Конечно же, Маркин забыл имя женщины, пригласившей его на сегодняшнее прослушивание. В голове крутилось только: «Екатерина…» – Ты что стоишь? – подогнала Вовку проходившая мимо девушка. – Ступай на занятия, скоро начало. – Мне нужна Екатерина… – запинаясь, начал Марков. – Кать Валерьевна? Она в танцзале, пятая дверь налево. За указанной дверью оказалась просторная комната, во всю стену здесь было зеркало. Вчерашняя женщина сидела на лавочке и колдовала над магнитофоном. Она нажимала на клавишу перемотки пленки, останавливала, слушала запись и проматывала дальше. – А, это ты? – подняла голову Екатерина Валерьевна и печально посмотрела на Вовку. – Пришел? Я вчера забыла спросить, как тебя зовут. – В-вова, – Маркин и сам не понял, почему запнулся на собственном имени. – Ну что же, Вова. – Екатерина Валерьевна села поудобнее, – выходи в центр зала и прочитай что-нибудь. Вовка растерялся. В голове крутилась только история про бычка, который никак не мог устоять на доске. «Идет бычок, качается…» – Не стесняйся. – Женщина приветливо улыбнулась. – Любой стишок, какой тебе больше нравится. Не то чтобы Вовке совсем не нравились стихи. Какие-то он даже очень любил. Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Михалков. Но сейчас почему-то только одинокий упрямый бычок все норовил свалиться на землю. Как там? «Ой, ой, доска кончается…» В дверь заглянули: – Катя, ты долго? Вовка вздрогнул. Бычок, взбрыкнув, выскочил из его головы, забрав с собой все остальные отрывочные мысли о стихах. Голос был знакомым, жестким и повелительным. – Сейчас, Олег. Я послушаю мальчика. Кстати, не хочешь присоединиться? Мне кажется, здесь есть на что посмотреть. На лице вошедшего появилась гримаса отвращения, но мужчина все-таки закрыл дверь и демонстративно сел на стул в противоположном углу. – Что же, послушаем еще одного твоего гения, – зло процедил он. – Астанин, не забывайся! – нахмурилась Екатерина Валерьевна. – Как они только попадают к тебе в подвал? – продолжал ворчать Олег. – Я случайно, – подал голос Вовка и испугался, что выдаст себя и его навсегда оставят в этой комнате, чтобы он больше никогда никому ничего не рассказал. Нервничая, он сунул руки в карманы, где в левом неожиданно нащупал колечко. Маленькое кривое колечко, заставляющее говорить истину. Пока взрослые обменивались неприязненными взглядами, у Маркина то ли от волнения, то ли от духоты закружилась голова. Комната с зеркалами пошла ходуном. Колечко потеплело и стало заметно тяжелее. Заквакала лягушка. Под ногами чавкнуло болото. Он так и видел себя, бредущего по бескрайней трясине. В ботинках булькает вода, штаны промокли. Каждый шаг грозит стать последним. А он все идет и идет, оступается, падает, в лицо ему брызгает вонючая болотная жижа. Но он упорно двигается вперед. А где-то там, в стороне, вокруг трухлявого пенька, хохочут, резвятся три ведьмы: «Сестры, мчимся чередой Над землей и над водой. Пусть замкнет волшебный круг Трижды каждая из нас: Трижды по три – девять раз». – Это все? – Мужчина недовольно поджал губы. – А еще можешь прочитать? Что-нибудь посовременнее. – Погоди. – Екатерина Валерьевна побледнела и выпрямилась. – Что-то знакомое. Откуда эти стихи? – Пушкин какой-нибудь, – нетерпеливо махнул рукой мужчина. – Эти дети всегда одного только Пушкина читают. – Нет, это другое! Вовка удивленно обводил глазами комнату. В зеркалах отражалась его перекошенная физиономия с бисеринками пота на лбу. Куда же делись ведьмы, куда улетучилось болото? Он испуганно схватился за коленки. Еще секунду назад они были мокрыми от болотной жижи. А сейчас? Сухие и относительно чистые. – Эй! Откуда ты взял этот отрывок? – нетерпеливо щелкнул пальцами мужчина. – «Старший, младший – да придет каждый призрак в свой черед…» – пробормотал Вовка вместо ответа. – Я знаю откуда! – ахнула Екатерина Валерьевна. – Это та проклятая пьеса! – Она вскочила, хватаясь за голову. – И перевод тот же самый – Корнеева! Я же просила не упоминать при мне эту чертову трагедию! Женщина исчезла за дверью. – Откуда ты эту пьесу выкопал, парень? – Астанин медленно поднялся со стула. – Тебе сколько – двенадцать, тринадцать? Рановато вроде читать подобные вещи… Или ты это сделал специально? Мужчина остановился и внимательно посмотрел на испуганного Вовку. Но не найдя в нем ничего интересного, тоже ушел. Маркин остался один. В голове болезненно пульсировала жилка. Очень хотелось лечь, закрыть глаза, прижать к себе Дусю и больше ни о чем не думать. Но кошки здесь не было, кровати, чтобы лечь, тоже. Поэтому Вовка вышел в коридор, где на него тут же уронили ворох картонных коробок. Высокий худой паренек с взлохмаченными волосами и крошечной бородкой попытался поймать хотя бы одну коробку, но она подпрыгнула в его руках и упала в общую кучу. Заметив страх в Вовкиных глазах, парень улыбнулся. – Новенький? – чуть картавя, спросил он. – Не знаю, – пожал плечами Маркин и помог собрать рассыпавшиеся коробки. – Велели стихи прочитать. Я прочел, а они вскочили и убежали. – Значит, взяли, – пробурчал парень, пытаясь составить коробки в прежнем порядке. – Если не берут, говорят сразу. А что ты читал? – Не знаю, – признался Вовка. – Екатерина Валерьевна сказала – какую-то проклятую пьесу. Коробки перестали шуршать. Парень медленно поднял глаза. – Ты читал отрывок из «Макбета»? – спросил он и так посмотрел на Вовку, словно тот стал виновником трех землетрясений, пяти извержений вулканов и парочки цунами. – Что в голову пришло, то и прочел, – растерялся Маркин, и коробки снова рассыпались по полу. – Но вроде бы не Пушкина. – Откуда ты эту пьесу знаешь? – не унимался парень. – Ты же еще маленький. – Пушкина? – Вовка никак не мог понять, чего же от него хотят. – Мы недавно Пушкина проходили, «Капитанскую дочку». – Нет, Шекспира, – вернул Маркина к реальности парень. – А, – облегченно вздохнул Вовка, – он успел испугаться, что действительно сделал что-то страшное. – Это который «Лир» и «Отелло»? Я у вас афиши видел. – Слушай, – парень бросил собирать коробки и поднялся, – я вижу, ты ничего не знаешь, поэтому хочу тебя предупредить. В нашем театре о Шекспире лучше не вспоминать! Тем более не стоит читать наизусть отрывки из «Макбета». – Почему? – Вовка впервые слышал, чтобы в театре запрещали какие-то пьесы. Парень быстро оглянулся, сейчас в коридоре они были одни. Тогда он приблизился к Маркину и быстро зашептал: – Два года тому назад мы ставили «Макбета», хотели его повезти на конкурс в Сочи. Уже все было готово – декорации, костюмы, украшения, когда один за другим стали заболевать актеры. Потом на одной из репетиций упала декорация и сломала главному герою ногу. Потом леди Макбет со сцены свалилась. Шла, шла и вдруг – бац, в зрительном зале лежит! Чертовщина началась – пропала шкатулка с украшениями. Мы специально заказывали железные цепи, кольца, пояса, чтобы они на настоящие были похожи. А тут хватились – нет шкатулки! Короче, неприятности всякие посыпались. Кать Валерьевну чуть не уволили. А когда мы уже собрались ехать на конкурс, вагон с декорациями сгорел. Тогда-то и нашли ту самую шкатулку. Представляешь: все погорело, одни головешки остались. А она – целехонька! Слух пошел, что пьеса несчастье приносит. Что она проклята. Там ведь среди героев ведьмы участвуют! – Подумаешь, – пожал плечами Вовка. Ему почему-то вспомнились детские новогодние утренники, где если уж не Баба-яга, так какая-нибудь ведьма всегда была. – Не подумаешь, – с напором возразил парень. – В этой пьесе не все так просто! Она всегда считалась нечистой, даже название ее старались не произносить, вместо «Макбета» говорили «шотландская пьеса». А все потому, что Шекспир в нее вставил настоящие заклинания ведьм. Вроде он их то ли где-то подслушал, то ли где-то вычитал и вписал в пьесу. И теперь все, кто играет этот спектакль, обречены! Маркин попытался связать рассказанное с самим собой. Ни в каких пьесах он не участвовал, ни о каких ведьмах он не читал. Тогда почему же все эти проклятия сыплются на его несчастную голову? – А может, все дело не в пьесе, а в самих украшениях? – попытался возразить Вовка.