– Мы вас слушаем. Несколько минут Айртон собирался с мыслями, потом сказал: – Милорд, когда два человека заключают между собой сделку или контракт, то при этом обычно присутствуют свидетели. Вот почему я и просил, чтобы здесь были господин Паганель и майор Мак-Наббс. Я, собственно говоря, и хочу предложить вам сделку. Гленарван, привыкший к манерам Айртона, даже глазом не моргнул, хотя всякое соглашение между ним и этим человеком казалось ему более чем странным. – Что же это за сделка? – спросил он. – Так вот, – ответил Айртон, – вы хотите узнать от меня некоторые полезные для вас сведения, а я хочу добиться от вас кое-каких важных для меня уступок. Услуга за услугу, милорд. Подходит вам это или нет? – А что это за сведения? – живо спросил Паганель. – Нет, – остановил его Гленарван, – что это за уступки? Айртон кивнул в знак того, что понял мысль Гленарвана. – Вот, – сказал он, – те уступки, на которые я предлагаю вам пойти. Скажите, милорд, вы по-прежнему намерены передать меня английским властям? – Да, Айртон, и это будет только справедливо. – Не спорю, – спокойно отозвался боцман. – Итак, вы не согласились бы вернуть мне свободу? Гленарван с минуту колебался, прежде чем ответить на такой прямой вопрос. Ведь от его ответа, быть может, зависела судьба Гарри Гранта. Однако чувство долга взяло верх, и он сказал: – Нет, Айртон, я не могу вернуть вам свободу. – Я и не прошу об этом! – гордо ответил боцман. – Так что же вам нужно? – Нечто среднее между ожидающей меня виселицей и той свободой, которую вы, милорд, не можете мне дать. – То есть? – Высадите меня на одном из необитаемых островов Тихого океана и оставьте мне лишь самое необходимое. Там уж я выпутаюсь, как сумею, а со временем – как знать! – может быть, и раскаюсь. Гленарван, не подготовленный к такому предложению, поглядел на своих друзей. Они не проронили ни слова. Подумав, Гленарван сказал боцману: – А если я пообещаю вам сделать то, о чем вы просите, Айртон, вы расскажете мне все, что меня интересует? – Да, милорд, то есть все, что я знаю о капитане Гранте и о судьбе «Британии». – Всю правду? – Всю правду. – Но кто же поручится мне… – О! Я понимаю, что вас беспокоит, милорд. Вам придется положиться на мое слово – слово преступника! Это верно, но что поделаешь! Так уж вышло. Придется или согласиться, или отказаться. – Я верю вам, Айртон, – просто сказал Гленарван. – И правильно делаете, милорд. А если даже я обману вас, то вы всегда сможете отомстить мне. – Каким образом? – Вернуться на мой остров и снова захватить меня: ведь убежать оттуда я не смогу. У Айртона был ответ на все. Он предусмотрел все затруднения и сам приводил самые невыгодные для него доводы. Было ясно, что он относился к этой «сделке» с подчеркнутой добросовестностью и был предельно откровенен. Но Айртон показал себя еще более бескорыстным. – Милорд и вы, господа, – добавил он, – мне хочется убедить вас в том, что я играю в открытую. Я не стремлюсь ввести вас в заблуждение и сейчас еще раз докажу свою искренность в этом деле. Я откровенен потому, что верю в вашу честность. – Говорите, Айртон, – ответил Гленарван. – У меня ведь еще нет вашего согласия на мое предложение, и тем не менее я, не колеблясь, говорю вам, что знаю о Гарри Гранте немного. – Немного! – воскликнул Гленарван. – Да, милорд. Подробности, которые я могу сообщить вам, касаются меня лично. И они вряд ли помогут вам снова напасть на утерянный след. Сильнейшее разочарование отразилось на лицах Гленарвана и майора. Они были уверены, что боцман владеет важной тайной, и вдруг он признается, что все его сведения окажутся для них бесполезными. Один Паганель остался невозмутим. Как бы то ни было, но все трое были тронуты признанием Айртона, которым он сам себя обезоружил, а особенно последними словами боцмана. – Итак, милорд, я предупредил вас: сделка эта будет для вас менее выгодна, чем для меня. – Это не важно, – ответил Гленарван. – Я согласен на ваше предложение, Айртон. Даю слово, что высажу вас на одном из островов Тихого океана. – Хорошо, милорд, – промолвил боцман. Можно было подумать, что решение Гленарвана не обрадовало этого странного человека, ибо на его бесстрастном лице не отразилось ни малейшего волнения. Казалось, что он ведет переговоры не о себе, а о ком-то другом. – Я готов отвечать, – сказал он. – Мы не станем задавать вам вопросы, – возразил Гленарван. – Расскажите нам сами, Айртон, все, что вы знаете, и прежде всего сообщите нам, кто вы такой. – Господа, – начал Айртон, – я действительно Том Айртон, боцман «Британии». Двенадцатого марта тысяча восемьсот шестьдесят первого года я покинул Глазго на корабле Гарри Гранта. Четырнадцать месяцев мы вместе с ним бороздили волны Тихого океана в поисках подходящего места для шотландской колонии. Гарри Грант был рожден для великих дел, но у нас с ним часто бывали серьезные столкновения. Его характер не по мне. Я не умею беспрекословно подчиняться, а когда Гарри Грант принимал какое-нибудь решение – кончено: всякие возражения бесполезны. Это железный человек, одинаково строгий к себе и к другим. Я все же осмелился восстать против него. Я попытался поднять мятеж среди команды и захватить корабль в свои руки. Прав ли я был или виноват – теперь не важно. Как бы то ни было, Гарри Грант недолго думая высадил меня восьмого апреля тысяча восемьсот шестьдесят второго года на западном побережье Австралии… – Австралии? – повторил майор, прерывая рассказ Айртона. – Значит, вы покинули «Британию» до стоянки в Кальяо, откуда были получены последние сведения о ней? – Да, – ответил боцман. – Пока я был на борту «Британии», она ни разу не заходила в Кальяо, и если я упомянул на ферме Падди О’Мура о Кальяо, то только потому, что узнал об этой стоянке из вашего рассказа. – Продолжайте, Айртон, – сказал Гленарван. – Итак, я очутился один на почти пустынном берегу, но всего в двадцати милях от Пертской тюрьмы. Бродя по побережью, я встретил шайку только что бежавших каторжников и присоединился к ним. Вы разрешите мне не рассказывать вам о моей жизни в течение двух с половиной лет. Скажу только, что я под именем Бена Джойса стал главарем банды. В сентябре тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года я явился на ирландскую ферму и поступил туда батраком под моим настоящим именем – Айртон. Я ждал подходящего случая, чтобы захватить какое-либо судно. Это было моей заветной мечтой. Два месяца спустя появился «Дункан». Придя на ферму, вы, милорд, рассказали всю историю капитана Гранта. Тут я узнал о том, что мне было неизвестно: о стоянке «Британии» в порту Кальяо, о том, что последние известия о судне относились к июню тысяча восемьсот шестьдесят второго года (это было через два месяца после моей высадки), о документе, о том, что судно разбилось на тридцать седьмой параллели; узнал, наконец, какие веские доводы подсказали вам, что искать Гарри Гранта нужно на Австралийском материке. Я не колебался ни секунды. Я решил завладеть «Дунканом», прекрасным судном, способным опередить самые быстроходные суда британского флота. Но «Дункан» был серьезно поврежден, он нуждался в ремонте. Поэтому я дал ему уйти в Мельбурн, а сам, сказав, как это и было на самом деле, что я боцман «Британии», предложил быть вашим проводником к вымышленному мной месту крушения у восточного побережья Австралии. Таким образом я направил вашу экспедицию через провинцию Виктория. Мои молодцы то следовали за нами, то шли впереди. Это они совершили у Кемденского моста бесполезное преступление: бесполезное потому, что как только «Дункан» подошел бы к восточному берегу, он неминуемо попал бы в мои руки, а с такой яхтой я стал бы хозяином океана. Итак, не вызвав ни в ком из вас недоверия, я довел отряд до Сноуи-Ривер. Быки и лошади пали один за другим, отравленные гастролобиумом. Я завел повозку в топи Сноуи-Ривер. По моему настоянию… Но остальное вам известно, и вы можете быть уверены, что, если бы не оплошность господина Паганеля, я теперь командовал бы «Дунканом». Вот и вся моя история, господа. К несчастью, эта исповедь не может навести вас на след Гарри Гранта. Как видите, сделка со мной была для вас маловыгодна. Боцман умолк, скрестил, по своему обыкновению, руки и стал ждать. Гленарван и его друзья молчали. Они чувствовали, что все в рассказе этого странного злодея было правдой. Только по не зависевшим от него причинам он не смог захватить «Дункан». Его сообщники добрались до Туфоллд-Бей – это доказывала куртка каторжника, найденная Гленарваном. Здесь они, согласно приказу своего атамана, стали поджидать яхту, а когда им в конце концов надоело ждать, они, наверное, снова занялись грабежами и поджогами в селениях Нового Южного Уэльса. Первым возобновил допрос майор: ему хотелось выяснить некоторые даты, касавшиеся «Британии». – Итак, – спросил он, – вы были высажены на западном побережье Австралии восьмого апреля тысяча восемьсот шестьдесят второго года? – Точно так. – А не знаете ли вы, каковы были в это время планы Гарри Гранта? – Довольно смутно. – Все же расскажите, что вы знаете: самый незначительный факт может навести нас на верный путь. – Вот все, что я могу сообщить вам, – ответил боцман. – Капитан Грант собирался побывать в Новой Зеландии. Пока я был на борту «Британии», это его намерение еще не было выполнено. Так что не исключено, что капитан Грант, выйдя из Кальяо, направился в Новую Зеландию. Это согласовалось бы со временем крушения судна, указанным в документе: двадцать седьмого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года. – Совершенно верно, – сказал Паганель. – Однако в тех обрывках слов, которые уцелели в документе, ничто не может относиться к Новой Зеландии, – возразил Гленарван. – На это уж я не могу вам ответить, – сказал боцман. – Хорошо, Айртон, – сказал Гленарван, – вы сдержали свое слово, я сдержу свое. Мы обсудим, на каком из островов Тихого океана вас высадить. – О, это мне все равно, – заявил Айртон. – Ступайте в свою каюту и ждите нашего решения, – сказал Гленарван. Боцман удалился в сопровождении охранявших его матросов. – Этот негодяй мог бы стать настоящим человеком, – сказал майор. – Да, – согласился Гленарван. – Он умен, у него сильный характер. И надо же было, чтобы его способности направились на зло! – Ну а Гарри Грант? – Боюсь, что найти его невозможно. Бедные дети! Кто скажет, где их отец? – Я, – отозвался Паганель, – да, я! Читатель заметил, что географ, обычно такой словоохотливый, такой нетерпеливый, не проронил почти ни слова за все время допроса. Он молча слушал. Но то, что он сказал сейчас, стоило многих речей. Гленарван встрепенулся.