В это мгновение, с браслетом в руке, я почувствовала, как что-то сильно сжалось в груди, преодолевая наш разрыв, сокращая пропасть между этим миром и следующим. Браслет соскользнул с ладони и, извиваясь змейкой, упал на стол. Я сунула руку в коробку, шаря по дну в поисках чего-то еще. Ничего больше не было. Свет в комнате переместился, словно сдвинулись занавески. Или тень от деревьев за окном. Голова вдруг закружилась, в глазах потемнело. Я ухватилась за край стола, чтобы не упасть. Мне послышалось какое-то дуновение, будто комната резко опустела; я вдруг почувствовала ту пустоту, о которой говорила мать. Из коробки пахнуло землей, затхлостью; со всех сторон меня обступили холодные, сырые стены. Я инстинктивно шагнула к двери. Двадцать лет назад я была той девочкой, которую смыло во время ливня и унесло в трубы под землей. Несмотря ни на что, я выжила. Устояла перед натиском течения, удерживая голову над водой до тех пор, пока безжалостный поток не схлынул и я не пробралась к дневному свету и не вцепилась в решетку – где меня в конце концов и нашли. На поиски ушло почти три дня, но в моей памяти ничего о том времени не сохранилось. То ли за давностью лет, то ли благодаря инстинкту самосохранения, сознание щадило меня до тех пор, пока я уже при всем желании не могла ничего вспомнить. Остался только страх. Страх замкнутых пространств, бесконечной тьмы, из которой нет выхода. Инстинкт вместо воспоминаний. Мать всегда говорила, что мы из тех, кто выживает. Долгое время я ей верила. Наверное, пахла сама коробка, всю ночь вбиравшая в себя ароматы прохладного вечера и влажной земли. Частичка стихий, внесенная внутрь. Но на мгновение я вспомнила, что не удавалось раньше. Или когда-либо вообще. Вспомнила темноту, холод и свою маленькую ручку, крепко вцепившуюся в ржавую решетку. Собственное, прерывистое в тишине дыхание и что-то еще, очень далекое. Какой-то слабый отзвук, эхо крика. Мое имя, несущееся по ветру в непостижимую тьму – на мили вокруг, под землю, где я надеялась, что меня найдут. СТЕНОГРАММА ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИИ 17 октября 2000 года Обращаемся к жителям за помощью в поисках шестилетней Арден Мэйнор, которая пропала либо вчера поздно вечером, либо сегодня рано утром. Каштановые волосы, карие глаза, рост чуть больше метра, вес около 17 килограммов. В последний раз ее видели спящей в своем доме на улице Уоррен, недалеко от центра Уидоу-Хиллз, на ней была голубая пижама. Просим всех, у кого есть какая-либо информация, срочно позвонить по номеру, указанному на экране. Капитан Морган Ховард Отделение полиции, Уидоу-Хиллз Глава 2 Пятница, 03:00 Я ОПЯТЬ УСЛЫШАЛА свое имя, доносившееся откуда-то издалека, из темноты. «Лив. Эй, Лив». Голос приближался. «Оливия». Картинка стала четче, голос мягче. Дважды моргнув, я различила перед собой живую изгородь, низко свисающие ветви и сквозь листья – потусторонний отсвет от соседнего дома. Потом уже лицо Рика, белизну его майки, когда он, повернувшись боком, протискивался через кусты, разделявшие наши участки. – Все хорошо, – сказал он, подойдя ближе и выставив вперед руки, словно боялся спугнуть. – Ты в порядке? – Где я? Я никак не могла прийти в себя. Холодный ветер, ночь, Рик, стоящий передо мной в футболке и серых спортивных штанах, морщинки вокруг его глаз, мозолистые руки, которыми он взял меня за локти – и отпустил. Я оступилась и тут же скорчилась от боли в ступне, пронзившей меня сквозь туман. Я была снаружи. Мы стояли во дворе, среди ночи… Нет. Только не это. Не опять. Рефлексы были еще слишком замедленны, и паника пока не наступала, но я понимала, что очнулась на улице, босиком и с пересохшим, саднящим горлом. Наскоро осмотрела себя: намокшие края пижамы, ладони в песке и грязи, острая боль в ступне. – Не волнуйся, я помогу. – Положив руки мне на плечи, Рик развернул меня обратно к дому. Как отбившееся животное, которое нужно завести внутрь. – Ничего страшного. Мой сын тоже иногда ходил во сне. Правда, только по дому. Я пыталась сосредоточиться на его губах, на словах, которые он произносил, но что-то от меня ускользало. Голос звучал издалека, все вокруг расплывалось. Я еще не до конца вернулась в реальность. – Нет-нет, я не спала. – Собственные слова царапали мне горло. Во рту все горело, безумно хотелось пить. – Со мной такого больше не бывает, – добавила я, с усилием поднимаясь по ступенькам крыльца. Ноги покалывало, как после долгого онемения. – Хм, – сказал он. Я говорила правду. Затянувшиеся ночные кошмары – да, особенно в преддверии годовщин несчастного случая, когда все всплывало на поверхность. Когда любой стук в дверь, любой неизвестный звонок вызывал у меня спазмы в желудке. Однако хождение во сне не повторялось с детства. Поначалу мне давали лекарства, а к тому времени, когда я перестала их принимать – раз пропустила, второй, потом забыла продлить рецепт, – эпизоды больше не возобновлялись. Отголоски прошлого, ничего больше. Как и все прочее, что осталось в прошлой жизни, у той девочки. – Что же, по-видимому, еще бывает, – отозвался Рик. Свет от крыльца отбрасывал на двор длинные тени. Рик надавил на дверную ручку – она не поддалась. Нажал еще раз и вздохнул. – Как же ты ухитрилась-то? – Он посмотрел мне на руки, словно ожидая увидеть там ключ, прищурился при виде грязных ногтей, перевел взгляд на запачканные кровью ноги. Мне захотелось объяснить ему, на что способно мое подсознание. Рассказать о моем инстинкте выживания. Только ночь вдруг решительно заявила о себе порывом холодного ветра, и моя кожа покрылась мурашками. В Северной Каролине даже в летние ночи не забываешь, что ты высоко в горах. Рик поежился, глядя в сторону, будто надеялся предугадать приближение следующего порыва. – У тебя ключа не осталось? – спросила я, обнимая себя руками. Изначально ему принадлежали оба участка, я у него этот дом и купила. Рик сам спроектировал его для сына, который вот уже несколько лет как уехал из города. Лицо Рика напряглось, уголки губ опустились. – Просил же тебя сменить замки. – А я и собираюсь. У меня даже записано. Так что насчет ключа? Он покачал головой. – Я отдал тебе все, которые у меня были. Теперь я сама подергала ручку, представляя другую версию себя. Ту, что, должно быть, закрыла изнутри замок, прежде чем захлопнуть дверь. Мышечная память. Безопасность прежде всего. Я подошла к окну гостиной – доски крыльца заскрипели под ногами. Попыталась поднять раму… та не поддалась. – Лив, – не отставал Рик, пока я вглядывалась в темное окно, прижав ладони к стеклу. Ни одна лампочка в доме не горела. – Будь добра, поменяй замки. Понимаешь, среди друзей моего сына есть разные люди… – Рик. – Я повернулась к нему. Сосед никак не мог забыть, каким это место было в прошлом, задолго до моего приезда. До того, как здесь появились больница, новостройки, блестящий новенький асфальт, рестораны и толпы людей. – Если бы меня хотели ограбить, то не стали бы ждать так долго. – Он собрался возразить, но я его остановила. – Ладно, поменяю. Хотя сейчас это вряд ли поможет. Он вздохнул, и дыхание превратилось в пар. – Может, ты как-то иначе выбралась? Я сошла за ним с крыльца и осторожно зашагала по высокой траве. Мы обогнули дом. До окна моей спальни снаружи не достать, к тому же оно явно заперто. Попробовали открыть заднюю дверь, потом окна кабинета и кухни – все, до чего смогли дотянуться. Ничто не потревожено, все заперто наглухо. Рик поднял глаза на рифленое чердачное окно, выходившее на небольшой, чисто декоративный балкон, и нахмурился. Оно было приоткрыто. – Ну, это уж слишком, – протянула я, с трудом подавив озноб. Вторым этажом никто не пользовался, он пустовал, лишь в углу стояло деревянное кресло-качалка, чересчур громоздкое, чтобы стащить его вниз по лестнице. Такое впечатление, что его прямо там и сделали. В центре потолочной балки – единственном месте, где можно было выпрямиться, – висела одинокая лампочка. Наверх вела узкая лестница, втиснутая за дверью в коридоре. Сам чердак был настолько тесным и темным, что там становилось не по себе. Оттуда доносились все звуки, которые издавал дом: шум воды в трубах, гул отопления, жужжание вытяжки. Я поднималась туда редко, разве что немного прибраться. И всякий раз неизменно начинала с того, что открывала это окно – облегчить задачу. Я слышала, что если очутиться глубоко под водой и не знать, где поверхность, то можно сориентироваться, выпустив воздух и следуя за пузырьками к спасению. Открытое окно служило мне таким ориентиром. Если бы когда-нибудь понадобилось, поток воздуха подсказал мне, где выход. Видимо, в последний раз я забыла его закрыть. Однако прыжок оттуда закончился бы более плачевно, чем испачканные руки и оцарапанная ступня. Рик провел ногой по траве, и я заметила, что он тоже босой. Значит, услышал меня среди ночи и прибежал на помощь, даже не подумав обуться или прихватить куртку. Сосед направился к заднему крыльцу, я поплелась за ним. – Сын тут всегда прятал ключ… – Он наклонился и пошарил в трещине под лестницей. Вытащил что-то, покрытое грязью. Оперся о колено, выпрямился и положил мне на ладонь кусочек металла. – Надо же, все еще здесь. Я вставила ключ в скважину и открыла дверь. – Ура, – обрадовалась я. Протянула ключ Рику, но тот его не взял. – Ну пожалуйста, на всякий случай, – настаивала я. – Пусть у тебя будет запасной. Продолжая хмуриться, Рик все же взял ключ и положил в карман. Ночью сосед выглядел каким-то другим. Обычно ходил в джинсах, фланелевой рубашке и туго зашнурованных рабочих ботинках, несмотря на то что давно уже не работал подрядчиком. В начале года ему исполнилось семьдесят. Седые волосы обрамляли лицо с глубокими морщинами – видно, что человек провел десятилетия на солнце, своими руками выстраивая жизнь. Он по-прежнему возился в сарае, постоянно предлагал вместе достроить мой верхний этаж. Сейчас он выглядел другим не только из-за непривычной одежды, он как-то вдруг состарился. Стал будто хрупким. Контраст был удручающим. Рик вошел в дом первым, включил свет и обвел глазами кухню. В раковине стоял бокал из-под вина. Я почувствовала непреодолимое желание прибраться, доказать, что забочусь об этом месте. Что я его достойна. Несмотря на кажущуюся мягкость, Рик был проницателен, его взгляд постоянно перемещался – к сводчатому входу, к темному коридору.