Странно, но в это Флорис поверил охотно: — Такое бывает, если по голове получишь сильно, — доводилось видеть. Но обычно в чувство такие быстро приходят. Вы еще не пришли? — Знания возвращаются, но не так быстро, как хотелось бы, — уклончиво ответил я. — Теперь понимаю, почему сразу моим ребятам не представились, — понимающе кивнул Флорис. — А имя свое хоть вспомнили? — Дан, — на автомате брякнул я. — О! Значит, помните! Сэр страж, давайте выпьем за ваше славное имя! Раз этого не забыли, то и остальное вернется! Эй! Воины! Чарки вверх! Выпьем за здоровье нашего гостя — сэра Дана! За полуденного стража, появившегося так вовремя! Жаль, что пир в его честь закатить не можем, — времена сейчас неподходящие! Но кто знает — может, с ним вместе мы это исправим! Насчет «вовремя» я насторожился — не хватало, чтобы припахали неизвестно к чему. Мое положение здесь более чем шатко: одна ошибка — и рискую отправиться украшать ворота. Разум, используй свой разум. Они, несомненно, сильнее тебя в рукопашной и на мечах, но твой ум быстрее — значит, рассчитывай только на него. Хватит уже ошибаться, контролируй себя ежесекундно. Привыкай к такой жизни, ты диверсант, а не вечно сонный придаток к дивану и тапочкам. Через каждого из этих людей за всю жизнь не проходит столько информации, как через тебя за один год. Они такого темпа не способны выдержать — отключились бы от всего, что не успевают усвоить, убравшись на край потока. Не верите? Представьте такую прекрасную картину: Тихий океан, прибой, крики чаек, полуденное солнце, золотой песок пляжа, огромный корабль под горой белоснежных парусов. На берегу красивейшей в мире бухты сидят несколько туземцев — грызут кокосы и поглядывают вдаль, не обращая внимания на приближающийся фрегат. Путешественников такая реакция не смущает — уже сталкивались. Они знают, что равнодушие аборигенов сменится бурной реакцией, как только на воду спустят шлюпку. Почему так? Да потому: большого корабля здесь никогда не видели и сама его концепция для местных непостижима. Они не верят, что подобное явление возможно, и мозг просто отказывается его воспринимать: глаза видят — разум игнорирует. А вот шлюпка — это просто лодка, привычная вещь, несмотря на странность конструкции, прекрасно вписывающаяся в их мирок, не противоречащая обыденному. Это не сказка — так и было. Разница в развитии — это не просто ватерклозеты против каннибализма, разница — в человеке. Вы, ребята, не замечаете «кораблей», а вот я замечаю. Надеюсь, что замечаю… Информация, мне нужна информация. И побольше — пока что я просто слепой щенок, не понимающий элементарных вещей. Это надо исправлять, быстро исправлять. Мне ведь здесь жить… Флорис, похоже, тоже умел думать, на что намекнул его следующий вопрос: — Вы сказали, что голым оказались на берегу… А откуда тогда одежда на вас? — Когда начал обследовать остров, нашел еще одного человека. Молодого парня. Мертвого. Тоже следы ожогов и кровь на голове. Это его одежда. Покачав головой, Флорис уточнил: — Что это за остров такой интересный? Ничего там не замечали странного? — Замечал. Нашел там бухточку, а возле нее следы старого костра. И знак на скале рядом интересный — крестик вот такой. — Я пальцем провел по столу. Флорис напрягся, уставился мне в глаза: — Сэр Дан, вам разве ничего этот знак не напомнил? — Чем-то он меня беспокоил, но так и не понял чем… — неопределенно ответил я. — Да уж… с памятью у вас совсем дело худо. Демы таким знаком отмечают свои рассадники. — Демы? — Вы и этого не помните?! Однако… Демы — дети могил. Проклятый орден отказников от жизни. Вечная наша заноза. Я в вас поначалу одного из них заподозрил — с них станется попугая приручить для стража-самозванца. Хотя не уверен, что такую мудрую птицу можно обмануть… Тот парень, что мертвый лежал, — как вы с ним поступили? — Оттащил от пляжа и закопал среди кустарников. — Эх… — Что-то не так? — Сэр страж, его следовало разрубить на куски, а лучше сжечь до костей. Уж вы-то должны понимать, для чего он там… — До сих пор не понимаю — не забывайте: я почти полностью потерял память. — Такое знание потерять грешно… Постойте! — Флорис стукнул кулаком по столу. — Волчьи выкидыши! Получается, они и вас замыслили обратить! — Не понял? — Тот парень, он… Эх, все забываю, что с памятью у вас нелады. Расскажу, как оно обычно бывает. Демы среди добычи выискивают особых пленников: с хорошим телом, без болезней и уродств, крепких, с головой светлой, духом ярких. Самых лучших выбирают, понимаете? Пытками и своей противоестественной ворожбой убивают душу — бедолага превращается в куклу без разума. Потом отвозят оболочку к рассаднику — вроде того острова. Оставляют на берегу или, поговаривают, иной раз в воду бросают: слишком приближаться даже им бывает страшно. Ночью выходит из пещер тамошняя погань разная и вытаскивает его, а потом — на черный алтарь. У такой добычи особая задача: из нее обращенного делают — сразу высшего, а может, и того хуже… Получается, вам тоже плохую участь готовили, да не получилось у них душу вытравить — только память и покалечили. Ох и трудно, наверное, будет это лечить — демы свое дело знают… верблюжьи плевки… Поняли, почему того парня сжечь следовало или на куски изрубить? Если откровенно, я, понимая все эти частности, не мог понять цельной картины: что здесь вообще происходит? Но ответ давать надо — иначе даже благодушно настроенный Флорис начнет подозревать, что эти странные демы сделали из меня бесполезного дебила. А еще меня очень порадовало, что носитель, который я занял, по-видимому, на тот момент был уже пустой оболочкой — после пыток и неких негуманных манипуляций в нем не осталось разума. Я, может, и бессовестный человек, но мысль о том, что забрал тело у хорошего парня, временами угнетала. — Понимаю. Рубить мне нечем было, а огонь развести непросто. Да и не помнил… Я, если честно, совсем тогда потерянный был. — Остров тот велик был? — Да нет. — И как же ночь пережили? — А никак. Вечером на меня напал медведь — мне удалось его убить. Собрался жаркое на углях приготовить, а он вдруг поднялся и пошел на меня. Пришлось мне вплавь оттуда удирать… Флорис расхохотался и зычно объявил: — Сэр страж, попав в рассадник демов, голыми руками убил медведя, но не успел его зажарить до полуночи — тот вдруг восстал прямо на вертеле и был при этом очень недобродушен. Пришлось сэру стражу срочно плыть по морю к нам в гости, причем без корабля, да еще и в потемках. От дружного хохота в окнах завибрировала пленка. Странно — мне почему-то ни разу не смешно было, особенно когда вспоминал, как смердело из окровавленной пасти. Очевидно, местный юмор имеет свою специфику, мне непонятную. Или не верят?! Но слова Флориса убедили, что в этом ошибаюсь. — Не будь вы стражем, ни за что бы в такое не поверил, но про вас и не то слышать доводилось. Спасибо, повеселили от души. Хотелось бы самому это увидеть — после такого уж точно будет что вспомнить в старости, если вдруг доживу до нее. Вы его на уголья, а он, значит… Ой, не могу! — Флорис опять расхохотался. Я через силу улыбнулся, делая вид, что мне тоже очень весело это вспоминать. Рыцарь, склонившись, тихо произнес: — Ребятам не рассказывайте, что парня того и медведя не упокоили. Я-то с пониманием: как-никак память вам отбило, но вот они огорчатся и озадачатся — уж больно чудно для стража такое дурное творить. И про то, что демы из вас чуть обращенного не сделали, тоже молчите — люди шарахаться начнут. Народ у нас простой и темный — верят, что от детей могил возврата не бывает. — Спасибо, сэр Флорис, прислушаться к советам образованного человека всегда полезно. — Откуда знаете, что я образован? — Сами только что сказали, что с пониманием относитесь к факту потери памяти и последующих странных поступков. И предупредили, что остальные ваши люди не столь просвещенны — могут не понять. Да и встречу нашу первую помню — язык, на котором вы ко мне обратились, далеко не все знают. — Вы про язык стражей? Ну так не думайте, что я такой уж шибко умный: на нем, кроме стражей, никто и не говорит. Так… отдельные словечки среди студентов ходят, и мало кто понимает, что они значат. Я вот совсем не понимаю, что вам сказал. — Но как же тогда поняли мой ответ? — А я его и не понял. Я на реакцию вашу смотрел — вы очень удивились, когда услышали, и не мешкали с ответом: четко сказали, уверенно, со знанием. Погань удивляться не умеет, да и не может знать языка стражей. А с остальным тоже просто — два года при университете состоял, пока отца не схоронили. Тогда только за меч всерьез взялся и к королю на службу пошел. Ну что ж… количество предоставленных мне роялей опять сократилось… Я-то думал, что меня выручило знание латыни, а вот как, оказывается… Ответь я ему на чистом монгольском, он бы не сомневался, что это и есть секретный язык стражей: главное — вид при этом уверенный должен быть. Так что наследие римлян из списка крупногабаритных музыкальных инструментов вычеркиваем — спасло меня не оно… или не совсем оно. И что у нас остается в кустах? Только странный попугай, благодаря которому меня сочли стражем. Но еще неизвестно — к добру это или наоборот, так что… А еще, получается, сэр Флорис не столь уж и умен, раз на «homo sapiens» купился. Слишком доверчив… Хотя… дитя своей бесхитростной эпохи… Флорис тем временем подозвал ту самую стройную «официантку», указал на мою посуду: — Подливай сэру стражу — ему можно. А вот остальным хватит, и мне тоже. — Почему хватит? — не понял я. — Да дело у нас еще есть… до рубки дойти может… не надо во хмелю за оружие браться. Видели ведь, что с Напой приключилось? Разорили подчистую… Сэр страж, вы, наверное, подзабыли, но побережье это все под поганью давно — самое что ни на есть древнее поганое место. И мы посредине. Такие вот дела… Я понятия не имел, о чем он говорит, но молчать не стоит — отделываясь неопределенными словами, можно создать впечатление, что хоть частично разбираешься в происходящем: прослыть дураком — последнее дело. — Да уж… не повезло вам с этим… — Вот и я о том же — будто в гнездо осиное влезли, в самую середину, и прячемся тут. Погань ведь к границам своим жмется, где добычи побольше: здесь обычно тишь и благодать. Только мы ведь высадились еще прошлым годом — даже поля расчистили и озимые успели посеять. С тех пор огораживаемся здесь, ждем королевского маршала с войском и отряд церковников обещанный. А ни души пока не пришло — вообще никого: вы — первый, кого увидели. Я уж обрадовался — решил, что с вестями вас прислали, да и попугай ваш не лишним будет: для поиска логова очень полезная птица. Погань чует лучше всех — шипит на нее из большой дали, будто болотный змей, за хвост пойманный. А то ведь кончилась у нас спокойная жизнь: полезла на нас погань. Уже шесть деревенек разорила подчистую. У них десятка четыре мелких при бурдюке упитанном — не выстоять там против них было. Вот и приходится народ спешно в Талль прятать — видите ведь, как здесь многолюдно стало? Шайка эта нам здесь не страшна, но вот округу они держат крепко. Пахать не сможем мы больше — считайте, в осаде теперь. Надо бы логово их выследить, да только как попало они его мастерить не станут, а на серьезное дело у меня воинов не хватит. Вот и получается, что им не достать нас, а нам — их. Только вот они подмогу получать могут, да и в деревеньках тех пойманный народ опоганили или на бурдюк пустили, а нас ведь больше не становится. Не станут они терпеть такое в гнилом сердце земли своей — начнут всерьез доставать рано или поздно. Сгинем все, если помощи не будет. Замыслил вот попробовать их пощипать. Нас король сюда не одних прислал — ссыльных еще ватага есть: иридиане. Вера у них умеренно-еретическая, но с полезным зерном: погань от правильного отделяют. Убрали их сюда, под надзор церковный, только вот не получилось никакого надзора — убили нашего священника по зиме, с тех пор никто им не указ. Напа почему разорена и еще четыре их деревеньки? А потому что отказались они в Талль уходить — так и сидят на задах, о чуде молятся. Своих я после первого случая сразу укрыл, а их — никак… Сгинут все — не верю я в чудо. Зато в сталь добрую верую — она такому делу всегда поможет. Убежище у погани недалеко от Напы — не спешили они там, как Цезер говорил. А ведь рядом с ней главная деревня иридиан — Анеш. Дорога хорошо набитая — думаю, погань не совсем уж слепая и все это приметила. Не сегодня, так завтра на Анеш пойдет. — Вы хотите дать там бой? — Да, сэр Дан, — тут даже не хотение, а сильная необходимость. Под Анешем поля широкие во все стороны — ровное и удобное место. Конному раздолье — не укрыться им от удара нашего, если из лесу выберутся под стены. Будь у них даже полсотни мелочи — раскатаем. Бурдюк на пашне нестрашен — неповоротлив больно, и если не мешкать, то в землю не втопчет, только лошадей пугать сможет. В темноте они беды ждать не будут от нас — вольготно пойдут. А мы на опушке со своей стороны засядем и как только они покажутся, начнем. Луна нынче не сильно еще убыла, кони у всех, кто там будет, боевые, широкоглазы — темнота невелика помеха. В лес, конечно, врываться не станем, но на поле не хуже, чем днем, получиться должно. Так что вы пейте-ешьте, а нам облачаться пора. И не взыщите — с собой вас не возьмем. Оклематься надобно от ворожбы демов, отдохнуть, жирок набрать — не будет сейчас от вас проку в драке. Тука гнутого знаете уже? — Горбун? Знаю. — На постой вас к нему определю — бобылем он живет: хоть козел ходящий, но никак не хочет остепеняться. Избы у нас сейчас переполнены, сами понимаете, но у него попросторнее и дети с бабами не орут — только отроков несколько и пара воинов. Вам там спокойно будет. — Сэр Флорис, я сыт, а до выпивки не жаден, да и одному как-то не то… Так что, думаю, пора мне отправляться к Туку — отдохнуть и впрямь не помешает. — Ну как знаете, сэр страж. Эй! Йена! Красавица! Проводи сэра Дана к избе Тука! — Флорис позвал ту молоденькую женщину, что обслуживала наш стол. — И, сэр страж, если что, а меня не будет, — к Арисату обращайтесь: без меня он здесь всем заправляет. Как вернусь, тогда и договорим, а то вопросов у меня к вам много еще, да и у вас, думаю, тоже.