– Восстания рабов и мертвой принцессы едва ли достаточно, чтобы… – Но я слышала, как Великий Магистр Дюваль говорил о том, что в Меридиане по всему океану прошли шторма, – продолжала она, пристально глядя ему в лицо. – Они добрались даже до Вентеры и Аставара. Странно, ведь сейчас не сезон штормов. Тал моргнул. «Вот оно что, – подумала Риэль. – А ведь ты этого не знал, не так ли?» – Случается, что шторма бушуют не только в сезон, – сказал Тал. – Эмпириум неисповедим. Риэль смяла пальцами края своих пышных юбок, утешая себя тем, что скоро наденет брюки и сапоги для верховой езды, и ветер будет обдувать ее кожу в открытом вороте рубашки. Она скоро займет место у стартовой черты. – В отчете, который я читала, – заметила она, – говорилось, что из-за пыльной бури на юге Меридиана порт Морсии был закрыт на несколько дней. – Одрик должен прекратить показывать тебе каждое сообщение, которое ложится ему на стол. – Одрик ничего мне не показывал. Я сама нашла это письмо. Тал поднял бровь. – Ты хочешь сказать, что пробралась в его кабинет, когда его там не было, и просмотрела его бумаги? Щеки Риэль вспыхнули. – Я зашла туда, чтобы забрать книгу, которую там оставила. – В самом деле? И что бы, интересно, сказал Одрик, если бы узнал, что ты зашла в его кабинет без разрешения? – А ему все равно. Я могу приходить и уходить, когда захочу. Тал закрыл глаза. – Леди Риэль, вы не можете посещать личные апартаменты наследного принца, когда вам заблагорассудится, и делать вид, будто в этом нет ничего особенного. Вы двое больше не дети. И ты не его невеста. Риэль на мгновение потеряла способность дышать. – Мне это очень хорошо известно, милорд. Тал только махнул рукой и поднялся из кресла, показывая всем своим видом, что все разговоры о Пророчестве и Королевах на этом закончены. – Город сегодня переполнен народом, и произойти может что угодно, – сказал он, проходя через комнату, чтобы налить себе еще чашку чая. – Все болтают о смерти принцессы Руны. В подобной атмосфере эмпириум может повести себя самым непредсказуемым образом. Возможно, нам следует вознести молитвы, дабы укрепить наш дух. В хаосе этого мира горящее пламя послужит нам якорем, связывающим нас с миром, эмпириумом и Богом. Риэль бросила на него насмешливый взгляд. – Вот только не надо говорить со мной этим магистерским тоном, Тал, как какой-нибудь древний старец. Он вздохнул, сделал глоток чая. – Я и в самом деле не молод. И сердит к тому же, а все из-за тебя. – Тридцать два года едва ли можно назвать старостью, особенно для того, кто уже стал Великим Магистром Храма Огня. – Риэль сделала паузу. Она должна быть сейчас предельно осторожной. – Не удивлюсь, если тебя назначат следующим Архонтом. Безусловно, когда рядом такой талантливый человек, как ты, я могу спокойно наблюдать за скачками из твоей ложи… – Не пытайтесь льстить мне, леди Риэль. – Его глаза сверкнули. Перед ней сейчас был тот Тал, который ей так нравился, – грозный огненный маг, а не благочестивый учитель. – Сейчас это для тебя небезопасно, не говоря уже о той угрозе, которую ты можешь представлять для окружающих, если что-то тебя расстроит и ты потеряешь контроль над собой. Риэль захлопнула толстый исторический фолиант и соскочила с подоконника. – Черт тебя побери, Тал. – Только не в Храме, пожалуйста, – предостерег Тал, глядя на нее над краем чашки. – Я уже не ребенок. Ты действительно думаешь, что у меня не хватит ума вести себя как подобает? – насмешливо спросила она. – «Риэль, давай помолимся вместе, чтобы ты успокоилась». «Риэль, давай споем песню о святой Кейтелл Великолепной, чтобы отвлечь тебя от ненужных мыслей». «Нет, Риэль, ты не можешь пойти на маскарад. Там ты можешь забыться и потерять контроль над собой. И вообще, веселье тебе ни к чему». Если бы отец настоял на своем, я бы до конца жизни так и сидела взаперти, уткнувшись носом в книгу или преклонив колени в молитве, и хлестала бы себя плетью каждый раз, когда у меня появлялась какая-нибудь случайная гневная мысль. Такой жизни вы с ним хотите для меня? Тал сидел не шелохнувшись и смотрел на нее. – Ради того, чтобы ты была в безопасности и другие тоже? Да, безусловно. – Держать меня под замком, как какую-нибудь преступницу. – Знакомая все разрушающая злость начала расти в ней; она усилием воли подавила ее. Она ни за что не потеряет контроль над своей силой, только не сегодня. – Знаешь ли ты, – сказала она притворно бодрым тоном, – что во время грозы отец отводит меня вниз, в комнату для слуг и дает мне настойку сонного корня? От нее я засыпаю, а он запирает меня и оставляет там одну. – Да, – ответил Тал после паузы. – Раньше я сопротивлялась. Он скручивал меня, бил по лицу, зажимал нос до тех пор, пока я не задыхалась и не открывала рот. Тогда он запихивал пузырек мне в рот и заставлял пить, я все выплевывала, но он продолжал вливать в меня настойку, нашептывая мне обо всем, что я когда-либо делала неправильно, и когда я уже не могла с ним бороться, я кричала о том, как сильно его ненавижу, и засыпала. Когда я просыпалась, грозы уже не было. На этот раз пауза затянулась. – Да, – тихо сказал Тал, наконец. – Это я тоже знаю. – Он считает, что грозы могут пробудить мою силу. Они возбуждают мое воображение, так он говорит. Тал покашлял, прочищая горло. – Это моя вина. – Я знаю. – Но давать тебе снадобье придумал твой отец. Она бросила на него уничтожающий взгляд. – И что, ты даже не пытался отговорить его от этого? Он не ответил, выражение бесконечного терпения на его лице заставило ее вскипеть. – Я больше не сопротивляюсь, – сказала она. – Я слышу раскаты грома и безропотно спускаюсь вниз, даже без его повеления. Какой же жалкой я стала. – Риэль… – Тал вздохнул и покачал головой. – Все, что я могу тебе сказать, я уже говорил раньше. Она подошла к нему, позволяя чувству одиночества, которое она обычно скрывала от него – от всех в мире, – смягчить выражение ее лица. Ну давай же, добрый магистр Белоуннон. Пожалей свою милую Риэль. Он сдался первым, отвернувшись от нее. Выражение, похожее на печаль, промелькнуло на его лице, он сжал челюсти. Отлично. – Он позволил бы мне всю жизнь провести во сне, если бы только мог, – сказала она. – Он любит тебя, Риэль. Он просто беспокоится о тебе. Жар, вспыхнувший на кончиках пальцев Риэль, рос вместе с ее гневом. На этот раз, охваченная неумолимой волной ярости, она позволила этому случиться. Она знала, что не должна этого делать, что эта вспышка только усложнит задуманный ею побег, но неожиданно для себя самой она не смогла заставить себя остановиться. Он любит тебя, Риэль. Отец, любящий свою дочь, не сделает ее пленницей. Она схватила одну из свечей со стола Тала и с мрачным удовлетворением наблюдала за тем, как фитиль вспыхнул неровным непокорным пламенем, плевался искрами. Глядя на него, она представила себе, как захлестнувшая ее ярость, подобно реке, неудержимо выплескивающейся из своих берегов, питает пламя в ее руках. Это пламя росло – вот оно уже размером с перо… кинжал… меч. Затем вспыхнули все остальные свечи – лес огненных лезвий. Тал поднялся из-за стола и поднял красивый полированный щит с подставки в углу комнаты. Всем повелителям стихий, которые когда-либо жили на свете – магам воды, ветра, теней, и каждому огненному магу, такому как Тал, – приходилось использовать артефакты, особые магические предметы, созданные своими руками, чтобы призвать стихию. Ту единственную стихию, которой каждый из них мог управлять. Всем, но только не Риэль. Она не нуждалась в артефактах, и огонь был не единственной стихией, которая ей подчинялась. Она могла управлять всеми семью стихиями. Тал встал позади нее, одной рукой держа щит, другой мягко касаясь ее руки. В детстве, когда она еще думала, что влюблена в Тала, такие прикосновения приводили ее в восторг. Теперь же она испытывала сильное желание ударить его. – Во имя святой Марзаны Блистательной, – прошептал Тал, – мы возносим эту молитву огню, дабы священный эмпириум услышал нашу мольбу и даровал нам силу: силу легконогого огня, пылающего не яростно и исступленно, но горящего ровно и ярко, несущего в мир истину и чистоту. Риэль едва сдержалась, чтобы не выругаться. Как же она ненавидела молиться. Каждое произносимое Талом знакомое слово казалось ей еще одним железным прутом, добавляемым к клетке, в которой ее держали отец и Тал. Комната начала трястись – зазвенели стекла в открытом окне, чернильница на столе, наполовину допитая Талом чашка чая. – Риэль? – позвал ее Тал, чуть отведя щит. Она почувствовала, как в его теле нарастает жаркое напряжение, – он готовился погасить ее огонь своей собственной силой. Но как она ни сопротивлялась, беспокойство в его голосе заставило ее ощутить приступ раскаяния. Он хотел как лучше, она знала это. Он отчаянно желал, чтобы она была счастлива. В отличие от ее отца. Поэтому Риэль склонила голову и проглотила свой гнев. Ведь то, что она собиралась вскоре совершить, скорее всего, навсегда разрушит их отношения с Талом. Она может позволить ему сейчас одержать эту маленькую победу. – Пылающего не яростно и исступленно, – повторила она и закрыла глаза.