– Нет, пожалуй. В следующем месяце у меня защита, а я спокойна, как лед. – Ты же знаешь свою тему. Чего же тогда нервничать? – Посмотри, что лежит на заднем сиденье. Даг Свенссон обернулся и увидел пластиковый мешок. – Миа! Она уже напечатана! – воскликнул он. – «Из России с любовью. Трафикинг, организованная преступность и меры, принимаемые обществом. Миа Бергман». Я-то думал, она будет готова не раньше следующей недели. Класс! Надо будет открыть бутылку вина, когда окажемся дома. Поздравляю, доктор наук! Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Спокойно. Доктором я стану через три недели, а ты держи руки при себе, пока я за рулем. Даг захохотал, но вскоре посерьезнел. – Кстати, вот тебе ложка дегтя в бочку меда… или что-то вроде… Помнишь, как примерно с год назад ты брала интервью у девушки по имени Ирина П.? – Да, Ирина П., двадцати двух лет, из Санкт-Петербурга. Впервые приехала сюда в девяносто девятом году, потом возвращалась несколько раз. А что? – Сегодня я встретил Гульбрандсена – полицейского, который расследовал деятельность борделя в Сёдертелье, на юге Стокгольма. Ты читала на прошлой неделе, что в Сёдертельском канале выловили утопленницу? Об этом писали в вечерних газетах. Оказалось, что это Ирина П. – Какой ужас! Они помолчали. Машина проезжала Сканстуль. – Я пишу о ней в диссертации, – сказала наконец Миа. – Она упоминается под псевдонимом Тамара. Даг Свенссон раскрыл диссертацию на разделе «Интервью» и отыскал Тамару. Он углубился в чтение, а Миа тем временем проехала через площадь Гульмарсплан и мимо «Глобен-арены». – Ее привез сюда некто по имени Антон. – Это тоже псевдоним. Я не могу приводить настоящие имена. Меня предупредили, что это может повлечь критические замечания на защите, потому что девушки рискуют жизнью. Я также не могу приводить имена их клиентов, так как тогда они могут вычислить, с кем из девушек я говорила. Вот почему во всех приводимых случаях я использую лишь псевдонимы или неназываемые персонажи и не даю никаких специфических деталей. – А кто этот Антон? – Есть предположение, что его имя Зала. Его личность установить не удалось, но мне кажется, он поляк или югослав, и, скорее всего, его зовут как-то иначе. Я разговаривала с Ириной П. четыре или пять раз, и лишь в самый последний раз она назвала его по имени. Она собиралась изменить свою жизнь, покончить с нынешней, и жутко боялась его. – М-да… – буркнул Даг. – Что ты хочешь сказать? – Тут вот что… Мне довелось слышать это имя с неделю назад. – А в связи с чем? – У меня был острый разговор с неким Сандстрёмом. Он один из интересующих нас сексуальных клиентов, по профессии журналист. Мерзавец, каких мало. – А в чем дело? – В сущности, он даже не журналист. Так, делает рекламные буклеты для предприятий. И он одержим дикими фантазиями на тему насилия, которые воплощал с помощью той девушки… – Я знаю. Я же разговаривала с ней. – А ты отметила, что он компоновал информационный буклет для Института здравоохранения о болезнях, передаваемых половым путем? – Вот этого я не знала. – Я с ним говорил на прошлой неделе. Он был совершенно сломлен, когда я выложил перед ним всю собранную документацию и спросил, почему он связывается с несовершеннолетними проститутками из стран Восточного блока, чтобы воплощать свои жестокие фантазии. – Ну и… – Он оказался в положении не только потребителя секс-услуг, но и человека, сотрудничавшего с сексуальной мафией. Он назвал мне несколько известных ему имен, в том числе и Зала. Ничего особенного он про него не рассказывал, но я запомнил необычное имя. Миа покосилась на Дага. – И ты знаешь, кто он? – спросил тот. – Нет. Мне так и не удалось выяснить это. Он так и остался именем, всплывавшим там и сям. Похоже, девушки ужасно его боятся, и никто не стал ничего рассказывать. Глава 9 Воскресенье, 6 марта – пятница, 11 марта Доктор А. Сиварнандан замедлил шаг, подходя к столовой и видя, что Хольгер Пальмгрен и Лисбет Саландер сидят за шахматной доской. Девушка приезжала раз в неделю, обычно по воскресеньям. Она появлялась около трех часов и пару часов проводила с ним за шахматами. Уезжала она около восьми вечера, когда больному уже было пора ложиться спать. Доктор А. Сиварнандан обратил внимание на то, что она не нянчится с ним, как с тяжелобольным и даже просто как с больным. Более того, они, казалось, все время препираются по пустякам, а она еще и позволяет ему оказывать ей знаки внимания – например, приносить кофе. Доктор А. Сиварнандан нахмурился. Он не мог уяснить себе, что это за странная девушка, выдающая себя за приемную дочь Хольгера Пальмгрена. Внешне она выглядела несколько эксцентрично, ко всему вокруг относилась с нескрываемой подозрительностью, а шуток вообще не понимала. Обычный вежливый разговор с нею тоже как-то не получался. Однажды доктор спросил ее, кем она работает, но девушка ушла от ответа. Через несколько дней после своего первого посещения она приехала с пачкой бумаг, касающихся создания особого фонда, деятельность которого имела целью помочь больнице в реабилитации Хольгера Пальмгрена. Председателем правления фонда значился адвокат из Гибралтара. Правление включало еще одного члена, тоже адвоката с конторой в Гибралтаре, и ревизора по имени Хуго Свенссон из Стокгольма. Правление выделяло два с половиной миллиона крон, которые доктор А. Сиварнандан мог расходовать по своему усмотрению, но с исключительной целью обеспечить Хольгеру Пальмгрену наилучший уход. Чтобы использовать средства, доктор А. Сиварнандан должен обращаться к ревизору, в обязанности которого входила выплата денег. Контракт был необычный, если не сказать невиданный. Несколько дней Сиварнандан размышлял, нет ли чего неэтичного в таком способе действий. Не найдя никаких претензий, он принял решение взять на ставку Иоханну Каролину Оскарссон, тридцати девяти лет, в качестве личного ассистента и тренера Хольгера Пальмгрена. Она была дипломированным специалистом по лечебной гимнастике с дополнительной квалификацией в области психологии и большим опытом работы в реабилитационных центрах. Формально она была нанята правлением фонда и, к немалому удивлению Сиварнандана, получила авансом месячную зарплату, едва подписав контракт. До этого момента его посещало смутное подозрение, не блеф ли все это. Результаты не заставили себя ждать. Прошел месяц, и координация движений Хольгера Пальмгрена, да и его общее состояние заметно улучшились, о чем свидетельствовали и данные обследований, проводимых каждую неделю. «Трудно сказать, – думал Сиварнандан, – в какой степени это улучшение связано с тренировками и насколько это заслуга лично Лисбет Саландер». Сомнений не было: Хольгер Пальмгрен старался изо всех сил и ждал ее посещений с энтузиазмом ребенка. Похоже, его радовали даже регулярные проигрыши в шахматы. Однажды доктор Сиварнандан подсел к ним и стал наблюдать за ходом игры. Партия оказалась необычайно интересной. Хольгер Пальмгрен играл белыми – была разыграна сицилианская защита – и действовал очень разумно. Над каждым ходом он надолго задумывался. Несмотря на нарушения, вызванные перенесенным ударом, его интеллектуальные способности нисколько не пострадали. При этом Лисбет Саландер сидела рядом и читала книгу на столь странную тему, как частотная калибровка радиотелескопов в условиях невесомости. Чтобы быть вровень со столом, она подложила на стул подушку. Когда Пальмгрен сделал свой очередной ход, она, оторвав глаза от книги, передвинула фигуру, казалось без всякого обдумывания, и снова уткнулась в книгу. На двадцать седьмом ходу Пальмгрен объявил, что сдается. Саландер подняла взгляд на доску, наморщила лоб и на пару секунд задумалась. – Нет, – твердо сказала она, – у вас есть шанс на ничью. Пальмгрен вздохнул и на пять минут застыл, вперившись в доску. Наконец он пристально взглянул на Лисбет Саландер и потребовал: – Ну-ка, докажи это. Она развернула доску и стала играть его фигурами. На тридцать девятом ходу возникло ничейное положение. – Боже мой! – воскликнул Сиварнандан. – Она такая, – согласился Пальмгрен и прибавил: – На деньги с ней лучше не играть. Сам Сиварнандан играл в шахматы с детства и подростком участвовал в чемпионате школьников Турку, когда там жил, причем занял второе место. Себя он считал знающим шахматистом-любителем, а Лисбет Саландер казалась ему неотесанной самоучкой: вряд ли она когда-либо играла за какой-нибудь клуб. Упомянув как-то, что развитие очередной партии напоминает вариант Ласкера, он понял по ее лицу, что для нее это совершенно не дошло. Возможно, она вообще не слыхала про Эммануила Ласкера. Его искушало желание понять, врожденный ли у нее талант, и если так, каковы ее другие способности. Интересный объект для психолога. Но доктор ни о чем не спросил. Он просто видел, что Хольгеру Пальмгрену стало намного лучше, с тех пор как его привезли в Ершту. Адвокат Нильс Бьюрман вернулся домой поздно вечером, проведя целых четыре недели на даче возле Сталлархольмена. Настроение было хуже некуда: до сих пор не произошло ничего, предвещавшего изменение его мерзкой ситуации, если не считать того, что верзила-блондин привез ему сообщение: его предложение вызвало интерес, и исполнение обойдется ему в сто тысяч крон. На полу под почтовой щелью в двери скопилась целая куча корреспонденции. Подняв ее, адвокат положил все на кухонный стол. У него развилась полная индифферентность к тому, что касалось его работы, да и ко всему на свете, так что лишь поздно вечером взгляд его упал на горку бумаг. Бьюрман начал рассеянно перебирать их. Одно из писем пришло из «Хандельсбанка». Вскрыв конверт, он испытал нечто вроде шока при виде копии документа, извещавшего, что Лисбет Саландер сняла со своего счета девять тысяч триста двенадцать крон. Значит, она вернулась. Зайдя в кабинет, он положил этот документ на письменный стол и несколько минут не спускал с него ненавидящего взгляда, собираясь с мыслями. Нужный телефонный номер пришлось долго искать. Наконец он поднял трубку и позвонил на мобильный номер. Ответил верзила-блондин, как всегда, с легким акцентом: – Да? – Это Нильс Бьюрман. – Что вам надо? – Она снова в Швеции. На другом конце повисло молчание. – Хорошо, но больше по этому номеру не звоните. – Но…