– Она бы лучше о себе побеспокоилась, – сказала сестра Мэттьюс. – Ее впереди ждут такие же сражения, как у наших ребят на фронте. И такие же шансы победить. Глава 91 – Добрый вечер, мамуля! Ты как себя чувствуешь? – громким голосом спросила Глэдис Бигелоу, заглядывая в их тесную гостиную. Ее мать плоховато слышала. Мокрый зонт Глэдис оставила на стойке в прихожей, сумку опустила на пол и сейчас расстегивала плащ, с которого капало. Миссис Бигелоу, сидевшая на своем обычном месте у окна, устало улыбнулась и ответила: – Здорова, как лошадь. А как у тебя? – День прошел просто жутко. Рада, что закончился. – А я рада, что ты дома. Вечер такой промозглый. Ужасная погода, и это в сентябре. – Я на своей шкуре прочувствовала. Едва не утонула в этом дожде. Лучше посмотри, что́ я купила нам к чаю. Стейки из окорока и банку консервированных ананасов. И зеленый горошек. Пожалуй, я приготовлю пюре. Ты же обожаешь стейки с пюре. – Глэдис, напрасно ты все это. – Что именно, мама? – спросила Глэдис, снимая плащ. – Весь день работаешь, не поднимая головы, потом приходишь домой и готовишь мне ужин. Слишком большая нагрузка для одного человека, – сказала миссис Бигелоу, теребя в руках платок. Глэдис наморщила лоб. Повесив плащ на крючок возле двери, она села рядом с матерью и взяла дрожащие материнские руки в свои: – Мамуля, в чем дело? Опять что-то болит? Что случилось? – (Миссис Бигелоу отвернулась.) – Мама, не таись. Давай рассказывай. – Сегодня ко мне заходила миссис Карчер. Пекла дома печенье и принесла меня угостить… – Так это замечательно. – Конечно. И миссис Карчер – чудесная женщина. Рассказывала, что ее средняя дочка Эмили помолвлена и собирается замуж. Жених Эмили воюет во Франции. Сделал ей в письме предложение. Написал, что не может положить в конверт кольцо, но обязательно купит, как только вернется домой. – И что же тебя опечалило, мамуля? – удивилась Глэдис. – Прекрасная история. – Да, Глэдис, история-то прекрасная, отчего я и грущу. Мне самое время рассказывать такие истории про тебя. Парни должны были бы делать тебе предложение. Но за тобой даже никто не ухаживает, потому что все свободное время ты тратишь на меня. – Что за глупости, мама! У тебя из-за этого глаза на мокром месте? – Глэдис, это не глупости. Неправильно, чтобы молодая девушка вроде тебя возилась с матерью. У тебя должен быть молодой человек. Свое жилье. А в будущем – свои дети. – Всё будет, мамуля. Непременно, – пообещала матери Глэдис. – А что случилось с парнем, с которым ты встречалась… с Питером? Он вроде моряк. – Мама, я же тебе говорила. Он погиб в первые дни войны. – Ах, да. Ты говорила. Какая жалость. Помню, ты так им восторгалась. Называла обходительным. И что же, ты больше ни с кем не познакомилась? За столько-то времени? – Когда и где? Или ты не замечаешь, что число парней заметно поубавилось? – спросила Глэдис. – Им сейчас не до свиданий. Война как-никак. – Конечно, – согласилась миссис Бигелоу. – Дождись, когда война закончится и все они вернутся домой. Представляешь, как они устали от жизни в окопах, где ни одного женского лица? Они будут сами не свои до девушек. А все незамужние девушки вроде меня будут воротить нос и тщательно выбирать. Правда? – с улыбкой спросила Глэдис, стараясь незатейливой шуткой поднять матери настроение. – Надеюсь, – вздохнула миссис Бигелоу. – А я знаю, что так оно и будет. И хватит этих глупых разговоров. Ты мне совсем не в обузу. Я люблю возвращаться домой и рассказывать тебе, как прошел мой день. Что бы я делала, если бы мне было не с кем поговорить? Завела бы себе волнистого попугайчика? Я терпеть не могу этих чертовых пташек! – Глэдис! Что за словечки? Приличные девушки так не говорят. Но Глэдис видела: мать с трудом сдерживает смех. Поцеловав миссис Бигелоу в щеку, она сказала, что идет заниматься ужином, а то с разговорами они сядут за стол не раньше полуночи. – Мамуля, почтальон сегодня приходил? – спросила Глэдис, выходя из гостиной. – Да. Принес несколько писем. Миссис Карчер положила их на кухонный стол. Глэдис взяла сумку с едой и прошла по коридорчику в кухню. Часть принесенного она сложила в холодильник, после чего повязала фартук. Ее всерьез тревожило состояние матери. Миссис Бигелоу и раньше не отличалась хорошим настроением, но с недавних пор слезливость и беспокойство стали повторяться все чаще. Не далее как вчера Глэдис говорила об этом с доктором Морсом, и он сказал, что подавленное настроение сейчас испытывают женщины разного возраста. Глэдис поинтересовалась, каковы шансы матери вылечиться от донимавшей ее болезни Паркинсона. – Боюсь, мисс Бигелоу, никаких, – ответил врач. – Болезнь Паркинсона – заболевание прогрессирующее. Оно и дальше будет разрушающе действовать на центральную нервную систему. Двигательные функции вашей матери и ее речь будут лишь ухудшаться. Вы должны быть к этому готовы. Глэдис не представляла, как изменится ее собственная жизнь, если здоровье матери ухудшится. Ей и сейчас было нелегко. Если бы она смогла проводить с матерью целые дни, но это было невозможно. Без денег, зарабатываемых Глэдис, им не прожить. Им повезло с соседями: днем те приглядывали за матерью. А когда мать больше не сможет ходить? Говорить? Есть самостоятельно? Глэдис вздохнула. Об этом она подумает потом. Не сегодня, когда она так устала. Сейчас она, как всегда, приготовит чай. Они поедят, потом она вымоет посуду и уложит мать, после чего отдраит пол или что-нибудь постирает. Займет себя каким-нибудь делом. Глэдис это было просто необходимо. Рутинные дела уберегали ее разум от вороха мыслей. Она поставила на плиту кастрюлю с водой и улыбнулась, повернув кран. Плита была новой, купленной на прошлой неделе. Старая совсем развалилась, и продавец в магазине Гинна, торгующем бытовой техникой, посоветовал лучше купить новую, чем ремонтировать эту рухлядь. Глэдис так и поступила, ухнув деньги на самую дорогую модель. По словам мистера Гинна, самую лучшую. Кремовый, с зелеными крапинками, эмалированный корпус, четыре конфорки, гриль и вместительная духовка. Духовка тоже была газовой, а не угольной, как в старой плите. Мистер Гинн говорил, что обращаться с новой плитой намного легче. Нужно лишь не забывать потом тщательно закрывать все краны. – Иначе, Глэдис, вы отравитесь газом и умрете, – сказал он. – А мы этого совсем не хотим. Вы одна из моих лучших покупательниц. Хозяин магазина говорил правду. Не далее как в прошлом году она купила у них холодильник. Глэдис поставила вариться картошку. На соседней конфорке разогревался зеленый горошек. Она накрыла на стол и решила посмотреть почту. Газовая компания прислала счет, ссудо-сберегательная ассоциация – рекламную листовку с призывом покупать облигации военного займа. Третий конверт – небольшой, темно-желтого цвета – был без обратного адреса. Только ее имя и адрес. Судя по марке, письмо отправили вчера, из Камден-Тауна. Заинтригованная, Глэдис вскрыла конверт. Увидев содержимое, она вскрикнула. – Глэдис, что случилась? – крикнула из гостиной мать. – Ничего страшного, мамуля! – сглотнув, ответила Глэдис. – Схватилась за горячую ручку кастрюли, только и всего. – Будь осторожна, дорогая. – Конечно. Глэдис смотрела на отвратительную фотографию, запечатлевшую ее. Этот снимок Макс фон Брандт сделал почти четыре года назад в одной из меблирашек Уоппинга. Глэдис замутило. Она перевернула снимок. Оборотная сторона была чистой. В конверте – пусто. Никакого сообщения. Оно и не предполагалось. Письмо было предупреждением. Что-то пошло не так, и человек, пославший фотографию, требовал все исправить, и поскорее. Но что могло пойти не так? Глэдис не сомневалась: в любом случае это связано с Дженни Финнеган. Она сразу же вспомнила их вчерашний разговор в автобусе, когда обе возвращались с собрания суфражисток. Сегодня Глэдис весь день только и думала об этом. Дженни захотела узнать о Максе и содержимом конверта, переданного ей Глэдис. Она даже пригрозила обратиться к властям. Неужели Дженни это сделала? Неужели она настолько глупа? А ведь Глэдис ее предупреждала. Говорила, чтобы Дженни ни в коем случае не вскрывала конверт, просто передав его дальше, как делала всегда. В противном случае она узнает сполна, на что способен Макс фон Брандт. Конечно же, Дженни вняла ее предостережению. А если Дженни вняла, зачем это письмо с фотографией? Интуиция подсказывала Глэдис: возможно, кто-то подслушал их разговор. В автобусе находились и другие пассажиры. Несколько мужчин. Может, один из них тоже работает на Макса, и в его обязанности входит следить за курьерами и слушать их разговоры? Так оно и есть. Глэдис похолодела от ужаса. Там, где в дело замешан Макс фон Брандт, возможно всё. Фотография была предостережением. Приказом держать Дженни Финнеган в узде. – Боже мой, как мне это сделать? – прошептала Глэдис, цепенея от страха. Если Дженни решится вскрыть конверт и увидит содержимое, то наверняка обратится к властям. А когда она это сделает, правительство сразу же займется Глэдис. Ее арестуют, станут допрашивать и обвинят в государственной измене. Если не казнят, остаток жизни она проведет в тюрьме. Этому надо помешать. Она должна запугать Дженни. Запугать настолько, чтобы та и дальше безропотно передавала конверты Макса. Но как? Дженни и не подозревала, что помогает германским шпионам передавать в Берлин британские военные секреты. Дженни ни в чем не виновата. Когда-то Макс сказал ей, что помогает англичанам бороться против кайзера, и она ему поверила. Но по какой-то причине ее вера поколебалась. И что теперь прикажешь с этим делать? Заставить невиновную женщину предать родную страну? Даже если бы Глэдис знала, на какие рычаги нажать, ей бы не хватило духу привести их в действие. Она ни с кем не поступит столь же гадко и бесчестно, как Макс фон Брандт обошелся с ней. В мозгу Глэдис мелькнула мысль о самоубийстве. Снова, ибо впервые такая мысль пришла ей несколько лет назад, когда Макс показал ей компрометирующие снимки. Но и тогда, и сейчас она не могла решиться свести счеты с жизнью. Если ее не станет, мать отправят в приют для престарелых, где сиделку не докричишься. – Что же мне делать? – в отчаянии повторила она. Двигаясь, как деревянная кукла, Глэдис порвала снимок и выбросила обрывки в мусорную корзину. Потом открыла банку консервированных ананасов, достала из холодильника стейки, сложила в миску и полила сиропом, остававшимся в банке. Пока мясо отмокало в ананасном маринаде, Глэдис размяла картошку в пюре, промыла зеленый горошек, после чего посолила то и другое, добавив сливочного масла. Оставалось заварить чай. Глэдис поставила чайник, затем, чиркнув спичкой, зажгла гриль. Газ зашипел, вспыхнув ярко-оранжевым пламенем. Это подсказало ей решение. Когда стейки были готовы, Глэдис выложила их на тарелку и украсила ананасными кружочками. Потом перенесла на стол пюре и зеленый горошек. Чай она заварила в лучшем чайнике, какой был у них с матерью. Ужин выглядел очень аппетитно. Глэдис подумала, что матери он непременно понравится. – Мамуля, чай готов! – крикнула она, идя по коридору за матерью. – По-моему, получилось очень даже вкусно. Надеюсь, ты сегодня славно поужинаешь. Глэдис довела мать до кухни и усадила за стол. – Ты тоже садись, – сказала дочери миссис Бигелоу. – Дай отдых ногам. – Сейчас сяду. Из форточки дует. Пойду закрою, чтобы мы не простудились. Она плотно повернула шпингалет форточки, потом вплотную притиснула половик к кухонной двери, заткнув щель между дверью и полом. Прежде чем сесть, Глэдис открыла краны всех четырех конфорок, гриля и духовки, делая вид, что их закрывает. Из-за тугоухости мать не услышит шипения газа. – Глэдис, какой чудесный ужин! – воскликнула миссис Бигелоу, пытаясь дрожащими руками разрезать стейк. – Лучший способ разогнать мрак этого мерзопакостного дождливого вечера. Глэдис кивнула и улыбнулась. Слезы она успела вытереть, и мать их не увидела.