Над крепостью теперь сразу два столба дыма поднимаются — видимо, сигналят об особо торжественном случае. Сволочи, лучше бы помогли. У них там, наверное, не меньше пары сотен солдат, а у нас каждый меч на счету. Арисат, подняв забрало, проводит короткий инструктаж: — Кони погань носить не любят да и устали очень. Так что двигаться они быстро не смогут и разворачиваться тоже. Не подставляйтесь под копье — встречно их не бейте, иначе смерть: они быстрее. Обходим с двух сторон и начинаем, сходясь, в хвост лупить. На две стороны они успевать не будут. Сбиваем на землю и топчем конями, или топорами сверху. Или епископу оставляем — он лучших топорщиков сейчас собирает. Если кого собьют, то в сторону отползайте, а то свои затопчут. Давайте, ребятки, пора! Сэр Дан! Скажите что-нибудь хорошее, как стражи говорят! На своем секретном языке! Говорят, помогает! Латынь? Ну уж нет — итальянцы здесь неуместны. С удовольствием вспоминаю родной: — Ребята, не жадничайте там! Хоть одного мне оставьте! Никто не уточняет, что я такое произнес, — уверены, что хорошее и пафосное. В принципе так и есть. Лязгают опускающиеся забрала, кони трогаются с места. Два десятка всадников — без знамен, без ярких гербов: простые вояки, повидавшие многое и при всем своем знании не обратившиеся наутек при виде перерожденных. Понимают, что шансов против такого противника мало, но идут как один — четко, без видимого страха. Вот теперь даже такой скептик, как я, видит: бакайцы — это действительно ВОИНЫ. Без бравады дешевой, без предательского дрожания рук — просто делают то, что должны делать, и ничего лишнего. Надеюсь, они действительно знают, что делают, — у меня вот сомнения большие. Даже если эти твари вполовину хуже Йены, все равно это слишком много для нас, простых смертных. Дружинники разгоняются медленно, как бы лениво, но уже на половине дистанции скорость вырастает до такой, что в ушах ветер посвистывает. Перерожденные наконец начинают действовать — пришпоривают коней, подавая нам навстречу. Интересно, почему их так мало? Я думал, в замке Мальрок их целая орда, а приперлась лишь кучка. Или лошадей на всех не хватило? С ними, как я догадываюсь, у погани какие-то проблемы со взаимопониманием. При налетах лошадей убивают жестоко — нелюбовь у них. Те, наверное, платят такой же взаимностью. Не исключено, что передо мной все всадники здешнего темного воинства — остальным просто не на чем скакать. Сшибка. Дружинники, почти дотронувшись до наконечников вражеских копий, ловко расходятся в стороны, избегая встречного удара. Я послушно заворачиваю влево. Перерожденные не успевают — хоть разбега и не набрали, но успеваю увидеть, как измотаны их лошади: пена на губах, мокрая шкура, дрожащие ноги. И на шпоры почти не обращают внимания. Бакайцы, безнаказанно обойдя противника с двух сторон, тут же смыкаются, ударяя по арьергарду. Сшиблись по-настоящему: град ударов по броне и щитам, один перерожденный насажен сразу на два копья — ухитрился развернуться, но все же поймал подарки в спину; двое просто выбиты из седел… как и парочка наших. Нормально — мы даже готовы размениваться один на один, а вот им это невыгодно. Наши не встают, а вот твари ворочаются, поднимаются. Направляю коня на одного, злорадно ухмыляюсь, когда подкованные копыта бьют по броне. Конь не просто проскакал: боевое животное припечатало гадину на совесть — профессионально поставленным ударом. За спиной опять грохот сшибки. Оборачиваюсь — за какие-то мгновения битва превратилась в бардак. Половина нашего отряда все еще удерживает строй, но половина безнадежно перемешалась с врагами. Мельтешат копья и топоры, звенят мечи — пошла серьезная драка. И падают наши… падают… Эх, зря — нельзя было замедляться, на их условия соглашаться… увлеклись ребята… Скорость — наш козырь… упускаем его… Арисат, не сдавайся, держи темп! Даже половина бакайской дружины — это все еще сила! Навстречу мчится проблема — низкорослый всадник. Чужой. Копье опущенное точкой смотрится — в голову целит. Щитом умело прикрывается, голову опустил — брусок железа неуязвимый. У меня копья нет. И даже меча кавалерийского нет — мой коротковат да и легок для такого боя. Все как на классическом турнире — пара всадников, несущихся друг на друга. Только копья здесь неспортивные, да и одно на двоих всего. Но все равно дух рыцарства место имеет. Но только с одной стороны — я ведь ни разу не рыцарь и на звание это даже не претендую. Так, плебей простой, не отягощенный грузом благородства. Поднимаю арбалет, спокойно прицеливаюсь, придавливаю спуск, выпускаю бронебойный болт. В коня. С точки зрения рыцаря — величайшее во вселенной бесчестье. Даже изнасилование беременной старухи и рядом не стоит с моим деянием. По гнусности. Но я ведь не рыцарь. Конь и так шел на последнем издыхании — арбалетный выстрел его доконал. Всадник уже привстал в стременах, собираясь нанизать меня до середины древка, и тут же полетел через лошадиную шею, носом вниз. Копья не выпустил. Зря — вонзившись в землю, оно сыграло роль легкоатлетического шеста, заставив рыцаря взмыть в вышину, откуда он уже окончательно брякнулся. Покатился по земле, теряя оружие и детали доспехов. Человек бы при таком приключении сразу прекратил сопротивление из-за множественных травм, не совместимых с жизнью, но этот даже в таком плачевном положении сумел взмахнуть рукой, жестоко ударив латной перчаткой моего скакуна в колено. На этот раз из седла вылетел я — моя очередь. Земля встретила ласково — не стала затягивать страдание. Просто хлопнула по лбу — и свет погас. * * * Приходить в себя не хотелось — в темноте так приятно и не болит ничего. Стоило сознанию начать возвращаться — и все, отдых побоку сразу. Болит везде, самочувствие — будто слон надругался, и очень печально от грустной мысли: я валяюсь в эпицентре боя. Вокруг латники с коней сыплются, копыта землю взбивают, сталь звенит, и посреди всего этого расположилась моя мягкая, для многих лакомая тушка — будто редкий деликатес на травяной скатерти. Дан, вставай, придурок! В этом месяце тебя уже один раз хоронили, не надо такими делами увлекаться! Поднимаю веки, тут же зажмуриваюсь — солнце бьет в глаза. Видать, и ему стало интересно, чем все закончится. Не поленилось выйти по такому поводу из-за туч. Давненько его не видел… На полпути к зениту уже, но все равно слишком низко. Что же ты еле плетешься — поторапливайся давай… Медленно поднимаюсь на колено. В голове шумит, рот наполнен кровью, левый глаз быстро заплывает — через щелочку на белый свет посматривает. Вокруг гарцуют всадники, в стороне кто-то с кем-то все еще сшибается на полном скаку. Видимо, недолго я валялся — бой еще в самом разгаре, и понять, кто побеждает, не могу. Поверженный перерожденный лежит в паре десятков шагов — далековато нас жизнь разбросала. Не двигается, правая рука неестественно вывернута в локте. Но не верю я в окончание нашего разговора — слишком легко… не бывает так. Сейчас начнет шевелиться, поднимется, и… Шансы один на один у меня не слишком впечатляющие… Забрало ко мне повернуто — за черными щелями мерещится змеиный взгляд. Сейчас я тебя успокою… полежи немного… Вытаскиваю нож из-за голенища, поднимаюсь. Нож хорош — не слишком длинный, узкий, с толстым клином лезвия. Таким легко проникать в щели доспехов. Шаг, еще шаг — к противнику. В голове все еще шумит, звуки доносятся далеким эхом, мысли путаются: многострадальным мозгам опять досталось — на Земле им не везло, здесь тоже. Хотя сомневаюсь, что опять загнусь от рака: при такой жизни смерть моя будет непременно насильственной. Возможно, даже мучительной… Еще шаг — и вздрагиваю от отчаянного птичьего крика. Лишь одно пернатое создание на такие звуки способно, хотя даже для него сильно. Оборачиваюсь — на меня несется рыцарь. Копье опущено, точкой в руке направлено на меня. Конь задыхается, на губах пена, но все равно сумел развить огромную скорость — разрезаемый воздух разбрызгивает кровь с узкого наконечника. Я буду не первой его жертвой. Не успел ни отскочить, ни придумать маневр посложнее — с неба метнулся зеленый комок, вцепился лапами в отверстия забрала, заорал, не переставая махать крыльями. Возможно, даже плюнул — по слухам, мой невоспитанный птиц и не на такое безобразие способен. Не знаю, что подумал рыцарь, но одно несомненно — видимость у него упала до нуля. Попугай у меня, конечно, со странностями, но не стеклянный. Перерожденный оказался в затруднительном положении: левая рука занята щитом, правая копьем — какие бы изменения ни произошли в его организме, лишней конечностью он не обзавелся. Отгонять взбесившегося птица ему было нечем. Бить себя по лицу окованным железом щитом он не стал — копье, направленное на меня, полетело на землю. Рыцарь потянулся латной перчаткой к лицу, намереваясь разобраться с летающим агрессором. — Беги!!! Зеленый!!! — заорал я, отшатнувшись от пронесшейся в считаных сантиметрах лошади. Меня он услышал или понял, что этого бронированного великана заклевать не получится, но, оторвавшись от своей жертвы, птиц ловко скользнул влево, увернувшись от руки возмездия. Но недостаточно быстро — всадник взмахнул второй, на лету врезав вслед улепетывающему попугаю серединой щита. Там, насколько я заметил, блестел ромбик короткого шипа. Сзади я не разглядел, повезло Зеленому или все же угодил на сталь, — просто птиц с испуганным воплем отлетел, будто мячик от ракетки, и рухнул в траву. А всадник начал осаживать лошадь, разворачиваясь. Присел, ухватил валяющийся без дела арбалет (будто специально под ногами оказался). Ногу в стремя; рычаг на себя. Быстрее! Еще быстрее! Дождь опять накрапывает, и это при солнце ясном, но мне он не мешает — тетива вымокнуть не успеет. Надо очень быстро прикончить этого всадника, затем добить упавшего и найти Зеленого. Птиц не бросил своего самозваного стража и теперь, если еще жив, ждет меня. Попугай на земле — будто самолет сбитый, полностью беспомощен. Лишь бы жив был — я его обязательно на ноги поставлю. На крыло… Наверное, эта конная тварь удивлена. У пешего шансов нет, а выручать меня никто не спешит. Но со стороны я, наверное, кажусь самым спокойным человеком на этом берегу. Ни страха, ни суеты — нет у меня на это времени, нет, ведь надо друга пернатого выручать. В этом чужом мире он — вся моя семья: зеленый комок из перьев, наглости, алкоголизма и преданности. Прав я был в своих подозрениях — Зеленый вовсе не попугай. Орел он. Только мелкий. Нож вернулся за голенище, вместо него вытаскиваю болт. Последний… Рыцарь размахивается топором на длинной рукояти — отводит его в сторону. Будто косой работать собрался… меня скосить… Помолиться не успеваю — нет времени. Даже прижать приклад к плечу уже не успеваю — вскидываю оружие будто пистолет. Толчок в руку, болт с отрывистым лязгом проламывает пластину забрала, оставив снаружи лишь кончик оперения. Всадник не успел ударить — только что выпрямлялся натянутой струной, был напряжен и вдруг расслабился, превратился в кисельную фигуру. Безвольные руки разлетаются в стороны — топор кувырком летит на землю. Сейчас и сам туда же отправится — это все. Увидеть окончание я не успел — страшный, непереносимо болезненный удар в спину швырнул меня на траву. На остатках адреналинового запаса ухитрился вскочить, развернуться, одновременно выхватывая меч. Так и есть — недобитый коротышка стоит в двух шагах, опуская свой двуручный кладенец для нового сокрушительного удара. Мечи скрестились с такой силой, что едва удержал рукоять. Все же выдержал — отбил. В спине дыра — похоже, серьезная, — с ногой тоже нелады — подворачивается. Не выдержать мне долгого боя — кровью раньше изойду при любом раскладе. Шаг вперед, стремительный выпад — в отчаянной попытке пытаюсь вбить лезвие в щель забрала. Ставлю все на один удар. Не получилось… Тварь просто подставляет под меч бронированный лоб, чуть присев, жестко чиркает мне по груди и почти тут же, без замаха вбивает под дых латный кулак сломанной правой руки. Я и в лучшие дни боксерской юности бил слабее… причем несломанной… Растягиваюсь плашмя, несмотря на нестерпимую боль, неуклюже бью с земли, не сразу поняв, что нечем — потерял меч при падении. Все, Дан, для тебя бой окончен… Опять удар в грудь — тяжелый боевой сапог придавил к земле, чуть выше упирается острие меча. Черный шлем наклоняется, за щелью забрала угадываются ненавистные змеиные глазки. — Кто вы?! Отвечай! Голос спокойно-равнодушный, тоскливый, как у Йены был… без эмоций. Тварь разговаривает — ей что-то надо от меня узнать, причем срочно: даже от боя отвлеклась. Обойдется… некогда мне с ней разговаривать — мне Зеленого выручать надо. Под спиной мокро от дождевой влаги и крови — моей крови. Тянусь к голенищу — за ним притаился мой последний шанс. — Кто вы? Откуда приходите?! Почему возле вас мы теряем силу?! Как вы это делаете?! Отвечай! Ты умираешь! Отвечай или умрешь очень болезненно! Я еще могу спасти твою жизнь, но мне нужны ответы! Отвечай! Острие меча вдавливает стальную ткань кольчуги в мясо, заставляет проволочные кольца раскрываться.