Часть 20 из 52 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– К нему мы еще вернемся, – перебил Соню Бублански. – В свое время мы займемся и бумагами Пальмгрена. Ну а сейчас на повестке дня Лулу Магоро. Продолжай.
– Лулу Магоро приходила к Хольгеру четыре или пять дней в неделю. Каждый вечер она ставила ему обезболивающие пластыри марки «Норспан», действующее вещество… подскажи, Йеркер…
«Правильно, – подумал Бублански. – Обратись к нему за помощью. Дай ему почувствовать себя компетентным специалистом».
– Бупренорфин, – подсказал Йеркер. – Опиоид, получаемый из опиумного мака. Содержится в препарате «Субутекс», который назначают героиновым наркоманам. Но при уходе за пожилыми людьми применяется и как обезболивающее средство.
– Именно так, – кивнула Соня. – Обычно Пальмгрену назначали минимальные дозы. Но те пластыри, которые Блумквист снял с его спины, были марки «Фентанил Актавис», и содержание опиоида в них оказалось смертельным. Так, Йеркер?
– Вне всякого сомнения. Такой дозой можно убить лошадь.
– В том-то все и дело. Просто удивительно, что Хольгер так долго продержался, да еще и успел что-то сказать Блумквисту.
– И то, что он сказал, особенно интересно, – заметил Бублански.
– Всем нам известно, как следует относиться к словам человека в полубессознательном состоянии, – заметила Соня. – Но в данном случае ты прав. Хольгер упомянул некую «Хильду фон…». Точнее, он сказал, что Блумквисту следует поговорить с некой «Хильдой фон…» Блумквист считает, что Хольгер собирался сообщить ему нечто крайне важное, иначе не стал бы так напрягать свои последние силы. Остается только догадываться, не пытался ли он назвать имени преступника. Поступило сообщение о некой стройной черноволосой женщине в солнечных очках, которую видели в подъезде дома Хольгера. Но на текущий момент эта информация вряд ли окажется нам полезной. Кроме того, маловероятно, что Хольгер стал бы называть Блумквисту имя своей убийцы. Он ведь советовал ему поговорить с этой Хильдой, то есть скорее указывал на нее как на источник некой важной информации. Если не бредил, конечно…
– Такое вполне возможно, – согласился Бублански. – Тем не менее что нам дает это имя?
– Кое-что дает, как мне кажется, – ответила Соня. – Приставка «фон» в Швеции означает принадлежность к дворянскому сословию, что существенно сужает круг его потенциальных носителей. Но в Германии, где имя Хильда тоже распространено, «фон» может означать просто «из», то есть указывать на место рождения или происхождения. В этом случае «Хильда фон» следует понимать как «Хильда из», и, соответственно, вариантов будет гораздо больше. Так что нам следует соблюдать известную осторожность, прежде чем кидаться допрашивать всех Хильд из шведских дворянских книг. Тем не менее мы будем работать.
– А что говорит Саландер? – поинтересовался Курт Свенссон.
– Почти ничего.
– Это на нее похоже.
– Возможно, – пожала плечами Соня. – Но с ней лично мы пока не беседовали, только с коллегами из Эребру. Они допрашивали Саландер в качестве свидетельницы по другому делу, а именно в связи с жестоким избиением заключенной Беатрис Андерссон во Флудберге.
– Кто же это осмелился поднять руку на Бенито? – удивился Йеркер.
– Начальник охраны отделения особой безопасности Альвар Ульсен. Он утверждает, что она вынудила его прибегнуть к крайней мере.
– Надеюсь, он обзавелся надежной личной охраной.
– Охрана в «Подразделении Б» усилена. Кроме того, Бенито переведут в другую тюрьму, как только она оправится. Сейчас она находится в больнице в Эребру.
– Этого мало, – заметил Йеркер. – Вы знаете, кто такая Бенито? Я видел, что она делает со своими жертвами. И она не успокоится, пока этому Альвару не перережут горло от уха до уха.
– Администрация колонии не хуже нас осознает серьезность ситуации, – раздраженно отозвалась Соня. – Но в настоящий момент нет оснований опасаться за жизнь Альвара Ульсена. Мне можно продолжить?.. Спасибо. Итак, нашим коллегам из Эребру так и не удалось разговорить Саландер. Остается надеяться, у Яна Бублански это получится лучше. Не одной мне кажется, что Лисбет Саландер для нас ключевая фигура. По словам Микаэля Блумквиста, Пальмгрен очень переживал за нее и даже утверждал, что совершил ради нее какую-то глупость. И это его признание также нельзя не принимать в расчет. Какую такую глупость мог совершить старик, почти не покидающий пределов своей квартиры?
– Ну, он мог позвонить кому-нибудь или совершить глупость при помощи компьютера, – предположила Аманда Флуд.
– Именно. Но именно в этом направлении нам работать пока не с чем. Все, что нам известно, – это то, что мобильник Хольгера пропал.
– Уже одно это подозрительно, – заметила Аманда.
– Безусловно, – согласилась Соня. – Есть еще один момент, который нам нужно обсудить в этой связи. Лучше, если об этом расскажешь ты, Ян…
* * *
Бублански заерзал на стуле. Очевидно, Соня имела в виду историю Фарии Кази, о которой он узнал сегодня утром.
– Саландер не хотела рассказывать коллегам из Эребру о своей встрече с Хольгером Пальмгреном, – начал он. – Об обстоятельствах избиения Бенито она также умолчала. Но есть одно дело, на которое Лисбет очень хотела бы обратить внимание полиции. Это расследование смерти Джамала Чаудхери. Она считает, что до сих пор оно велось из рук вон плохо, и здесь я вынужден с ней согласиться.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Йеркер.
– Гибель Чаудхери слишком поспешно признали самоубийством. Это было бы понятно, если б следователи были завалены делами о несчастных, окончивших жизни под колесами поездов метро. Но, по счастью, этот случай единичный. И объявленную Чаудхери фатву[28] также нельзя не принимать в расчет. Стокгольмские исламисты активизировались под влиянием экстремистских сил в Бангладеш, они убивают и за меньшее. Уже когда Чаудхери прибыл в Швецию, его жизнь была под угрозой. Поскользнись он на банановой кожуре – полицейским был бы повод насторожиться. А тут еще его роман с Фарией Кази, которую семья хотела выдать за состоятельного исламиста из Дакки… Можете представить себе, что они чувствовали, когда Фария убежала из дома и спряталась у Джамала. Тот не просто опозорил их семью, он разорил ее. Он был политическим, религиозным и личным врагом мужчин Кази – и попал под поезд в метро. И что же решили наши полицейские? Они классифицировали его смерть как самоубийство и закрыли дело так быстро, словно речь шла о банальном ограблении в Веллингбю. Тем не менее имеются обстоятельства, которые не могут не настораживать… – Ян обвел взглядом коллег. – Вам известно, что произошло на следующие сутки после смерти Джамала? Фария Кази вытолкнула старшего брата Ахмеда из окна их квартиры в Сикле на четвертом этаже. И я больше чем уверен, что это событие самым непосредственным образом связано с трагедией в метро.
– Хорошо, допустим, я с тобой согласен, – отозвался Курт Свенссон. – Но какое это может иметь отношение к смерти Хольгера Пальмгрена?
– Может, и никакого. Тем не менее даже в отделении особой безопасности, куда попала Фария Кази, ей угрожает смертельная опасность, так же как и Лисбет Саландер. Вероятность того, что братья будут мстить, велика. А сегодня мы получили информацию из СЭПО о том, что братья Кази поддерживают связь с Бенито. Они считают себя правоверными мусульманами, но у них гораздо больше общего с такими, как Бенито, чем с мусульманской общиной. А для мести Фарие Бенито – самое подходящее орудие.
– Пожалуй, – согласился Йеркер.
– Именно так. Но, судя по всему, Лисбет Саландер интересует Бенито не меньше, чем Фария Кази.
– Из чего это следует?
– Из результатов расследования, которое было инициировано в связи с избиением Бенито. Полицейских интересовало, в частности, каким образом в камеру Андерссон попал стилет. Они обыскали все, даже мусорные баки в отделении свиданий в Н-корпусе. И вот в одной из корзин для бумаг обнаружили листок, исписанный рукой Андерссон. На нем был адрес школы, куда недавно перевели девятилетнюю дочь Альвара Ульсена, но не только. В этой же записке обнаружили сведения о Фатиме, тете Фарии, – единственном человеке в семье Кази, кто еще поддерживал девушку. Было там кое-что и о людях, близких Лисбет Саландер. О Микаэле Блумквисте, о некоем Джереми Мак-Миллане, адвокате из Республики Гибралтар, – я пока не знаю, кто это такой. Ну, и о Хольгере Пальмгрене.
– Это правда? – удивленно переспросила Аманда Флуд.
– К сожалению, да. Поистине кошмарный документ. Рядом с именем Пальмгрена стояли его адрес, номер мобильного и код домофона.
– Час от часу не легче, – отозвался Йеркер Хольмберг.
– Разумеется, это вовсе не значит, что Бенито Андерссон как-то связана с убийством Пальмгрена – или тем, что мы на сегодняшний день считаем убийством. Но само по себе это любопытно, не так ли?
– Любопытно, – согласилась Соня Мудиг.
* * *
Микаэль Блумквист прогуливался по Хантверкаргатан на Кунгсхольмене, когда у него зазвонил мобильник. Это была Софи Мелкер из редакции «Миллениума». Она интересовалась его самочувствием. Софи была восемнадцатой по счету, кто интересовался самочувствием Микаэля в тот день, и этому, вероятно, следовало бы радоваться. Но Блумквист не желал выслушивать ни соболезнований, ни сожалений. Он хотел немедленно уйти в работу. Взять быка за рога – как Микаэль делал это всегда, когда расследовал убийство. С утра он был в Уппсале и читал материалы расследования, инициированного в связи со смертью Карла Сегера. Теперь Блумквист направлялся на встречу с женщиной по имени Эллинор Юрт, бывшей невестой психолога.
– Спасибо, – ответил он Мелкер. – Созвонимся позже. Я тороплюсь.
– Хорошо, тогда поговорим об этом позже.
– Поговорим о чем?
– Эрика просила кое о чем тебе рассказать.
– Рассказывай сейчас. Какие-нибудь новости?
– Как сказать…
– То есть? – не понял Микаэль. – Говори как есть.
– В досье Вивеки и Хермана Маннхеймеров нет ничего особенного, – отвечала Софи.
– Я и не думал обнаружить там что-то особенное, – отозвался Микаэль. – Вообще меня больше интересовало досье Лео. А именно был ли он усыновлен Маннхеймерами.
– Понимаю. Его бумаги в идеальном порядке. В них сказано, что Лео родился в Вестерледском приходе, где и проживали Херман и Вивека на момент его рождения. Колонка «Сведения о приемных родителях, усыновлении и т. п.» не заполнена. Ничего не подтерто и не зачеркнуто, все выглядит нормально. Даже слишком, сказала бы я. Перечислены все приходы, где он жил в детстве и юности.
– Тем не менее тебя что-то насторожило?
– Дай же мне сказать. В архиве я не удержалась и заказала и свое досье тоже. Я заплатила за него восемь крон, которые охотно жертвую в пользу «Миллениума».
– Ты очень великодушна.
– Ты знаешь, что я всего на три года старше Лео, – продолжала Софи. – Но мое досье выглядит совсем иначе.
– В смысле? – не понял Микаэль.
– Оно далеко не такое аккуратное. Я почувствовала себя старухой. В колонке под номером девятнадцать перечислены все приходы, где я когда-либо проживала. Уж и не знаю, кто ее заполнял, – вероятно, какие-нибудь церковные бюрократы, – но выглядит она, скажем прямо, неопрятно. Одни отметки сделаны от руки, другие на машинке. Кое-где прямо на тексте стоят штемпели. Местами записи сделаны наискосок, так что разобрать буквы очень трудно. Но у Лео все идеально. И все, похоже, пропечатано на одной машинке, одним шрифтом.
– То есть ты хочешь сказать, что записи были сделаны задним числом?
– Ну… – замялась Софи, – если б об этом меня спросил кто-нибудь другой или это досье попало бы мне на глаза случайно… мне такое и в голову не пришло бы. Но ты из всех нас сделал параноиков, Микаэль. Поэтому отвечу тебе так: да, принимая в расчет вышесказанное, я не исключаю того, что эти бумаги были заполнены задним числом. А зачем тебе все это, если не секрет?
– Сам пока не знаю. Надеюсь, ты действовала анонимно?
– Я воспользовалась правом открытого доступа, как и велела Эрика, – ответила Софи. – Со мной все проще; я ведь не такая звезда, как ты.
– Ну, вот и отлично. Береги себя!
Блумквист дал отбой и продолжил путь через Кунгсхольмскую площадь. День выдался солнечный, что совсем не упрощало стоявшей перед ним задачи. Микаэль отыскал нужный дом по улице Нурр Мэларстранд, 32, где жила бывшая невеста Карла Сегера Эллинор Юрт. Теперь ей было пятьдесят два года, она курировала аукционы «Буковскис», вот уже три года как была разведена, активно участвовала в каких-то некоммерческих организациях и даже тренировала баскетбольную команду, в которой играла ее пятнадцатилетняя дочь. В общем, судя по всему, вела активный образ жизни.
book-ads2