! Сдавайтесь, пока не подохли с голоду. Нам дохлые рабы ни к чему. – Да ты храбрец! – усмехнулся Духарев. – Жаль, в бою тебя не видел. За чужими спинами прятался? Подханок рассвирепел, но в виду крепостных стрелков волю гневу дать не рискнул. – Великий хан сказал: сдадитесь сразу, воев он пощадит. Только вы должны выйти первыми и без оружия. – А может, нам и руки друг другу связать, и ярмо на шеи надеть? – Великий хан… – Довольно! Я вас бил, когда твой папка на твою бабку писался. Если нечего больше сказать, пошел прочь! Подханок вскочил на лошадь, но всё же не удержался: – Кого ты там бил, рус, мне неведомо. А вот то, что мой хан из черепа вашего хана кумыс пьет, много раз видел. И сам угощался! «Значит, Курэй», – подумал Духарев. Издалека же он приперся. Вряд ли сам. Кто-то его надоумил. Может, ромеи? Золотишком.