Наверное, Джону привлекало во мне как раз обратное. Пиво почему-то потеряло вкус, стало каким-то водянистым. – Ладно, вот это допиваю и иду спать. Мой приятель облегченно оглядел бар. – К слову о бывших, – сказал он, показывая на вход. Он всегда так извинялся, делая маленькие уступки. Сообщая о себе какую-нибудь новую подробность, прекрасно сознавая, что давно пора было ею поделиться. Я проследила за его взглядом. В дверях стояла длинноногая девушка в повседневном черном платье, по плечам струились светлые волосы. Она выглядела потрясающе. Я обалдела. – Ни фига себе, – выдохнула Элиза, ткнув Беннетта в плечо. Тот не шелохнулся. Иногда, как сейчас, подруга промахивалась со своей непосредственностью. – Почему я ничего о ней не знаю? – спросила я. – Потому, – медленно начал он, – что ты никогда не спрашивала. Должно быть, я заметно подскочила на месте, потому что он тут же поднял руки, как бы отказываясь от своих слов. – Это было еще до тебя, Лив. Она работала в «Скорой» меньше года, ушла за месяц или два до твоего прихода. Мы встречались всего каких-то полгода. Однако несколько лет спустя он все еще называл ее «своей бывшей» и для встречи с ней нуждался в подкреплении. Нехилые, видимо, были полгода. – Как ее зовут? – спросила Элиза, не спуская глаз с девушки на другом конце бара. Беннетт перевел взгляд с меня на Элизу и ответил: – Кира. Вот где моя ошибка. Мне следовало спросить раньше. Или хотя бы теперь. Наверное, мы никогда не обсуждали наши прошлые отношения из-за Джоны. Я избегала деликатной темы – ведь предполагалось, что это секрет. Я считала, что достаточно знала о жизни Беннетта: не женат, пятый и младший ребенок в семье, вырос на юге Шарлотта, откуда уехал, по его словам, чтобы не быть в тени братьев и сестер. И еще что вне работы он преображался. Все то, что лежало на поверхности. Ничего личного вроде: «Она тебя бросила? Ты по ней скучаешь? Ты сегодня с нами ради нее?» Опасные вопросы. Если не хочешь, чтобы совали нос в твое прошлое, держись подальше от чужого. – Она здесь надолго? – спросила я. Беннетт помотал головой, не спуская с девушки глаз. – Приехала навестить бывших соседок по комнате. Выходит замуж, хочет попросить их быть подружками невесты. И тут я услышала в его голосе боль. Поняла, что она для него значила. Я почувствовала себя нагромождением изъянов, как перед этим в кабинете доктора Кела. Ясно, почему Беннетт мной не интересовался. Ясно как день. Он расстался с ней буквально перед моим поступлением. О них наверняка ходили слухи – я хорошо знала атмосферу в больнице. Приятного мало. Должно быть, Беннетт тяготел к новым лицам, для которых он не был частью пары, кому не пришлось бы выбирать сторону. Тут-то я и подвернулась – дружба по расчету. Он поерзал на стуле, его колени коснулись моих. – Лучше пойти поздороваться – или сделать вид, что не заметил? – Лучше пойти поздороваться, – ответила я. Отхлебнула слишком много, проглотила слишком быстро, пиво встало мне поперек горла. Беннетт чуть улыбнулся, взял свое пиво и пошел, даже не оглянувшись. Кира заулыбалась ему и приобняла одной рукой. Ее друзья расступились, и он шагнул в их круг. И больше оттуда не вышел. Начал болтать, смеяться. Прекрасно изображая радость, если она и вправду причинила ему боль. Я повернулась к Элизе, которая что-то нашептывала Тревору, перегнувшись через стойку. Он смеялся и мотал головой. Потом взял ее руку и, продолжая улыбаться, написал ей что-то на ладони. За спиной хохотали. Заиграла музыка, я перестала слышать собственные мысли. Рядом кто-то курил или только что вошел снаружи, и от него несло куревом. – Я, пожалуй, пойду, – почти прокричала я, наклоняясь к Элизе. Та посмотрела на меня долгим взглядом, нахмурилась. – Что-то не так? – Неважно себя чувствую. Я оставила на стойке наличные, с лихвой покрывавшие мою выпивку. Все было не так. Свет, звук, ставшее вдруг кислым пиво. Мне не терпелось уйти, происходящее застало меня врасплох. Элиза посмотрела на Тревора, потом на меня, не зная, как ей поступить. – Да оставайся. Просто мне лучше пойти домой. – Завтра созвонимся? Разобрать ее слова можно было только по губам. Она едва коснулась моего запястья, но прикосновение обожгло, и мне пришлось сдержаться, чтобы резко не отдернуть руку. Я поставила машину на газоне, так как на стоянке места не было. Стоянка и прилегающие улицы хорошо освещались. Когда же на развилке я свернула от центра, меня окружила темнота, и стал проступать старый город. Кривые улицы со стертым и потрескавшимся асфальтом; давно заброшенная заправочная станция, полностью заросшая травой, из которой торчала, как зомби, единственная колонка – классическая сцена апокалипсиса. Я осторожно свернула на свою улицу, петляющую через лес и не освещенную ничем, кроме слабого света домов, стоящих довольно далеко от дороги. Из-за каждого поворота мог выскочить олень. Въезд к моему дому трудно различить в темноте, разве что по силуэту двух почтовых ящиков – моего и Рика. Повернув, я заметила сквозь деревья свет в доме соседа. У меня на крыльце свет не горел. То ли я впопыхах забыла его включить, то ли лампочка в конце концов перегорела, о чем Рик предупреждал уже давно. Он все время твердил, что надо заменять лампочки и батарейки в детекторе дыма, не дожидаясь, пока они сами перегорят или сядут. Въехав во двор и выключив фары, я пожалела, что его не послушалась. Семнадцать шагов до крыльца. Слабый свет из-за живой изгороди. Я включила фонарик на телефоне и посветила им перед собой. Поднимаясь по ступенькам, услышала в кустах какую-то возню. Три шага до двери. Я затопала ногами, как учил Рик, чтобы заявить о себе. Дать понять животным, что я не трусиха, не добыча, что меня стоит бояться. Ключ повернулся в замке, дверь за мной захлопнулась. Я щелкнула выключателем на крыльце, чтобы испугать ночных зверей вокруг, но лампочка не зажглась. Тогда я бросилась включать свет во всем доме, пока не услышала монотонное жужжание электричества над головой. Из-за попытки справиться с нахлынувшим одиночеством. Тихого звучания дома после шума в баре. Того, что Беннетта по-прежнему цепляла бывшая подружка, с которой он, наверное, сейчас веселился, у Элизы назревал роман с Тревором, доктор Кел с его внешностью был не иначе как маньяком, а Рик не снимал обручального кольца, хотя давно жил один. Из-за того, что мне было плохо, я чувствовала себя оторванной от всех, мечущейся в темноте. Я подошла к холодильнику, вылила остатки вина в бокал. Потом взяла телефон и отправила сообщение Джоне: «Я о тебе тоже думаю». Потому что так оно и было, а это что-нибудь да значило. Звук рингтона вырвал меня из сна. Я машинально потянулась к тумбочке и неожиданно ударилась обо что-то твердое. Глаза начинали привыкать к слабому свету, по телу пробежал озноб. Все еще ничего не соображая, я вдруг ясно различила шорох листьев над головой и стрекот сверчков. Слабый свет от дома Рика. Опять тот же звук. Пропущенный звонок на телефоне. Наверное, я уронила его где-то здесь, в темноте. Сделав несколько шагов в направлении звука, я оперлась о дерево. Жесткая кора, покрытая чем-то липким и вязким. Я поднесла к лицу испачканные ладони, потерла пальцы – они слипались. Телефон вдруг зазвонил. Защищаясь от колючих веток, я шагнула в кусты и споткнулась. Упала на колени, меня пронзила жгучая боль. Попыталась встать, опершись на какую-то корягу, но почувствовала под рукой что-то мягкое. Змея – пронеслось в голове. Я резко отпрянула, прежде чем успела что-то сообразить. Однако тень на земле не шелохнулась. Телефон продолжал трезвонить. Я поднялась, шагнула ближе. Ткнула босой ногой в темный силуэт, на этот раз почувствовав знакомую шероховатость джинсов. Вокруг все замерло. Внезапная мысль захлестнула сознание. Я раздвинула ветки, всмотрелась: очертания тела, рук, головы. Человек! Из горла вырвался крик. Я отшатнулась. Закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Иногда при пробуждении сон и явь переплетаются. Одно эхом отзывается в другом. Так что человек мог мне просто померещиться: сейчас отойду назад, вернусь в дом, залезу в кровать, и утром не останется ничего, кроме неясного ощущения обреченности. Неприятный осадок в памяти, от которого передернет по пути к машине. Однако ветер не оставлял сомнений. Его симфония на траве у моих ног не могла быть игрой воображения. Глаза распахнулись от ужаса, их жгло на ночном ветру. Сколько времени я здесь простояла? Когда это произошло? Я опять посмотрела на руки, и без того зная, что они в крови. Позади меня чернела распахнутая дверь дома. Однако я рванула в противоположную сторону. Через распростертое на земле тело. Сквозь живую изгородь. На бегу цепляясь за кусты. К дому Рика.