В подземелье стало тихо. Никто больше шестиклассника Фандорина не звал. Глаза немножко привыкли к мраку, разглядели впереди что-то большое, прямоугольное. Десять шагов вперед — и хорош, сказал себе Ластик. Это будет по-честному. Набрал побольше воздуха, обхватил себя за ребра, чтоб поменьше стучало сердце, и отсчитал шаги: раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-девять-десять. Остановился. По-прежнему тихо. Прямоугольное, большое оказалось старым кузовом от грузовика — только и всего. — Кто тут? — спросил Ластик слегка подрагивающим голосом. Никакого ответа. Ну и пожалуйста, подумал он с облегчением. Не хотите отзываться — не надо, а мне в школу пора. Повернулся и поскорей двинулся к выходу. Что же это был за голос? Может, просто сквозняк дул: с-с-с, с-с-с, а ему померещилось: «Эрас-сст, сссюда»? Если, когда вернется из школы, решетка все еще будет незаперта, надо взять фонарик и забраться снова… Он аккуратно прикрыл дверь, чтобы отсутствие замка не бросалось в глаза, и быстро зашагал в сторону улицы, не догадываясь, что главные потрясения этого утра впереди. Еще три происшествия, хоть и не загадочных, но очень странных Чтобы попасть на Солянку, нужно было пройти подворотней. Но оказалось, что сделать это совсем не просто. Проход предназначался исключительно для пешеходов — посередине арки из асфальта торчал железный столбик, не дававший машинам заехать во двор. И вот к этому столбику кто-то привязал огромную немецкую овчарку. Судя по рычанию и вздыбленной шерсти овчарке это очень не нравилось. Дергая длинный поводок, она металась от стены к стене. Задрала голову, истерично залаяла — под сводом заметалось гулкое эхо. Неожиданное препятствие оказалось исключительно некстати. Экспедиция в подвал заняла не так мало времени. Теперь нужно было торопиться, чтобы не опоздать в школу, а тут здрасьте вам. Ластик мог пройти кружным путем, через другие дворы, а потом переулком, но это лишних минут пять, и тогда к звонку точно не успеть. Ластик завертел головой во все стороны — нет ли хозяина овчарки. Во дворе было пусто. Виданое ли дело? Привязали в проходе этакого змей горыныча и ушли! Шестиклассник прижался к самой стене, попробовал протиснуться мимо собаки. Псина зарычала, натянув поводок, приподнялась на задние лапы, и стало ясно, что не протиснешься — достанет и оттяпает полруки или полноги. Ластик тоже показал ей свою хромкобальтовую дужку на зубах и сказал «р-р-р», но большого впечатления не произвел. Рассусоливать было некогда, проблему требовалось решить, и как можно быстрее. Ластик достал сверток с мамиными полезными бутербродами. Отломил кусок — кинул через овчарку, справа от столбика. Собака кинулась, вмиг проглотила колбасу, но вместо благодарности оглянулась на Ластика и зарычала еще свирепей. Вот вредная тварь! Шестиклассник переместился к противоположной стене, кинул другой кусок. В один прыжок овчарка подлетела к нему, сожрала. Ластик сделал шаг вперед — чудище с лаем кинулось к нему. Он попятился, одновременно перемещаясь вправо. Пока всё шло по плану. Достал второй бутерброд, отломил половинку, перекинул через пса. Тот подпрыгнул, не достал и бросился подбирать. Снова переместившись к левой стене, Ластик швырнул последний кусок, который тоже был незамедлительно сожран. Но гнева на милость собака не сменила. Стоило Ластику сделать шажок вперед — и злюка опять метнулась к нему с разинутой пастью. Однако сделав два круга справа налево, овчарка дважды обмотала поводок вокруг столбика, и теперь Ластик сумел, прижавшись к стене, проскользнуть мимо. Пес рвал ремешок, давился лаем и чуть не задохнулся от ярости, но помешать не мог — только слюной обрызгал. Показав обманутому разбойнику язык, шестиклассник быстро зашагал по улице. Операция «Полезная колбаса» заняла не больше минуты. А бутербродов Ластику было не жалко, школьные сосиски с картофельным пюре ему нравились гораздо больше. Свернув в Подколокольный переулок, он перешел на рысцу. До звонка оставалось всего семь минут. На углу Малого Ивановского переулка, привалившись спиной к водосточной трубе, сидел бомж. Надо сказать, что бездомных, вконец спившихся оборванцев в этих местах водилось немало. Папа говорил, что их тянет сюда, на Хитровку, запах прошлого. Сто лет назад здесь был самый жуткий в Москве трущобный район. В дешевых ночлежках и притонах жили тысячи бродяг, воров, нищих. Даже полиция опасалась заглядывать на Хитровку после наступления темноты. По мнению папы, нынешние бомжи, облюбовавшие этот микрорайон, были законными преемниками старинного племени «хитрованцев», о которых написано столько романов, повестей и рассказов. «Законный преемник», вытянувший ноги поперек тротуара, был из бомжей самого последнего разбора. Грязный, опухший от пьянства, одетый в кошмарное рванье, он что-то клянчил заплетающимся языком у женщины с хозяйственной сумкой. Та послушала-послушала и возмущенно отмахнулась: — Ишь чего захотел! Ну нахал! И пошла дальше, качая головой. Тут с бомжом поровнялся Ластик. — Пацанок, выручи! — просипел тот. — У меня денег нет, и еще я в школу опаздываю, — скороговоркой ответил шестиклассник. — Да есть деньги, вот, — показал пьяница две мятые бумажки. — Загибаюсь я. Помоги, а? — Вам плохо? — остановился Ластик. — Вызвать «скорую помощь»? Если человеку плохо, это ведь важней, чем опоздать на урок. Даже если на геометрию. — Плохо мне, пацанок. Совсем кранты. Трубы горят. — Бомж похлопал себя по груди. — Что? — До улицы дополз и сдох — ноги не идут. Если сейчас не приму — всё, карачун. Палатку на углу знаешь? Слетай, а? Мне не дойти. Возьми чекушку. Помру я без нее. — Чего взять? — не понял Ластик. — Живой воды. Ну, водяры. Вот деньги. Только не кинь больного человека, не удери, а? Лишь теперь до Ластика дошло. — Да что вы, дяденька! Мне водку не продадут, я маленький. Вы кого-нибудь взрослого попросите. — А ты скажи: «Тетя Люсьен, Миха доходит». Люська даст, она баба добрая. Выручи, малый. Ей-богу, подыхаю. Папа бы его пожалел, сходил, подумал Ластик. Вот мама, та сказала бы как отрезала: «Туда тебе и дорога. Подыхай, алкаш несчастный». Сказать бы сказала, только потом, наверное, тоже сходила бы. Мама на словах суровей, чем на деле. До палатки на углу было недалеко, метров двести. Если бегом, минуты за три можно обернуться. — Ладно, давайте. Портфель только постерегите. Нарочно портфель оставил — чтоб бомж за свои деньги не переживал. Понесся вверх по Малому Ивановскому. Суровая продавщица выслушала пароль. Заругалась: — Вот гад, уже малолеток за водкой гоняет. Но дала-таки маленькую бутылку. Видно, тоже, как мама: сердитая больше на словах. Одним махом Ластик добежал до угла. Только никакого Михи там не увидел. Портфель лежал, а бомжа не было. Чудеса, да и только! Две минуты назад не мог с тротуара подняться, и на тебе — как сквозь землю провалился. И разыскивать его некогда. Куда же девать его «чекушку»? На переменке сбегаю, отдам, решил Ластик и сунул бутылку в портфель. Припустил по переулку со всех ног. Уже ясно было, что к звонку не успеет, но это еще полбеды. Ровно в 8.35 к дверям школы выходит сама Раиса Петровна, завуч. Встает у входа, и всем злостным нарушителям дисциплины (это которые опоздали больше чем на пять минут) лично пишет замечание в дневник. Вот уж чего не хотелось бы. Вдали показалось здание школы, донеслась заливистая трель звонка. Еще минута — и Ластик влетит в раздевалку. Если Михал Михалыч чуть-чуть задержится в учительской (а с ним такое бывает), то, может, вообще обойдется. Но в ста шагах от лицея Ластика подстерегало еще одно происшествие, пожалуй, самое удивительное из всех. У пешеходного перехода стоял столик, заваленный картонными квадратиками. На столике посверкивала разноцветными огонечками огромная магнитола, и разбойный голос из динамиков хрипло пел что-то про пургу над зоной. Рядом топтался здоровенный парень в спортивном костюме. Ластик знал: это называется «лохотрон» — жульническая уличная лотерея. Мама называла устроителей таких лотерей шакалами, которые спекулируют на людской глупости и жадности. Он хотел пробежать мимо, но «шакал» вдруг выскочил из-за своего столика и преградил Ластику дорогу. — Стотысячный клиент! — заорал жулик фальшиво радостным голосом и схватил шестиклассника за плечи. — Ну, братан, тебе подвалило! — Я не клиент, я в школу опаздываю! — Фигня, — произнес лохотронщик слово, употреблять которое папа Ластику строго-настрого запрещал. — В школу каждый день опаздывают, а стотысячный клиент самой крутой уличной лотереи — это ого-го! Сейчас начнет деньги тянуть, понял Ластик. Сначала даст бесплатный билет, там будет выигрыш — какой-нибудь телевизор или плейер. Тут окажется, что нужно внести залог, или уплатить налог, или подойдет еще один клиент и выиграет то же самое. В общем, сколько есть у человека денег, столько и выдоят. Но у Ластика денег нисколько не было. Он так и объяснил: