В трех парах глаз появилось осмысленное выражение. Потом тот, кто пытался послать ее в караоке, неприятно ухмыльнулся: — Да ну?! Известная? Маша постаралась сохранить лучезарную улыбку. Она была готова к подобной реакции. Зря, что ли, ходила три дня в поисках работы? — Нет, неизвестная. А здесь только известные выступают? — Она окинула взглядом небольшой зальчик. — Что-то не похоже. Парни разом повеселели. — Хочешь петь — пой, — заявил один и шагнул на сцену. Подошел к клавишам, взял аккорд. — Что будешь исполнять? — А что нужно? — Маша расстегнула пуховик. — Что-нибудь нежное, со стриптизом! — хохотнул второй и схватил со стула гитару. — Интим не предлагать. — Маша стянула с головы вязаную шапочку. Парень у клавиш кашлянул. Надрывно, как заядлый курильщик: — Элвиса могешь? — Да… — тихо сказала она. — Давайте «Can't help…». После того как последний аккорд рассыпался по углам зала, парень у клавиш подал ей руку: — Геннадий. С двумя "н". Попробуешь сегодня вечером? Мы тут Элвиса поем. А солистка слиняла, зараза. Папик богатый на юга пригласил. Ну, она юбку задрала — и в аэропорт. — Хоть бы предупредила, сволОта, — ругнулся второй. — По мобильному полчаса назад позвонила уже из Дубая. Меня Вовой звать. — Да, безответственная дрянь, — согласился третий, который, по всей видимости, должен был играть на ударной установке, тоже стоящей на сцене. — Я Леха. — Маша, — она склонила голову. — А вы здесь постоянно? — Всю неделю, кроме понедельника и четверга. В понедельник — выходной, в четверг работаем в «Эллочке-людоедке». — Неподходящее место для Пресли. — Маша готова была расцеловать этих парней. Она сильно подозревала, что сейчас они расправят за спинами большие белые крылья, взмахнут ими и поднимутся к потолку. — Чтобы понимала, — фыркнул Леха. — Там ставка на порядок выше, чем в этой закусочной. Хотя и не центр. Но тут тоже тепленькое местечко. Заработок небольшой, но постоянный. — Хватит лясы точить, пора репетировать — Геннадий взял аккорд и кивнул Маше: — Стриптиза не надо, но пуховик все-таки сними. Работать придется долго. До самого вечера. Двое посетителей в углу покосились на них и вновь вернулись к своему обеду и своим разговорам. Так девочка с Севера нашла работу по душе. Москва ей еще не покорилась, но вроде бы благосклонно кивнула. А сегодня она встала почти вечером, в три после полудня. Еще бы, вернулась-то в пять утра. Группа с вычурным названием «Эльдусто», которое никто никогда не пытался рассмотреть на предмет, что же оно означает, работала в кафе до последнего посетителя. Посетители разошлись, поддерживая тех, кто уже не мог идти своим ходом, в четыре утра. Добрый Леха накормил певицу жареными пельменями местного изготовления и подвез на своем дряхлом «Форде» прямо к дому. — С дебютом тебя, — сказал на прощание. — Больше не повезу. Далеко. Добираться сама будешь. — Хорошо, — согласилась Маша и улыбнулась ему: — Вы завтра репетируете? — На фига, — удивился тот. — Завтра ж понедельник. Законный выходной. Учи слова, Генка же тебе дал книжку. — Хорошо, — снова согласилась новоявленная звезда кафе «Фламинго» и выпорхнула на улицу. Хорошее отношение к ней парней из группы объяснялось просто — посетителям и владельцам заведения Маша понравилась. Сейчас, стоя у зеркала, она улыбнулась своему отражению, промурлыкав: «А может быть, у меня все-таки есть эта загадочная харизма?!» Размышления ее прервал телефонный звонок, затем бабка Нюра забарабанила в дверь кулаком. Маша вылетела в коридор, схватила трубку: «Алло!» — Послал бог квартирантку. Шляется по ночам невесть где, телефоны звонят… — Ворча, хозяйка удалилась на кухню, откуда шел аромат чего-то отвратительно-подгорелого. — Машка, хочешь на Ирму Бонд сходить? — прохрипела в трубку Катерина. — Сегодня же понедельник. — И что с того? — удивились на другом конце провода. — Запись проводится независимо от дня недели. — Запись? — Ну! В «России», сборник пишут на какой-то там канал. У композитора, забыла, как его, день рождения. Он по этому случаю устраивает концерт. А Ирма в нем поет. Все тебе объяснять нужно, деревенщина ты! — У тебя билет лишний? — У Маши забилось сердце. «Господи, и недели еще в Москве не пробыла, а столько счастья. Разом и Ирма Бонд на сцене, и съемки телепрограммы!» — Хрена, лишний. Прикинь, я охрипла. Слышишь, как говорю? А у меня завтра работа в клубе. Нужно лечиться. А Аська прицепилась: отдай ей стольник баксов да отдай. Ты и передашь от меня. Никто из наших пойти не может, хоть и понедельник. Пашка на занятиях, а Колька… Его на попсовые концерты силой не затащишь, он их терпеть не может. — Ася выступает в «России»?! — Маша ахнула. — Ну да. Она же танцует в группе Леонтьева! Забыла? — Нет, что ты. Просто не догадалась. — Все, говорить мне нельзя. Одевайся, залетай ко мне и дуй в «Россию». Я тебе входной дам. — А пустят? — О господи! Колхоз ты неасфальтированный! В шесть вечера Маша стояла в огромном фойе киноконцертного комплекса «Россия» и, широко распахнув глаза, пялилась на блестящее общество. Сердце у нее трепыхалось где-то в области голосовых связок и грозилось выпрыгнуть на пол. Куда ни кинь взгляд — везде знаменитости. Одних она по телевизору видела, других даже на видеокассетах. Все эти небожители вальяжно прохаживались по холлу и мило приветствовали друг друга. Все такие красивые, такие ухоженные. А вокруг них простой народ толпится. В зал пока не пускают. Так что все развлекаются созерцанием особо важных персон. И вдруг все вокруг пришло в движение. — Ой, Ирма! — взвизгнула малолетка, которая доселе мирно стояла рядом с Машей и так же, открыв рот, наслаждалась зрелищем. — Ирма Бонд! — Толпа простых смертных рванулась к белой лестнице, на которой появилась потрясающая шатенка в темно-синем, обтягивающем фигуру платье с накинутой на узкие плечи пелериной из шиншиллы. Машу поволокло к звезде плотным потоком. Все остальные знаменитости мгновенно забылись. Ирма Бонд была похожа на статую — высокую, холодную и неприступную. Она восприняла приближение толпы без тени беспокойства. Еще бы, вокруг нее непонятно откуда образовалось живое кольцо из мощных телохранителей. Как ни в чем небывало, Ирма Бонд общалась с каким-то молодым человеком. У Маши сложилось смутное ощущение, что где-то она его уже видела. На лице певицы блуждала загадочная полуулыбка богини, знающей, что перед ее чарами никто не может устоять. Со всех сторон к ней тянулись руки с листками, календарями и программками. Поклонники требовали внимания. Им нужен был автограф кумира. Несмотря на свою внушительную внешность, телохранители едва сдерживали натиск толпы. Какой-то мужик тянулся к певице с паспортом и громко голосил: «Ирма, дорогуша! Распишись мне в графе „Семейное положение“!» Ирма Бонд, продолжая что-то говорить собеседнику, благосклонно раздавала автографы, не глядя, кому и на чем. Поток людей вынес Машу на поверхность и бросил под ноги звезде. Очнулась она, сидя на ступеньках. Прямо перед ее носом колыхнулась синяя ткань. — Господи ты боже! — грудным голосом выдохнула Ирма Бонд. — Совсем мозги потеряли! Маша почувствовала на макушке сразу два взгляда. Один надменный, холодный, другой насмешливый. Подняла голову — так и есть: певица смотрит на нее сверху вниз с нескрываемым презрением, а белобрысый парень, кажется, ведущий новостей, почти смеется. Наверное, она действительно похожа на клоуна Или на таракана. — Простите, — пискнула Маша. — Я не сама сюда ласточкой нырнула. Меня толкнули. — Ну так отползай, — сквозь зубы произнесла звезда. Маша поднялась на ноги, чувствуя, что коленка у нее от боли раскалывается. Но более всего болело под ребрами. И не от удара. От унижения. — Я тоже пою, — тихо произнесла она непонятно зачем. — Да? — Ирма вскинула левую бровь. — Хотите, принесу вам диск послушать? — Маша вскинула ресницы. — Нет, — равнодушно ответила Ирма и, развернувшись к ней спиной, поплыла вверх по лестнице. Белобрысый парень подмигнул Маше и направился следом. А за ним телохранители и гудящая толпа. Спустя минуту девочка с Севера стояла совсем одна. Боль сменилась сосущей пустотой под ложечкой. Она чувствовала себя такой жалкой и ничтожной, что хотелось кинуться прочь из этого блистающего мира, забиться в самый тихий и темный угол, чтобы больше никогда не высовываться. — Если я когда-нибудь стану знаменитой, никогда, никогда я не буду такой! — неожиданно для себя проговорила она. ***