Да уж… Пожалуй, придется мне начать колоться… Нет, полной правды даже одному человеку не скажу. Страшно очень — вдруг не сможет себя сдержать, и тогда мой план провалится из-за одного болтуна. А если я умру? Если опять болезнь эта накинется и доведет дело до конца? Они ведь все погибнут или, если повезет, отделаются большими потерями. Женщины в длинных, путающихся в ногах юбках; грудные дети, рожденные в надежде на спокойную жизнь; древние старики, которых сумели спасти во время бегства с Бакая. Вряд ли им удастся пережить подобное вновь… Полторы тысячи человек… Нет, не скажу. Со мной у них будет хоть намек на шанс, а без меня, похоже, ничего не светит — даже Конфидус не сможет себя не выдать. Мою тайну придется держать в себе до конца. И не просто держать — я даже думать про такое боюсь и сны страшные отгоняю, чтобы не проболтаться при этом. План мой глуп, авантюрен до невозможности и наверняка грандиозен по наивности. Хотя, судя по нынешнему поведению погани, вероятно, имеет шанс на успех, она искренне верит, что мы простые бараны, покорно идущие на заклание, и пылинки сдувает на дороге, чтобы нам ничто не мешало шагать к воротам забойного цеха. Вся туда стягивается — встречать собирается в полном составе, чтобы никто не ушел. Тем хуже будет для нее. Или для меня… пока что очень смутно представляю наш последний шаг к спасению. И вообще до сих пор не уверен в своей правоте… — Конфидус, я не все рассказываю. — Мы догадываемся. — Большой брод, к которому мы идем, — там вот-вот начнется наступление. — Король решился устроить вылазку на другой берег? — Да, ему известно про несколько убежищ. — Зачем тогда наступать в смутную неделю? Непонятно мне… — Он не будет наступать — он просто захватит брод. Помните, там, на вашей карте, старые военные лагеря обозначены? Вот на их линии он собирается держать оборону — уже на правом берегу. Погань догадывается, что королевские войска знают про некоторые убежища, но им неизвестно, про какие именно. Если они сразу не выдавят армию назад, то придется отступать от реки, оставляя все, иначе их поодиночке будут давить днем. На этом весь расчет строится. — Уж очень заумно как-то… Это где же король такие силы возьмет, чтобы устроить подобное? Для погани брод очень важен — много ее там, и в смутную неделю она особенно опасна. — Кенгуд верен своей тактике — отвлекает врага в десятках мест, а потом наносит главный удар там, где никто не ждет. Сил и правда немного будет, но этого хватит — погани в районе брода не так уж много сейчас, и такого она не ожидает. — Вот оно что… И вы думаете проскочить при этом? — Погани не до нас будет — сами понимаете. — А откуда вы об этом узнали? Это правда, что стражи умеют мыслями обмениваться на дальние расстояния? Хотя и не верится — про ваших много глупостей говорят. — Насчет мыслей врут, хотя способы передавать сообщения мгновенно есть. Причем далеко. — Не поведаете? — Понимаю вашу любознательность, но сейчас не время. Обещаю — если выберемся, много чего интересного расскажу. Мне нравится ваша иридианская тяга к новшествам — сам в душе такой. Вот, к примеру, взрывчатое зелье и колья, запускаемые из керамических сосудов в незащищенное брюхо бурдюка. Почему не поставить такой сосуд на станок для баллисты? Насыпать побольше порошка — и выпустить твари в лоб?.. Пробьет ведь. — Не выйдет ничего — разорвется сосуд, если в глину утрамбованную его не вкопать. Да и в ней разрывается часто. — А если сделать его из бронзы? Отлить? С толстыми стенками? — Ну… кол все равно далеко не полетит да и кувыркаться будет — врежет боком, и все. — А если сделать кол тонким, бронзовым, с оперением, как на стрелах? Только не гусиные перья, а металлические пластинки? Конфидус призадумался, хмыкнул: — А знаете, что-то в этом есть: интересная мысль — стоит как-нибудь проверить. — У меня таких мыслей очень много. — Как замечательно, что мы встретились! — обрадовался епископ. — Скажите, Дан, а какой вы веры? Я понимаю, что ваш орден декларирует свободу вероисповедания, но все же тяготение к единой церкви наличествует. Вы тоже с ней? — Конфидус, можно маленькую просьбу? — Разумеется, можно. — Давайте обойдемся без религии и тем более без агитации за переход в лоно вашей церкви. Останемся приятелями. Считайте, что я неверующий и менять этого не собираюсь. — Без веры человек ущербен, — еретик не сдавался. — Я похож на ущербного? — Ну что вы, Дан, я не хотел вас оскорбить. — Значит, вопрос закрыт — о вере больше ни слова. Ставя точку в разговоре, Зеленый крякнул, затем начал зловеще шипеть, потихонечку раздуваясь и поглядывая налево. Повернувшись туда же, я заметил: — Попугай разволновался — где-то там погань. — Надо быстрее в лагерь возвращаться и прийти с дружиной, — занервничал епископ. — Зачем торопиться? Солнце уже поднялось — можно самим посмотреть. — Дан, наши жизни слишком ценны, чтобы ими рисковать. Вот ведь скромняга… — Мы в бой лезть не станем, и вообще, если попугай начнет слюной исходить — развернемся. Может, там просто след свежий — не стоит понапрасну дружину от дела отвлекать. Меня сегодня тянуло на приключения. * * * Вначале ехали верхом, ориентируясь по клюву Зеленого, будто по стрелке компаса. Затем пришлось спешиться — лес стал гуще, и почва пошла неровная: какие-то ямы, рвы, россыпи валунов. Пробрались через завалы старого бурелома — от павших деревьев местами лишь вытянутые по земле груды гнилья остались. Впереди начало светлеть — в окружении захламленных зарослей скрывался пятачок чистого леса: около гектара сосняка. Величественные деревья с пышными кронами жадно рвались к солнцу, не подпуская к земле его лучи. В сумраке кружились клочья радужного тумана — будто бесформенные мыльные шары, переливающиеся всеми цветами радуги. Протер глаза — похоже, глюки возвращаются: я такое уже видел, когда только высадился на побережье. Епископ ухватил меня за руку, нервно сжал: — Дан! Вы нашли убежище! — Мы нашли, — так же тихо поправил я. — Нет, вы — я просто за вами шел. — Попугай что-то шипит слабо — при нападении на городок он почти ревел… — Так убежище очень древнее. Видели остатки бурелома? Сгнило уже все там — одна труха. Погань любит подступы к своим логовам захламлять. Но раз святая птица волнуется, значит, не пусто там — спящие сохранились. Уходить надо. Я спорить не стал: епископ лучше в этом разбирается. Хотя уходил с сожалением — очень хотелось посмотреть на убежище поближе. Когда добрались до лошадей, Конфидус попросил: — Дан, вы бы лучше не рассказывали никому. — Вы о чем? — Да про убежище. Если бакайцы узнают, то не успокоятся — полезут чистить. Там ведь при удаче можно разбогатеть. Спящие обычно не из простых — ценная добыча. Сами ведь знаете — ваш орден на них и сделал состояние. Товар, конечно, опасный, но его с руками отрывают. Вы лучше потом вернитесь со своими стражами и заберите все, а нам нельзя время терять. Пупырчатое земноводное, мгновенно пробудившись от долгой спячки, потребовало подробностей — все, что касалось материальных ценностей, его очень интересовало. — Конфидус, нам спешить некуда: я ведь даже разрешил телеги взять. Если дело того стоит, можно и задержаться. Деньги, думаю, ни вам, ни бакайцам не помешают. Вряд ли король мешок серебра отсыплет, а ведь потребуется обживаться на новом месте — затратное дело. — Правильно говорите, да только и риск есть — нам потери не нужны… и так воинов мало. «Хозяин, нам тоже доля не помешает! На границе тебе придется улепетывать от разгневанного короля и разозленных настоящих стражей! Нелегко нам придется, имея из имущества одну лишь твою задницу!» — Конфидус, давайте вернемся в лагерь и с Арисатом посовещаемся. Если у бакайцев есть опыт в разграблении убежищ, то сделаем остановку, а если нет — поедем дальше. — Дан, у бакайцев опыт обязательно есть. Во всем, что касается насильственного присвоения чужого имущества, они очень грамотны. * * *