Далее была заключительная и самая рискованная часть. Для Хольги Алисия подготовила другую расплату. Но сейчас необходимо доставить мышей в одно место. Накрыв Гриду покрывалом, Алисия вынырнула из раздевалки и быстро покатила ту на тележке в закрытую подсобку. Послышались шаги впереди по коридору. Ничего не оставалось, кроме как уйти с маршрута, спрятавшись в туалете. Она забежала туда и вцепилась в ручку. Кто бы это ни был, он шел именно сюда. Но спрятаться больше негде, и потому оставалось лишь крепко держать дверь, чтобы те, кто хочет сюда попасть, решили пойти в другое место. — Тут закрыто, — послышался женский шепот. — Пойдем в раздевалку, милая, похоже, кто-то нас опередил, — ответил также шепотом мужской голос. Алисия выдохнула. Сердце, подпрыгнувшее в тот момент, когда она почувствовала, что план может пойти не так, немного успокоилось. Прислушиваясь к шагам, девочка выскользнула и уже бегом долетела до места, где спрятала первую жертву. Она забежала внутрь и быстро скрутила два кресла вместе и повесила на девушек таблички с оскорблениями. Ей нужно еще тридцать секунд невидимости. Как это сделать, также было продумано. Выскочив из каптерки, за десять секунд она добежала до электрического щитка и вырубила все автоматы. Словно кошка, которая способна ориентироваться в темноте, она вернулась назад. Музыка больше не играла, и вместо нее стали слышны крики и ругательства. Окна были завешаны, и никто ничего не мог видеть. Алисия, безбожно толкаясь, катила коляски на центр сцены. Она отлично знала маршрут. Время на подготовку не прошло даром. Все, что она делала, было словно на автомате, когда уже нельзя ничего менять и остается лишь следовать плану. Она не пыталась думать о морали и правилах. Свет включат скоро, охранник решит, что музыка выбила защиту, и первым делом проверит электрощитовую. Он вернет все на место, и свет озарит плоды ее трудов. Но было еще темно, и время на то, чтобы сделать последний штрих, оставалось. На сцене был установлен проектор для запуска презентации, и хоть он в данный момент не работал, ноутбук был включен, так как имел батарею. Никто не следил за ним, потому что все были поглощены решением проблемы исчезнувшего света. Алисия вставила флешку и, щелкнув мышкой, запустила видео, записанное на ней. Выдох. Девочка сделала все, что спланировала, и уже не спеша через толпу ушла в конец зала к выходу. Включается свет, и на сцене в креслах-каталках сидят две девушки в рваных платьях. Они спят, но шум, который оглушает все кругом, будит их. На табличках, накинутых им на шеи, значится «ху*соски». Всюду крики, и бедные жертвы, связанные скотчем, пытаются встать, но падают, их все узнают, кто-то смеется. Но в основном весь зал находится в состоянии шока. Проектор включает видео. Девочка Хольга сидит верхом на парне и страстно целует его. Она почти голая, не считая накинутой на тело футболки. Такой поворот событий просто взрывает зал криками, шутками и свистом. Алисия смотрит на свою последнюю жертву и, сложив руки, улыбается. Она проследила за ней и накопала на нее компромат в виде измены. Цель мести не позор, а разрушение ее отношений с парнем, которого, кстати, нет на видео, он стоит рядом с изменщицей, открыв рот. — Миссия выполнена, — говорит она самой себе и скрывается в дверном проеме. Глава 4 Порой мы просто движемся по кругу или идём по прямой… Когда счета нет Испачканным дням, Когда душу рвёт от жестоких обид, Ступая босыми ногами по колким углям, Нас ангел бескрылый хранит Летний вечер — то время суток, когда солнце уже зашло за горизонт, но еще достаточно светло. Повсюду на длинных столбах, освещая покрытые сумраком аллеи, горят высокие круглые фонари. Это обычный парк, что встречается в любом небольшом городке, с лавочками, фонтанами и старыми аттракционами. Там обязательно есть небольшое колесо обозрения, комната страха и несколько каруселей. Гуляет подвыпившая молодежь, они смеются и шутят друг над другом. Отдыхают, как и положено людям в годы беспечной юности. И в этот самый обычный вечер, среди самых обычных людей, на одной из скамеек сидел парень. Он был невысокого роста, со светлыми волосами. На его затылке красовалась маленькая косичка, а на шее, с правой стороны, — татуировка в виде числа: 0,142857. Одет он был также непримечательно: белая футболка и джинсы. Сидел один и никого не ждал. Молодой человек пришел, чтобы уединиться и скоротать время до начала вечерней лекции в университете. Именно здесь, среди влюбленных парочек, целующихся на скамейках, пьяниц и молодых матерей с колясками, он был по-настоящему одинок. Все, кто проходил мимо, были чужими людьми, которые если и посмотрят на него, то быстро забудут и переключатся на свои важные дела. Одиночество среди людей особенно ощутимо. Масса демонстративно выпячивает вперед свои счастливые моменты, питаясь завистью тех, кому не так сильно повезло в жизни. Тут Леон — так звали парня — заметил в парке свою одногруппницу, Анжелику. У неё были чудесные волнистые, черные волосы и правильные черты лица — настолько правильные, словно соответствовали стандартам из книги про идеалы красоты, если бы такая, конечно, существовала. Юная девушка, одетая в короткую юбку и белую рубашку с коротким рукавом, притягивала взгляды прохожих и, казалось, была этим очень довольна. Она подошла к колесу обозрения и остановилась — зазвонил телефон. Тонкой ручкой с длинными накладными ногтями Анжелика достала девайс, украшенный причудливыми кошачьими ушками. — Да, все замурчательно, не переживай. Сегодня, да. Я все скажу, но думаю он уже все знает… — услышал Леон разговор одногруппницы. Она еще несколько секунд слушала собеседника, потом закончила разговор. Недовольство промелькнуло на ее лице, после чего, бросив короткий взгляд на дисплей, направилась к кабинке с билетами на аттракционы. Парк всегда был немного неприятен Леону. Он не мог сказать, что именно в нем не нравилось: то ли огромное количество детей, что шныряли всюду, то ли сами аттракционы, возвышающиеся огромными железными пауками над головами прохожих, то ли что-то еще. Нечто загадочное было в этом месте. Здесь часто назначали встречи молодые парочки, часто сюда приходили и пожилые люди с внуками. А парк словно питался эмоциями, и чем больше было в нем народу, тем озорнее крутились его карусели и чаще слышался смех. Колесо медленно качнулось и поехало, заскрипели стальные опоры. Двери одной из кабинок, заметил Леон, были заварены, красной краской помечено «Не входить, опасно». Сам Леон был студентом первого курса местного Университета, где учился на факультете радиотехники. С родителями отношения были натянутые. Так часто случается у молодых людей в годы взросления. Но тем не менее они оплачивали его обучение и помогали деньгами на съем квартиры. После школы Леон, как и положено молодому парню, должен был либо продолжить обучение, либо идти в армию. Перспектива служить не особо пугала, но и провести пару лет в непонятном месте с неизвестными людьми было не тем, от чего приходят в восторг. Потому, послушав родителей, быстро подал документы и был зачислен в университет в соседнем городе. Его не волновали ни специальность, которой он будет обучаться, ни перспективы этого обучения. Что бы там ни было, в будущем это все та же скучная, предсказуемая стезя, исход которой — бессмысленное существование до конца дней. Оптимистом Леон не был. Сделав круг, колесо остановилось. Анжелика, его одногруппница, вышла из кабинки аттракциона. Телефон в ее сумочке снова зазвонил. На этот раз она не стала поднимать трубку, лишь быстро отключила звук. Леон заметил, как устройство связи с чудными ушками вместо того, чтобы быть убранным в сумку, скользнуло мимо отверстия и упало на газон. Девушка не заметила этого. Леон встал со скамейки и направился к потерянному телефону. Подобрал его и окликнул Анжелику: — Анжел! Девушка обернулась и сделала вид, что удивлена. Конечно же она видела Леона на скамейке, просто не хотела к нему тогда подходить и разговаривать. Все это он понимал, но вернуть телефон было необходимо. Вещь недешевая. — Ты обронила. — Леон протянул ей девайс. — Ой… — рассеяно сказала Анжелика, забрав телефон. Она несколько раз хлопнула длинными темными ресницами. Парень понял: в ее маленькой глупой головке идет сложная операция «а что типа сказать в таких случаях, а?» Решив освободить ее от необходимости делать выбор, он направился к выходу из парка. Проходя мимо других аттракционов и глядя на спокойно гуляющих людей, Леон думал: «Если с той карусели, что вертится на десятиметровой высоте, сорвётся человек, и тушка, машущая руками в воздухе, упадёт на землю, это меня порадует». Нет, безусловно, это будет плохо, человек погибнет или в лучшем случае получит увечья. Но если что-то случается, пусть даже нехорошее, в повседневной рутине появляется сгиб, начинает что-то происходить, и пусть даже бывает тяжело и порой больно, все равно испытываешь странное извращенное удовольствие. Это как фильм, где погибает главный герой. Ты переживаешь за него, видишь борьбу, словно чувствуешь то же, что и он, а когда это происходит, умелый режиссер показывает всю боль, утрату, эмоции становятся лишь сильнее, что-то внутри не признает случившееся и надеется, что это обман. И тогда ты соглашаешься. Останься безымянный герой жить, уже не почувствуешь то же самое. Кинематограф давно понял — в фильме должна быть трагедия, и чем она больше, тем лучше фильм, тем больше народу пойдет в кинотеатры насладиться чувствами. Спокойный и добрый сюжет никому не нужен. Потому люди смотрят ужасы и мелодрамы, — чтобы что-то почувствовать. Страх, злость, чужую боль, обиду — что угодно. Все мы немного мазохисты и порой сами ставим себе подножку, дабы упасть и насладиться тем, как разбили лицо. Но признаться в этом не хотим, да и зачем задумываться о таком? Леон вспомнил, как однажды, заболев, попал в больницу. Там была особенная атмосфера, присущая подобным местам. Запах медикаментов и хлорки, врачи в белых халатах, пациенты, что в тапочках, шлепая по кафелю, ходят на процедуры. Множество людей, у которых хоть и разные, но всё равно недуги. Ему тогда казалось, что все это резонирует между собой и превращается в одну страшную несуществующую болезнь. Сам он выздоровел достаточно быстро, но его отец, будучи врачом, сильно беспокоился и требовал выписать сына, лишь когда тот поправится окончательно. Потому Леон просто шатался по больнице, наблюдая за людьми. Большую часть пациентов составляли старики. Они были ворчливыми и всегда чем-то недовольными. Леон избегал мест, где те отсиживались в свободное время. На самом деле, в одном месте — возле телевизора, в холле. И несмотря на то, что в большинстве палат также были телеки, пожилые люди предпочитали собираться вместе и ворчать, глядя в голубой экран. Каждый из стариков пытался высказать недовольство политикой, воспитанием современной молодёжи и другими темами, о которых трещал телевизор. Могло показаться, что среди присутствующих там есть негласное соревнование в уровне порицания общества, и тот, кто это делал искуснее всех, становился более уважаемым в глазах остальных. Леон их игнорировал и любил проводить время в другом месте. Это была прихожая. Растения в больших горшках, картины и шикарная каменная лестница. Ему нравилось наблюдать за теми, кто приходил или кого привозили на каталке. В момент, когда открывались двери и заходил очередной человек, вместе с ним проникало что-то ещё. Посетители больницы приносили с собой истории жизни, травмы детства или другую трагедию. Это мог быть отравленный некачественный спиртом алкоголик, или студент, решивший покончить с собой из-за неразделенной любви, или простой рабочий с переломами. И пусть увидеть всю судьбу человека было нельзя, в тот момент, когда в дверном проёме появлялся посетитель и кто-то из врачей говорил, что с ним случилось, Леон чувствовал, как часть истории впитывается в стены больницы и остается там. Это было странно, но доставляло удовольствие. Ему вспомнился случай. Привезли мотоциклиста со сломанной ногой. Весь вестибюль был забит людьми, все кричали, кто виноват, и жестикулировали руками, описывая страшную аварию. Там же были полицейские и ещё много народу. Леон понял, что случилось, и уже частично переживал эту катастрофу, будучи в небольшом радиусе происшествия. Тогда он и придумал для себя идею, событие, хорошее или плохое, подобно взрыву, поражает прилегающую местность и может наносить урон тем, кто оказался рядом. Пусть даже и едва заметный. Леон вышел из парка и оглянулся. Уже темнело. На выходе стояла статуя ангела, что закрывался крылом от напасти. Скульптор не изобразил, от чего защищался персонаж. Оставил людям право дополнить картину в воображении. Леон немного постоял возле этого творения, вглядываясь в каменное лицо. Затем, глубоко вздохнув, повернулся в сторону длинной улицы и направился в Университет на вечернюю лекцию. Глава 5 …и те вещи, что по всем законам произойти не должны… Аудитория зала была освещена слишком ярко, или так казалось оттого, что за окнами было уже темно, и они превратились в несколько чёрных квадратов в стенах. Эта лекция проходила в вечернее время для студентов, пропустивших её, и потому народу было не очень много. Студенты расселись как попало, небольшими островками, больше в середине зала, и лишь пара человек предпочли первые ряды. Леон не был из их числа и сел почти в самом конце. Слушать и вникать особо не собирался. Хлопнула дверь, преподаватель вошёл в аудиторию. Он даже не поднял головы, чтобы посмотреть на студентов. Это был молодой и симпатичный, по мнению многих студенток, профессор. Но девочкам он нравился не только внешностью. У него также был удивительный голос, мягкий и очень чёткий. Однако профессор был закрытым человеком и не особо любил общаться за пределами преподавательского кресла. Вообще, он был достаточно странным, постоянно отсутствовал, и его часто замещали другие преподаватели. Однако его не увольняли, считали гением, и, возможно, так оно и было. Он прекрасно знал свой предмет и мог доступно объяснить любую тему. Увидев, кто пришёл проводить занятие, несколько девчонок пересели поближе. Лекция началась. Темой была одна из теорем пересечения параллельных прямых, такая непонятная, что Леон погрузился в свои мысли. За год обучения он так и не смог завести друзей, сойтись с девушкой или построить в жизни ориентир. Он ходил на вечеринки и знакомился с симпатичными студентками, но делал это так, будто следовал шаблону, который был необходимым условием существования. Ему нравилось напиваться в компаниях, но, лишь захмелев, он становился просто зрителем глупых чудачеств и всего того, что творят молодые люди в этом состоянии. Сам в этом не участвовал. Его не тянуло повторить пьяные геройства других, и он считал, что все его знакомые занимаются ерундой. Однако случалось и так, что он, потеряв контроль, напивался до беспамятства. Доказательством тому была та самая татуировка на шее. Это случилось почти в самом начале учебы. Всех событий того вечера он не помнил, но из того, что все-таки отложилось в памяти, было посещение тату-салона. Немного испугавшись реакции родителей, Леон решил свести непонятное число и на следующий день снова отправился в салон. Однако оказалось, что тот закрыт. Совсем. Решив, что судьба вынесла вердикт, Леон оставил тату. С девушками ситуация также была неопределенной. Когда к нему проявляли симпатию, он отвечал взаимностью и имитировал отношения, пока все не заканчивалось по несуразной и зачастую выдуманной причине. При этом он не чувствовал то, что называют любовь. Даже когда впервые переспал с девушкой, разочаровался: оказалось, это не так волшебно, как он представлял. Словно в этом событии отсутствовал очень важный элемент, без которого сама суть случившегося терялась. После он не раз оказывался в разных постелях с разными девушками, но волшебство так и не происходило. Молодой профессор что-то писал и рисовал на доске, когда открылась дверь и в аудиторию зашла Анжелика. Она осмотрелась, выбирая место, куда сесть, и, увидев Леона, неуверенно направилась к нему. Профессор даже не повел глазом в сторону опоздавшей студентки. — Спасибо… Этот телефон… было бы неприятненько его потерять, — пряча глаза, сказала Анжелика. Казалось, ей немного стыдно. — Не за что, — сухо ответил Леон. Девушка, ничего больше не говоря, достала тетрадку, положила ее на стол и откинулась на спинку стула. Леон воспринял поведение своей однокурсницы как жест благодарности. Она подсела к нему, так как хотела извиниться за холодное отношение. Лекция продолжалась. Профессор рассказывал о истории геометрии и каких-то математиках. О том, как они смотрели на мир совсем иначе, не как остальные люди, что их не всегда понимали и оттого порой недолюбливали. Леон посмотрел, чем занята его соседка-красавица. Вместо того, чтобы конспектировать лекцию, юная леди уткнулась в телефон, отправляя смайлы с поцелуями. — Не слушаешь? — Леон внёс замечание, взглядом показав на пустую страницу. — Ой, будто ты весь во внимании, — Анжелика чуть закатила глазки. Леон заметил, что она словно сымитировала один из смайлов. — Тоже нет, не представляю, как зачёт буду сдавать, — покачал он головой. — Я сегодня дежурная и останусь убирать аудиторию. — Девушка вскинула бровку и улыбнулась, намекая, что у неё уже есть план, как справиться с трудностями. — Ну да, вот какой у тебя подход к решению проблем, — пробубнил Леон. — Схема, конечно, рабочая, не поспоришь.