Что могло заставить всхлипывать вечно жизнерадостную Катьку? И почему она вообще обрывала телефон в поисках ее? Господи, может быть, что-нибудь дома случилось?! Только бы не дома, господи, только бы не дома. Она не звонила родителям с самого отъезда. Нечего было сообщать. Собиралась на днях. — Алло, Катя? — крикнула она, услыхав в трубке хриплый голос подруги. — Аську убили, — сухо произнесла та и повесила трубку. Глава 7 Маша добралась до Катьки только поздно ночью. Выступление нужно было отработать, и никуда тут не денешься. Подруга уже пришла в себя, по крайней мере не всхлипывала. Сидела в кухне на табуретке и угрюмо смотрела в никуда. Маша налила ей чай в чашку. — Миллион раз ей говорила: «Перестань хвастать!» — с ожесточением процедила она. — Бестолочь! — Не нашли тех, кто, ну… — Маша опустилась на соседний табурет. В происходящее верилось с трудом. Аськи — хохотушки с глазами нашкодившего ребенка больше нет. Пока пела в клубе, упрямо хранила надежду, что Катька что-то напутала или что ей отказало чувство юмора и она неудачно пошутила. Но, увидев ее распухшее от слез лицо, поняла, что та не напутала и не пошутила. — Днем у нее должна была быть съемка в «Останкино», потом вечернее выступление в «Метелице». Вернулась бы домой под утро. Она потащилась в телецентр, а там выяснилось, что студия слишком мала для всего кордебалета. Оставили на съемку только ударную пятерку, остальных отпустили гулять. Все пошли в кафе пересиживать, а Аська поехала домой. Черт, и чего ее туда понесло? Как представлю, что я была последней, кто ее видел! — Видел?! — У Маши горло перехватило. — Да, я в клубе была. Она заехала, а потом поперлась домой. Я ведь даже не подумала ее остановить! — Катька упала лицом в ладони и опять всхлипнула. — Она про какие-то туфли говорила. Вроде утром не те взяла, хотела поменять. Ну, это про танцевальные туфли… — Выпей-ка чаю, — Маша насильно всучила ей чашку, погладила по плечу, успокаивая, — Ты не могла это предположить. Такое вообще предположить невозможно. Мы же не можем ходить друг за другом, думая, что с кем-то из нас через час случится что-то ужасное. Это нелепо. — Но с Аськой случилось! И если бы я поехала с ней, она была бы сейчас жива. — Ее в подъезде.. — Нет, — Катька мотнула головой, — В квартире. Там все перевернуто вверх дном, меня туда сегодня уже вызывали следователи. Просили посмотреть, все ли на месте. — То есть это было ограбление? — А кто знает? Следователь сказал, следов взлома нет. То есть, она сама дверь открыла. Ее застрелили. Прямо в голову. Чтобы наверняка. А потом обшарили всю квартиру. Менты спрашивали, была ли она как-то связана с Ирмой Бонд. — Господи! — Маша замерла, — А это-то тут при чем? — Говорят, убийства похожи. Чуть ли не из одного пистолета стреляли, что ли. Или совпадение, такое бывает. — Катька глотнула чай и поморщилась, — Я бы водки выпила, честное слово. Она встала, чуть шатаясь, добралась до холодильника, вытащила полбутылки водки, отпила прямо из горлышка. Когда откашлялась, запоздало спросила: — Может, и ты? — Нет. Я не могу понять, почему влезли в ее квартиру? Что она, дочь Рокфеллера? С какой стати? От водки Катька немного пришла в себя. Ее перестало колотить, да и щеки слегка порозовели. — Я же говорю, она болтала направо и налево, что жутко популярна среди богатых мужиков. Что они ее подарками забрасывают по несколько раз на дню, а она еще и не все принимает. Вечно таскалась по мероприятиям эдаким… — Она повертела кистью в воздухе и презрительно фыркнула, — Ну, великосветским. Ни одного приема за полгода не пропустила. То она на годовщине «Газпрома», то на дне рождения Пугачевой, то там, то сям, то на приеме в посольстве, как вчера. Как она эти приглашения доставала — одному богу известно. Цепляла там всяких мужиков — по большей части, мелочь. И никаких подарков особенных ей не дарили. Только вот Бобров за тебя шубу выделил. А уж что она вокруг этого насочинила! Она же на каждом шагу заливала, что и Бобров в числе ее поклонников. Ох! Я ей говорила, чтобы перестала. Она у кого-нибудь выцыганит колье или кольцо поносить — такое, чтоб подороже смотрелось, так и начнет о нем петь на очередной вечеринке каждому встречному. И изображает из себя великосветскую львицу. Она все деньги на шмотки тратила. Туфли — 500 баксов, платье — 600 баксов. Копила, по-моему, даже ела через раз, только бы лишнюю тряпку купить. А люди на этих приемах разные. Вот, видимо, и нарвалась на ворюгу со своими байками. — Значит, ее ограбили. — Да, вынесли только шубу. Что у нее там было-то? Стоило человека из-за этой дряни убивать! Она опять всхлипнула. Маша испугалась, что у Катьки начнется очередная истерика, и спросила, чтобы ее отвлечь: — А к тебе она зачем приходила? — Ой, — та вздрогнула, — Да бирюльку твою отдала.Я на нее нажала, сказала, что мне ее сегодня возвратить эксперту нужно. — Что?! — Да, ну это же Аська! Она зашла в мастерскую к Коле, а там я с твоей штуковиной на шее. Ну, она и привязалась: откуда да откуда. Я ведь ее знаю как облупленную. Скажешь, мол, Машкина, она затаскает на год. А что, своим можно и дольше не возвращать. Тянула бы до последнего: то некогда, то «ну дай надеть в последний разок, а завтра отдам, чтоб у меня зубы повыпадали». Вот я и соврала, что взяли бирюльку у антиквара, чтобы Колька вдохновился на выставочную работу. Аська тут же завела свое нытье: «Дай на вечер, иду на прием в посольство, нужно позарез». Я и подумала, что с того, если она его наденет один разок. — Ой, господи! — Маша испуганно зажала рот рукой. Сердце ее ухнуло в пятки. — Она еще хвасталась, — не замечая ужаса в ее глазах, продолжала Катька, — что каждый второй ей комплимент делал, какой у нее потрясный кулон. И мужики, и женщины. Кажется, даже посол отметил. Вот и порадовалась напоследок. Да, я же тебе его отдать должна. Она вышла в коридор, порылась в сумочке, вернулась с кулоном в руке, рассмотрела его в свете шестидесяти ваттной лампочки: — Правда красивый. Возьми, Колька работу свою уже закончил. Сказал, подарит тебе этюд в качестве благодарности. "Не стоит, — хотела ответить Маша, но не стала. Вместо этого покрутила украшение на ладони, грустно подумала, — Странно. Уже двоих, кто носил эту штуку, убили… Надо бы от нее избавиться". — Знаешь, — сказала Катька, — плюну-ка я на эту дурацкую Москву, подамся в Питер. — Зачем? — удивилась Маша. — Ну, как… — Та потянула себя за прядь волос, задумчиво накрутила ее на палец. — Там у меня друзей больше, там джазовой певице вообще легче. В Питере к джазу другое отношение, да и город поспокойнее. — Глупости, в Питере столько же бандитов на душу населения, сколько и в любом другом городе. — Не знаю… — Катька снова села на табурет, подперла щеку кулаком. — С Севера все в Питер чешут, там мы свои. А тут все равно изгои. И неуютно мне в Москве. Особенно теперь. — Да подожди ты все кидать. Пройдет время… — Вот именно, — перебила ее подруга, — Время проходит, а я все в стрип-баре на подпевках. Везет не всем. Вот на тебя Бобров клюнул. А моя призрачная надежда показала мне дулю. — Тот продюсер на музыкальном вечере… Катька поморщилась: — Сказал, что если бы хотел мной заняться, то занялся бы уже давно. — Он дурак, — процедила Маша. — Я слышала тебя. Ты потрясающая. Что им всем еще нужно? — Вот и я так думаю, — вздохнула подруга. — Ай, фигня. Прорвемся. Если не выйдет из меня певицы, прославлюсь как Колькина натурщица. Сэр Доудсен пребывал в тоске. Его больше не радовал рост акций родной компании на Лондонской бирже ценных бумаг. Еще бы — он помолвлен с Ви, этим крокодилом в обличье ученой цапли. Душа его наполнилась могильным холодом и таким же мраком. Выхода из тупика не было. Все утро он принимал поздравления. Разбудил его звонок тети Алисы, которая огласила его квартиру раскатистым рыком: — Наконец-то ты одумался, мой мальчик. Я давно твердила, что лучше Виолетты тебе невесты не найти! — Нечто подобное я слышал вчера на приеме от ее матери, — с глухим стоном он припомнил ужасную сцену на балконе. — Теперь я спокойна за твою судьбу. Виолетта возьмет тебя в крепкие руки… «Скорее силки», — подумал Александр. Дальше он не слушал, углубившись в неприятные размышления о том, что все могло быть иначе, если бы по дороге на прием его сбил автомобиль. Месяц в больнице и жизнь на костылях сейчас казались ему предпочтительнее, нежели маячившая женитьба. Родственники продолжали его донимать и на работе. Мать поинтересовалась, какую рамочку он желает видеть на объявлении о помолвке в «Морнинг пост», отец с прозорливостью, присущей мужчинам, посоветовал не падать духом. Дядя Реджинальд тепло посочувствовал. В долгу не остались и друзья из клуба «Пеликан». Те со злорадным удовольствием слали ему письма по электронной почте, расписывая жуткие истории о том, как некий лорд Брэндхем избежал свадьбы, сев в тюрьму на пять лет за жестокое избиение полисмена в состоянии аффекта по причине своей помолвки. А барон такой-то сделал то-то (еще более ужасное), а сэр тот-то вообще… Все эти примеры леденили кровь молодого жениха, хоть и являлись завуалированными советами друзей. Кроме того, похоже, все население Англии избрало развлечением в это злосчастное утро забрасывать его офис поздравительными факсами и телеграммами. Посему факт помолвки не укрылся и от сотрудников. Каждый счел своим долгом заглянуть в его каморку и поздравить с «замечательным событием». — Виталий, а вы женаты? — с тоской спросил Александр, когда в проеме появилась голова зама. — Три раза, — весело ответил тот. — Зачем вам столько? — удивился молодой аристократ, искренне не понимая, почему человек по собственной воле подвергает себя пытке еще и еще раз. — Так весело же! Сэр Доудсен только плечами пожал: «Что тут веселого?» — Скажу вам по секрету, — перешел на заговорщицкий шепот Виталий, — что вам, как человеку, вступающему в брак впервые, этого пока не понять. Подождите годик-другой, и вам тоже захочется поменять обстановку. — А были случаи, чтобы вы не хотели жениться? — с надеждой вопросил страдалец. — Я?! — несказанно удивился зам. — А с чего бы мне не хотеть? Это же весело! Молодой аристократ понял, что дальнейший разговор бессмыслен. Он попытался углубиться в работу, но так и не смог сосредоточиться на проекте договора о перевозках продукции кондитерского завода из Москвы в Париж. За шаткой дверью, прекрасно пропускавшей не только сквозняки, но и звуки из другой части офиса, он услышал телефонный разговор своей секретарши, от которого у него в момент началась резь в животе.