— Тихо тут. — Да уж, точно. Пойдём, пройдём дальше вон туда, на тот камень, где заканчивается холм. Там неземные виды открываются, тебе и мне глазами их не объять! — Хе-хе-хе, куда ещё лучше, чем это? — Увидишь, поторопись! — Поразительно, как красиво, мои глаза недоумевают! Сюда нужно срочно Фила, ему точно тут должно понравиться. — Ты опять о нём? — Нет, это не то, что ты подумал, просто сказала. — Да не парься ты так, я же шучу. Шутит он, ага, да… — Завораживающие просторы перед нашими глазами, не правда ли? — Да-да! Так бы и сидела тут всю жизнь и никуда не уходила. — Ну так дерзай, тебя, по-моему, никто никуда не тянет и не торопит. — Ты прав, побудем тут ближайшие несколько часов. Какое же это эстетическое удовольствие… — вид просторов деревьев вдали, как они могучи и сильны, а дующий ветер вокруг добавляет ещё больше красок к происходящему. — Наверное, где-то там бегают зайцы с оленями? — спросила я Женю. — Да, наверное, где-то там точно есть кто-то. — Я уверена! Там точно есть зверюшки! — Ну раз ты сказала, значит, точно есть. — Это не потому, что я сказала, а потому что ты тоже так считаешь. — Хитро придумала, но спорить я с тобой лучше не буду. — Вот правильно, понимаешь, что со мной спорить бесполезно. — Вернее, я ничего и не слышал! Прошло минутное молчание. — Знаешь, не обращай на меня внимания, я просто тихонько посижу и посмотрю, хорошо? — Да смотри, сколько хочешь. — И ещё, Жень, можно я облокочусь на тебя? — проговариваю я это, тихим нерешительным тоном. — Прости, что? Я не расслышал. — Можно, облокочусь на тебя? — повторила ему. — Прости, если лезу в твоё личное пространство. — Что? Нет, конечно, в смысле не лезешь. Облокачивайся, я не против. — Ты говоришь как-то неуверенно, ты точно согласен? — Да-да, ты застала меня врасплох, я и занервничал. — Хорошо, тогда я облокачиваюсь. — Дерзай. Я облокотилась на Женю. Вроде мне хорошо и спокойно, вокруг природа и душевное спокойствие, но что-то в душе меня гложет. Что же это может быть? Если послушать своё сердце, что оно мне скажет? Раз, два, три, и оно мне сказало, что оно спокойно и бьётся как обычно, даже тише среднего. Значит, я спокойна и всё хорошо, но это биология, это не то, что я хотела услышать или мне нужен он? И тогда, может, почувствую другую сторону сердца. Видимо, пока мне не суждено узнать. Женя Неужели она так спокойно легла на меня? Почему? Интересно, что она чувствует в душе? Лежит безмятежно и смотрит вдаль, её сердце почти не бьётся, но я его всё равно слышу. Вокруг одна тишина, поэтому услышать звук сердца — это сущий пустяк. Я слышу, как мы с Наной дышим в такт, раз она, два я. Могу сосчитать наше дыхание хоть до тысячи, но у меня сейчас другая задача. Как мне понять, что у неё в душе? В этом мне может помочь только томограф, сама она навряд ли что-либо мне скажет. Но и он всю завесу тайны мне не откроет, вот так досада. Зачем всё это мне? Не знаю, я же должен изучать того, кого породил. Вот и занимаюсь изучением. Хотя, что уж греха таить… в глубине души я понимаю, почему мне так интересно это. Так мы и просидели с ней до вечера. Я уже думал, что она заснула, но нет, она не спит, она всё смотрит вдаль. Что же она там видит? — Эй! — прокричал я шёпотом. Легонько встряхнув её, проговорил: — А ну просыпайся, соня. — Я! И не спала я, — послышался от неё возмущённый тон. — Я тебя точно не разбудил? — Точно. — Куда глядишь так пристально тогда? — Я-то? Да всмотрелась в чарующий вид, да и в безграничность лесную. — Боюсь спросить, тебя кто-то ограничивает? — Да нет, дело совсем не в этом… природа, она, наверное, вся такая. За это вы, люди, её любите? — Да, скорее всего, ты права, мы любим её за то, что она чистая, совершенно чистая, такая, какая есть — настоящая, со своими нюансами, но целиком и полностью неистовая. Она не пытается тебя обмануть или показаться не такой, какой есть. Ты её видишь такой, какой хочешь её видеть. В этом и есть её уникальность. — Хорошие слова, Жень. Я запомню. — Сам от себя в шоке, иногда умею хорошо сказать. Может, уже поедем? А то уже темнеет, — волнительно произнёс я. — Ещё чуть-чуть, хочу посмотреть на закат, и тогда точно поедем. — Хорошо. Нана встретила свой первый закат со мной… где-то в глубине души хотел, чтобы она встретила его с Филом, но получилось, что со мной. Надеюсь, он особо возражать не станет. Мои рассуждения прерывает она воодушевляющей речью: — Ах, какое сочетание цветов: жёлтого, красного, оранжевого, я не могу! Мои глаза получают столько эндорфина, что мне, кажется, сейчас смогу взлететь. Как самая быстрая, активная птица, могучий ястреб! И она подрывается с места и бежит вниз, начиная порхать, как бабочка, которая только что вылупилась из гусеницы. Смотря на неё, не могу перестать улыбаться, но не солнышко же она. Прям вся целиком настоящая, радостная, живая, прыгает от вида заката, и видеть её такой это разве не седьмое чудо света? Как же хорошо, что благодаря нам с Филом на свет появилось такое замечательное создание, как Нана. И почему такое, нет, это грубость по отношению к ней, мне стыдно, что я назвал её «оно», человек, и точка. — Пойдём! Иди ко мне! Давай со мной в хоровод! — звонко прокричала она. — Не-не, ты меня не утащишь с собой ни за что! — Эй! Ты что?! Струсил?! — Ничего я не струсил, не хочу, и всё. — Ну, Женя! Не обижай меня, а то сейчас заплачу! А ты же не хочешь, чтобы я плакала? К тому же могу сказать Филе, что ты заставил меня рыдать, не думаю, что он оценит. Ах ты ж. Так мало живёт, а уже шантажу научилась, может, я поторопился с выводами, что она учится только хорошему? — А ну иди сюда! — Да-да, беги ко мне! И мы с Наной пустились водить хоровод под уходящее солнце. Это было незабываемо, со мной такого давно не было. Я замечал в ней столько искренности, сколько ни в одном другом человеке не наблюдал, даже в себе… настоящая, как сама природа. Нежно кружась, держалась за мои руки, её волосы так и порхали из стороны в сторону. Их светло-голубой цвет казался неземным на всём этом фоне заходящего солнца. Они блестели лучше самой яркой звезды в небе. Она так сладко смеётся, и её глаза бегают туда-сюда, она ни разу не остановила взгляд на мне, а всё смотрела вверх в высоту, на звёзды, которые только-только появлялись.