– Кажется, это последняя покупка, – сказала Дженни, добавляя в корзинку полфунта сливочного масла, и посмотрела на часы. – Надо поторапливаться. Отец скоро вернется. К его приходу я всегда делаю чай. Сегодня у него наверняка был утомительный день. По субботам он навещает больных. Ходили слухи о вспышке холеры на Кеннет-стрит. Надеюсь, это всего лишь слухи. – Холера? В таком случае, ваш отец занимается весьма опасным делом. – Очень опасным. – Дженни печально улыбнулась. – Так я потеряла маму. Она тоже ходила навещать больных и заразилась брюшным тифом. Это было десять лет назад. – Мне больно об этом слышать, – сказал Шейми. – Спасибо. Думаете, это остановило моего отца? Потерять жену… такой удар. Но отец не перестал ходить по домам бедняков. Он верит, что Бог оберегает его. – Она покачала головой. – Вера отца такая сильная. Такая абсолютная. Я хотела бы обладать такой верой, но у меня ее нет. Боюсь, я больше мысленно спорю с Богом, чем возношу хвалу. Дженни глубоко втянула воздух и быстро выдохнула. Чувствовалось, она пыталась вернуть нарушенное самообладание. Шейми представил, каково ее отцу навещать смертельно больных людей. Ходить по трущобным домам, куда большинство врачей боятся даже заглядывать. А каково было Дженни остаться без матери? Каково ежедневно сражаться с бедностью и невежеством? Глядя на Дженни, Шейми убеждался, что смелость имеет множество обличий. – Я отняла у вас столько времени, – спохватилась она. – Еще раз спасибо за вашу беседу с детьми и за то, что ходили со мной на рынок. Вы сделали гораздо больше, чем обещали. Она потянулась за корзинкой, но Шейми покачал головой: – Не глупите, Дженни. Корзинка тяжелая. Я донесу ее до вашего дома. – Честное слово, я не посмела бы просить вас об этом. – Вы и не просили. Я сам предложил. Через двадцать минут они подошли к дому священника. Преподобный Уилкотт уже вернулся. – Входите! Входите! – позвал он, открывая дверь. – Никак это вы, мистер Финнеган? – Вы не ошиблись, ваше преподобие, – ответил Шейми, пожимая протянутую руку. – Как замечательно видеть вас снова, мой мальчик! Вы заглянули к нам на чай? – Нет, сэр. Я просто помог Джен… мисс Уилкотт донести с рынка ее покупки. В присутствии священника Шейми вновь почувствовал необходимость соблюдать приличия. – Чепуха! Оставайтесь. Перекусите с нами. Еды у нас предостаточно. У Дженни на плите всегда стоит кастрюля тушеного мяса с овощами. – Так вы останетесь? – спросила Дженни. – Это мой скромный способ отблагодарить вас за все, что вы сегодня для меня сделали. Шейми знал, что его ждут в Королевском географическом обществе. Сначала разговор с Маркемом. Потом обед. А после обеда – затяжная выпивка и такие же затяжные разговоры. – Уговорили. Я останусь, – сказал он. Дженни провела его по короткому узкому коридору в ярко освещенную кухню. Священник сел возле камина. Шейми поставил тяжелую корзинку на скамейку под окном и встал, чувствуя себя мальчишкой-подростком. За окном виднелся дворик. – Наш сад, – с улыбкой пояснила Дженни. – Что есть, то есть. Летом он выглядит намного живописнее. Дженни взяла у Шейми куртку и предложила сесть рядом с отцом. Не успел он устроиться у камина, как Дженни принесла чашку горячего бодрящего чая. Глотая чай, Шейми рассматривал чистую теплую кухоньку. Над окном висели белые кружевные занавески. Пол устилали яркие половики. На столе стоял небольшой глиняный горшок с пурпурными крокусами. От огня шло приятное тепло, а от кастрюли, которую Дженни держала в духовке, распространялся соблазнительный аромат. – Папа, ты добавил петрушки? – спросила она, кладя худенькую руку на отцовское плечо. – Что? Ты о чем? – спросил священник, беря ее за руку. – Я спросила, добавил ли ты петрушки в тушеное мясо? Я же просила. Петрушка всегда добавляется в самом конце. – Прости, дорогая. Совсем забыл. – Вот и попроси тебя, – разочарованно произнесла Дженни. Священник погладил руку дочери и усадил рядом. – Это блюдо будет удивительно вкусным и без петрушки. Дженни потрясающе готовит, – добавил он, обращаясь к Шейми. – Мечтаю убедиться, – сказал Шейми. – Моя холостяцкая жизнь редко балует меня домашними обедами. – Как твои занятия с детьми? – спросил у дочери Уилкотт. – Выше всяких похвал! Сегодня мистер Финнеган рассказывал им о своих экспедициях. Потом отвечал на вопросы. Папа, ты бы видел их лица. Они были так воодушевлены! – Вы им рассказывали? Очень любезно с вашей стороны. – А как твой обход больных? – спросила Дженни. – Страхи оправдались? Преподобный Уилкотт покачал головой: – К счастью, нет. Панические слухи не подтвердились. Я молю Бога, чтобы все так и оставалось. Знаете, мистер Финнеган, в трущобах холера распространяется со скоростью молнии. Всему виной, конечно же, скученность. Перенаселенность домов, где в комнате ютится по пять-шесть человек, где нередко спят вповалку, а состояние уборных оставляет желать лучшего. Водопроводные трубы пролегают рядом со сточными канавами. Скверный воздух. Достаточно заболеть одному человеку, и не успеешь глазом моргнуть, как уже вся улица больна. Но сегодня Господь нас пощадил. Дженни стиснула отцовскую руку и вернулась к плите. – Вам помочь? – предложил Шейми. – Нет, спасибо. Сама справлюсь. – Я кое-что смыслю в кухонных делах. На борту «Дискавери» мне приходилось стряпать. – Серьезно? – Да. Для ездовых собак. – Мистер Финнеган, это что, сравнение? – прищурившись, спросила Дженни. – Что? Нет, ни в коем случае. Просто я хотел сказать, что поварское ремесло мне знакомо. Кстати, в экспедиции это считалось одним из самых важных занятий. Если собак как следует не кормить и не заботиться об их здоровье, к моменту высадки они бы никуда нас не повезли. – Мне ваша помощь не требуется, а вот моему отцу, пожалуй, пригодилась бы. Вы могли бы вместе обходить больных. Вы бы проверяли состояние носов у прихожан, убеждаясь, что они холодные и влажные. Священник громко расхохотался: – Мальчик мой, вы говорили про холостяцкое существование? Трудно представить! – Позвольте мне хотя бы накрыть на стол, – робко попросил Шейми, пытаясь загладить свою бестактность. – Не откажусь. Собачьих мисок у нас нет, а тарелки – над раковиной. Дженни еще немного подразнила Шейми, затем подала обед: ланкаширское рагу из баранины, картофеля и лука, ломти хрустящего черного хлеба и свежее сладковатое масло. Все трое уселись за стол. Священник стал читать молитву, благословляя трапезу. Шейми наклонил голову. Во время молитвы глаза полагалось держать закрытыми, но он не стал. Вместо этого он смотрел на Дженни. От горячей плиты у нее раскраснелись щеки. Свет ламп золотил ее волосы. Когда молитва закончилась, Дженни открыла глаза, увидела, что Шейми смотрит на нее, но взгляд не отвела. – Вкуснотища, – сказал Шейми, проглотив первый кусок. – Честное слово. Дженни поблагодарила его и больше не отпускала «собачьих» шуточек. Поглощая рагу, Шейми понял, что изголодался по теплой, непринужденной обстановке, царящей на кухоньке Дженни Уилкотт. От нее исходило что-то приятное и уютное. В ее присутствии Шейми чувствовал себя довольным. Умиротворенным. Не было ни возбуждения, ни неистовства. Не было злости, печали и отчаяния, какие он испытывал всякий раз, думая о Уилле Олден. Ему нравился уют, созданный Дженни для себя и отца. Нравилось тиканье часов на камине, запах полировочной жидкости для мебели и запах накрахмаленной скатерти. К своему величайшему удивлению, Шейми обнаружил, что ему тоже хочется иметь свой настоящий дом. На десерт Дженни подала печеные яблоки со взбитыми сливками. После обеда священник предложил всем выпить по рюмочке шерри. Шейми сказал, что с удовольствием выпьет, но прежде собственноручно вымоет посуду. Дженни он отправил отдыхать у камина, а сам, засучив рукава, встал к раковине и вымыл и вытер всю посуду, даже кастрюли. За рюмочкой шерри он просидел у Уилкоттов, пока часы не пробили восемь. Тогда Шейми встал и сказал, что ему пора. Воскресенье отнюдь не было для священника и Дженни днем отдыха. Оба поднимались рано утром. Уходить Шейми не хотелось. Не хотелось выходить одному на холодную, скудно освещенную улицу, пересекать реку, возвращаться в дом сестры, где его ждала пустая комната и одинокая постель. Он сердечно поблагодарил Уилкоттов за вкусный обед и радушный прием. Дженни с отцом проводили его до двери. Шейми надел шляпу и уже застегивал куртку, когда в нагрудном кармане что-то хрустнуло. – Это же чек! – засмеялся он. Единственная причина, по которой он здесь оказался и о которой напрочь забыл. Шейми передал конверт Дженни и сказал, что это деньги для ее школы. Дженни поблагодарила его и пообещала лично поблагодарить Фиону. – Мой мальчик, надеюсь, вскоре вы снова у нас побываете, – сказал священник, выходя на крыльцо. И Шейми, рассердившийся утром на Фиону за просьбу заехать сюда, ответил: – Да, ваше преподобие. Я навещу вас снова, и очень скоро. Глава 9 Макс фон Брандт посмотрел на часы. Время перевалило за восемь вечера. Автобус, которого он дожидался, должен подъехать с минуты на минуту. Последние четверть часа Макс провел под навесом табачного магазина на Уайтчепел-роуд, чтобы ни в коем случае не пропустить автобус.