-- Чем же? -- Общением. Скрасили мое одиночество. Я не врал. И видел, что она понимает. Все мы бывали одиноки в новом мире по тем или иным причинам. 15 июля Одиночество. Порой оно было невыносимым. Особенно в августе, когда с океана приходили шторма и непогода. Я запирался в доме и надеялся, что ветер не разберет его на кусочки, а волны, которые захлестывали пляж, не заберут в пучину все, что останется. Даже зимой, когда иногда налетал заряд мокрого снега, а от холода не находилось спасения, было проще. Многие выжившие, оставшись одни, не выдерживали и накладывали на себя руки. Самоубийств в эти три года случилось не меньше, чем укусов зараженных. От страха, от безысходности, от потери близких или привычного мира. От шока из-за случившегося. Я перенес одиночество легко. Уж точно легче тех, кто вынес себе мозги. Да и одиночество это было довольно спорным. Рядом всегда находилась Мадлен. Но я все равно скучал. По людям. Голосам. Общению. И вот, наконец-то его получил. Десять дней я с ними. И начинаю чувствовать дискомфорт. Да что там! Я сдерживаюсь из последних сил и мечтаю только об одном – как можно скорее уехать. Это буквально вопрос выживания. Большие группы людей, как бы добры они не были к тебе, несут беду. И привлекают внимание тех, кто теперь охотится на человека разумного. 16 июля -- Завтра утром я уеду. Лэрри чуть приподняла брови, но не стала убеждать, что я все еще не очень здоров. -- Есть причина для такой спешки? Она была. Находиться рядом с людьми становилось невыносимо. Я уже почти что на пределе от такого количества общения. Но сказал иное. -- Я кое-кого оставил. Пора возвращаться. -- А я надеялась позвать тебя к Маунт Митчелл. Там есть несколько отелей, куда в наше время никто не придет. Я жил на берегу океана больше года и туда тоже мало кто приходил. Но приходил. И это не доставляло никакой радости. Одни проблемы. -- Безопасных мест нет. Чем быстрее мы это поймем, тем больше будет шансов. -- И все же там безопаснее, чем здесь. -- Аппалачи не самое дружелюбное место для пришлых. -- Ты вырос на севере, Марвин. Здесь юг. В этой части гор менее суровый климат. Я лишь покачал головой: -- И все-таки это горы. Может зимой и нет ужасного мороза, но хватит и того, что есть. Высокая влажность, реки, ручьи, заболоченная местность. А когда в декабре ляжет мокрый снег, вы не почувствуете разницу с севером. Зима есть зима. И добыть еду в горах, когда надо шуметь, а зверя искать порой днями, пускай их и развелось в достатке -- тяжело. Лучше отправляйтесь на восток. Равнина и океан прокормят всех. Она с сожалением хмыкнула и сказала с грустной улыбкой: -- Жаль, что ты не можешь. Мне тоже было жаль. Но я понимал, что вместе с ними не стоит ехать. Пожалею. И они тоже. Хотя очень хотелось согласиться. Одиночество – моя броня, пускай она и довольно ядовита. 17 июля Вечер. Я довольно много проехал и сейчас спрятал машину за Трентоном, в леске, на берегу Френч-Бранч. До Кротана рукой подать, но впереди в небо поднимается столб густого черного дыма, слышны выстрелы. Я не рискну. К тому же рука, точно свинцом наливается, и я все время потею. Лэрри, по доброте душевной, слишком много всадила в меня вакцины. Эффект у нее совершенно обратный. Чем больше этого яда в крови, тем мне хреновей. Я едва выжил и организм до сих пор борется с последствиями. Поэтому я все время пью, благо вода перестала вызывать отвращение. Я выехал ранним утром, и они все вышли провожать меня. Лэрри заплакала, обняв. Малышка Клер сунула в подарок флягу с хорошим бурбоном. Тавиньо просто пожелал удачи. Кто-то из Куперов поделился молоком. Настоящее молоко, черт его дери! Я уже почти успел забыть этот вкус! Тянуло остаться и поселиться вместе с коровами под одной крышей. -- Будем недалеко от Олд Форт. По тысяча четыреста седьмой. Надумаешь, нагоняй, -- сказала мне Лэрри. – Река Биг-Крик. Запомни. Я не стал ей говорить, что до горы Митчелл долгий и опасный путь на запад. Они застряли в Кинстоне, что же ждет их в том же Шарлотте? Она и так это знала, но готова была рискнуть, ради своего будущего и безопасности. Пускай призрачных и мнимых. И мы простились. С тяжелым сердцем. А может светлой грустью. Кажется, ни у кого не возникало сомнений, что вряд ли мы когда-нибудь еще встретимся в этой жизни. Порой расстояние и в сто миль становится непреодолимым. Что уж говорить о большем? 19 июля Кротан. Ночь. Завтра уже дома, если мне будет улыбаться удача. А сейчас я видел чудо. Сказку. Волшебство. Магию. Я уже задремал, когда погруженный во мрак лес взорвался громким стрекотом. Тысячи невидимых цикад запели одновременно, так громко, что у меня зазвенело в ушах. А потом из чащи пришел свет. Он был тусклый, но в первое мгновение, со сна и после болезни, мне показалось, что на меня летит автомобиль. Я дернулся, хватаясь за винтовку, щурясь и со сна мало что соображая. А потом увидел его. Почти двадцати футов в высоту, он шел с величием короля, высоко держа голову, так, чтобы все видели его корону. Огромные оленьи рога, заросшие мхом, мерцали бледно-зеленым светом и вокруг них летало целое облако бледных ночных мотыльков. Он походил и на человека, и на оленя одновременно, которого нарисовал неумелый ребенок. Желтоватая шерсть светилась на кончиках белым, из изящной шеи торчали шипы, прямоходячий, с тремя длинными ногами. Я смотрел во все глаза, забыв об оружии, а он склонился над машиной и заглянул в окно. Лицо, в котором тяжело найти что-то человеческое. Новый вид. Лучший образец слияния из всех, что я когда-либо видел. Король Кротана. Повелитель леса. Божество. Восемь круглых, похожих на драгоценные камни желтых глаз изучили мою изумленную рожу. Бархатистый нос втянул в себя воздух и мне показалось, что губы этого существа тронула улыбка.