– У меня его нет, – отвечает мама, и моя рука невольно касается груди, пытаясь найти кольцо, которого уже нет там. Кольцо, которое я отдала своей сестре. – Это ложь. Мягкие, округлые щеки – наверное, когда она улыбается, на них появляются ямочки – вздрагивают. – Ты бы никогда его не продала. – Потому что вы знаете, что я любила его. – Потому что ты идиотка, которая поверила идиоту. – Вот как вы на это смотрите? – почти шепотом произносит мама. – Думаете, что Дерек мне врал? Он ведь дал мне это кольцо. – Он не имел на это права! Когда мать мистера Эббота умерла, после того как Дерек и Лора уже поженились, стало ясно, что кольцо должно достаться их дочери. Вот только ребенок Лоры оказался, – ее губы неприятно кривятся, – неподходящим, так что теперь оно принадлежит мне. Я не понимаю, как маме удается держаться на ногах – учитывая, какую боль она испытывает и какие мерзости произносит бабушка. Только присмотревшись, я замечаю, что ее левая нога едва заметно дрожит – она переносит весь вес на нее, стараясь не нагружать правую. Но она дышит абсолютно ровно. Она держится так уверенно, словно останется стоять, даже если дом рухнет. – Я никогда его об этом не просила – все равно не смогла бы носить кольцо, не привлекая внимания. Но он сказал мне, что его бабушка была единственным добрым человеком в роду Эбботов и что нам предстоит это изменить. Нашему ребенку предстоит это изменить. – Вашему ребенку, – фыркает миссис Эббот. – Вы бы никогда… – Она запинается на полуслове, ее глаза, до этого прищуренные, широко раскрываются, взгляд устремляется куда-то вдаль. – Нет, – говорит она. – Он не мог быть таким идиотом. – Я хотела назвать ее Грейс в честь ее прабабушки, но Дерек… – теперь мама дрожит уже заметнее. – Я понимаю, почему он этого не сделал. Слеза сползает по моей щеке. – Ты… ты… – Ее зовут Кэйтелин, и она восхитительна. А вы, – мама наклоняется вперед, – никогда не будете иметь никакого значения в ее жизни. – Где она? Я не вижу ее лица, но догадываюсь, что мама улыбается. – Где она? – повторяет бабушка, так громко, что мы с Малькольмом вздрагиваем. – Ты отняла у меня сына. Ты не отнимешь у меня то единственное хорошее, что он после себя оставил. Вспомнив сестру и то, с каким отвращением эта женщина к ней относится, я стискиваю зубы. – Не я отняла его у вас. – Из-за тебя он умер. Он побежал за тобой, ты толкнула его… – Я пыталась сбежать! – Мама делает неуверенный шаг вперед. – Хотела, чтобы он отпустил меня. Я была на лестнице, наверху, а он держал меня за руки. И когда я вырвалась, он… он… – У мамы перехватывает голос, рыдания сотрясают ее тело. – Нет, нет, не тебе плакать о нем. Ты забрала его у меня, разрушила его жизнь, так что не тебе о нем плакать. Ты что, для этого сюда пришла? Просить прощения? Если так, то ты даже глупее его. Кажется, что проходит целая вечность, прежде чем маме удается перестать плакать, перестать вспоминать ту ночь, и я вижу, ценой каких усилий ей это дается. Теперь я вижу многое иначе, чем раньше. Жизнь, которой она уже пожертвовала, чтобы спасти мою. Годы, которые она провела в бегах, скрывая это от меня, чтобы мне не пришлось жить в страхе. Я вижу, как она изо всех сил старалась, чтобы рядом со мной был отец, насколько это было вообще возможно. Я вижу, как она пыталась дать мне нормальную жизнь, я вижу, сколько ей пришлось пройти и сколько ей еще предстоит преодолеть. Ради меня. Может, она и перестала плакать, но теперь плачу я. – Мне нужна была лишь правда, – отвечает она. – Не ради внешнего мира – мне все равно, что думают другие. Я повторю полиции все, что вам будет нужно, признаюсь в чем угодно. Мне нужна правда ради моей дочери, ради дочери Дерека. Он был трусом, который не смог возразить своим родителям, когда они вынудили его вступить в нежеланный брак, но он любил Кэйтелин с того момента, когда он узнал о ее существовании, и меня он тоже любил. Вы это знаете. Скажите ей правду, и я перестану убегать. – Ты уже перестала убегать, – произносит моя бабушка, потянувшись к открытому ящику стола. – Пусть мой муж и не дожил до этого дня, но мы оба знали, что будет в конце. Не чистосердечное признание, не полиция, а справедливость. Она направляет на маму черный пистолет. Он матовый, словно поглощает свет. И я с криком врываюсь в комнату, обещая ей кольцо, себя и что угодно еще – все, что приходит в мой парализованный страхом ум. Но уже слишком поздно. Бабушка потрясенно вскрикивает, увидев меня, и в то же мгновение стреляет в маму. Выстрел Когда пуля попадает в маму, я обращаюсь в ничто. Я ничего не слышу. Ничего не вижу. Ничего не чувствую. Я пробираюсь вперед, словно продвигаясь сквозь сырой бетон. Я бегу, но воздух выталкивает меня назад. Он не поддается, не пускает меня к ней. Она падает на спину, ее волосы рассыпаются, закрывают ее лицо, руки вытягиваются вперед. Огонь. Он зарождается в горле, разрывает легкие, пронзает уши. Крик. Я кричу. Она падает, а я во многих километрах от нее, невозможно далеко. Я вижу, как ее голова ударяется о деревянный пол, а потом отскакивает и ударяется о него еще раз. Я поскальзываюсь. Поскальзываюсь на ее крови. На крови, которая натекла из ее ноги, накопилась, пока мама пыталась дорого продать свою свободу, чтобы я знала, что меня любят. На крови, которая потоком вырывается из раны у нее на груди и стекает по ее плечу. Наверное, я делаю ей больно, я явно делаю ей больно, когда дотрагиваюсь до нее, хватаю ее. – Мама. Мама. Мамамамамама. – Все в порядке, – говорит она. По-прежнему мне врет. Я чувствую ее ложь на своих ладонях – липкую и мокрую. – Она попала мне в плечо. Кэйтелин. Вот, посмотри. Я смотрю, но вижу лишь кровь. Затем я слышу, как мамино дыхание становится напряженным и резким. Звук шагов, скрип и топот кроссовок. На пол падает лампа. Бабушка кричит. Малькольм стонет. Раздается второй выстрел. Кровотечение На этот раз я слышу звук выстрела. Пистолет ударяется о землю. Тело Малькольма с глухим стуком падает на пол. Бабушка кричит, потому что он едва не утащил ее за собой. Малькольм поворачивает голову ко мне, и я вижу, как из уголка его рта стекает капелька крови. Кровь. Я тону в ней, я почти что чувствую ее вкус, словно она заливает мне горло. Я задыхаюсь, подавившись ей. Мама нащупывает мою руку и сжимает ее, заставляя меня обратить на нее внимание. – Позвони 911.