Остин возвратился. Он держал в руке письмо, написанное Паганелем и подписанное Гленарваном. – Прочтите, пожалуйста, – сказал старый моряк. Гленарван взял письмо и стал читать: – «Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести “Дункан”, придерживаясь тридцать седьмой параллели, к восточному побережью Новой Зеландии…» – Новой Зеландии! – крикнул, сорвавшись с места, Паганель. Он вырвал из рук Гленарвана письмо, протер глаза, сдвинул на нос очки и прочел письмо сам. – Новой Зеландии! – повторил он непередаваемым тоном, роняя письмо. В этот момент он почувствовал, что на плечо его легла чья-то рука. Он поднял голову. Перед ним стоял майор. – Что ж, почтеннейший Паганель, – сказал с невозмутимой серьезностью Мак-Наббс, – счастье еще, что вы не услали «Дункан» в Индокитай! Эта шутка доконала бедного географа. Грянул дружный гомерический хохот. Паганель, как сумасшедший, шагал взад и вперед, сжимая руками голову, рвал на себе волосы. Он уже не отдавал себе отчета в том, что он делает и что намерен делать. Он спустился по трапу с юта и бесцельно зашагал, спотыкаясь, по нижней палубе, затем поднялся на бак. Здесь ноги его запутались в свернутом канате, он пошатнулся и ухватился за какую-то подвернувшуюся ему под руку веревку. Вдруг раздался оглушительный грохот. Выстрелила пушка. Град картечи усеял спокойные воды океана. Злополучный Паганель уцепился за веревку заряженной пушки, курок опустился – и грянул выстрел. Географа отбросило на трап бака, и он провалился в кубрик. На какой-то момент зрители оторопели, но тут же вскрикнули от ужаса. Все подумали, что случилось несчастье. Матросы гурьбой бросились вниз и вынесли на палубу согнутого вдвое Паганеля. Он был не в силах говорить. Долговязого больного перетащили на ют. Товарищи веселого француза были в отчаянии. Майор, который при несчастных случаях заменял врача, собирался было раздеть бедного Паганеля, чтобы перевязать его раны, но едва он прикоснулся к умирающему, как тот подскочил, словно от электрического тока. – Ни за что! Ни за что! – вскричал он и, запахнувшись в свою изодранную одежду, с необычайной поспешностью застегнулся на все пуговицы. – Но послушайте, Паганель… – сказал майор. – Нет, говорю я вам! – Надо же осмотреть… – Ничего вы не осмотрите! – Вы, быть может, сломали… – уговаривал его Мак-Наббс. – Да, – ответил Паганель, прочно становясь на свои длинные ноги, – но то, что я сломал, починит плотник. – Что же вы сломали? – Палубную подпорку, когда летел вниз. Такой ответ снова всех рассмешил и совершенно успокоил друзей достойного Паганеля: он вышел из своего приключения с пушкой цел и невредим. «Однако, – подумал майор, – какой необычайно стыдливый географ!» Когда Паганель пришел в себя после пережитых волнений, ему пришлось ответить еще на один неизбежный вопрос. – Теперь, Паганель, отвечайте мне чистосердечно, – обратился к нему Гленарван. – Я признаю, что ваша ошибка оказалась счастливой. Если б не вы, «Дункан», несомненно, попал бы в руки каторжников. Если б не вы, нас снова захватили бы дикари. Но, ради бога, скажите мне: какая непостижимая причуда заставила вас вместо «Австралия» написать «Новая Зеландия»? – А, черт возьми, – воскликнул Паганель, – это все потому… Но тут его взор упал на Роберта и Мери Грант, и он осекся. Потом ответил: – Что поделаешь, дорогой Гленарван! Я безумец, сумасшедший, неисправимое существо. Видно, я так до смерти и проживу в шкуре рассеянного чудака. – Если только ее раньше не сдерут с вас, – заметил майор. – Сдерут? – вдруг вспыхнул географ. – Это что, намек? – Какой намек, Паганель? – безмятежно спросил Мак-Наббс. Но Паганель не стал продолжать разговор. Таинственное появление «Дункана» разъяснилось. Чудесно спасшиеся путешественники хотели снова попасть в свои уютные каюты, хотели поскорее поесть. Леди Элен, Мери Грант, майор, Паганель и Роберт ушли, а Гленарван и Джон Манглс все же задержались на палубе, желая еще порасспросить Тома Остина. – А теперь, мой старый Том, – сказал Гленарван, – скажите мне вот что. Приказ крейсировать у берегов Новой Зеландии не показался вам странным? – Да, милорд, признаться, я был очень удивлен, – ответил старый моряк. – Но я не привык обсуждать получаемые приказы и повиновался. Мог ли я поступить иначе? Если бы я не выполнил в точности ваших указаний и случилось какое-нибудь несчастье, разве не я был бы виновен в этом? А вы, капитан, разве поступили бы не так? – обратился он к Джону Манглсу. – Нет, Том, я поступил бы точно так же. – Но что же вы подумали? – спросил Гленарван. – Я подумал, милорд, что в интересах Гарри Гранта надо идти туда, куда вы приказываете, что ваши планы изменились и вы отправляетесь в Новую Зеландию на каком-нибудь судне, а мне следует ждать вас у восточного побережья. Уходя из Мельбурна, я даже никому не сказал, куда мы направляемся, и команда узнала об этом лишь тогда, когда мы были уже в открытом море и австралийский берег скрылся из глаз. Но тут случилось такое, чего я никак не ждал. – Что именно, Том? – спросил Гленарван. – Да то, что когда на следующий день после нашего отплытия из Мельбурна боцман Айртон узнал, куда идет «Дункан»… – Айртон! – воскликнул Гленарван. – Так он на яхте? – Да, милорд. – Айртон здесь! – повторил Гленарван, глядя на Джона Манглса. – Судьба, – отозвался молодой капитан. Мгновенно, с быстротой молнии, перед их глазами промелькнули все злодеяния Айртона: его заранее подготовленное предательство, рана Гленарвана, покушение на Мюльреди, все муки отряда в болотах у Сноуи-Ривер. И вот теперь, по невероятному стечению обстоятельств, каторжник был в их власти. – Где он? – быстро спросил Гленарван. – В одной из кают бака под стражей, – ответил Том Остин. – Почему же вы взяли его под стражу? – Потому что, когда Айртон увидел, что яхта идет к Новой Зеландии, он пришел в ярость, хотел заставить меня изменить направление судна, угрожал и, наконец, стал подстрекать команду к бунту. Я понял, что это опасный тип, и вынужден был из предосторожности изолировать его. – И с тех пор… – С тех пор он сидит в каюте и не пытается выйти. – Хорошо, Том. Тут Гленарвана и Джона Манглса позвали в кают-компанию. Подали завтрак – сейчас это было нужнее всего. Они сели за стол, ни словом не упомянув об Айртоне. Но когда после завтрака воспрянувшие путешественники собрались на палубе, Гленарван сообщил им, что боцман находится на «Дункане». Он добавил, что хочет допросить Айртона при всех. – Нельзя ли избавить меня от присутствия на допросе? – спросила леди Элен. – Признаюсь, дорогой Эдуард, мне было бы тягостно видеть этого негодяя. – Это будет очная ставка, Элен, – ответил Гленарван. – Очень прошу вас остаться. Нужно, чтобы Бен Джойс встретился лицом к лицу со всеми своими жертвами. Это убедило леди Элен. Она и Мери Грант сели подле Гленарвана. А вокруг них – майор, Паганель, Джон Манглс, Роберт, Вильсон, Мюльреди, Олбинет – все, кто так жестоко пострадал от предательства каторжника. Команда яхты, не понимая еще всей важности этой сцены, хранила глубокое молчание. – Приведите Айртона, – сказал Гленарван. Глава восемнадцатая Айртон или Бен Джойс? Появился Айртон. Он твердым шагом прошел по нижней палубе и поднялся по трапу. Его взор был мрачен, зубы стиснуты, кулаки судорожно сжаты. Ни вызывающей дерзости, ни смирения в нем не чувствовалось. Очутившись перед Гленарваном, он молча скрестил на груди руки и стал ждать вопросов. – Итак, Айртон, – начал Гленарван, – мы с вами теперь на том самом «Дункане», который вы хотели выдать шайке Бена Джойса. Губы боцмана слегка дрогнули. Его бесстрастное лицо на мгновение покраснело. Но не от раскаяния, а от стыда за постигшую его неудачу. Он – узник на той самой яхте, которой собирался командовать, и участь его должна была решиться через несколько минут. Он ничего не ответил. Гленарван терпеливо ждал, но Айртон упорно молчал. – Говорите же, Айртон, – снова обратился к нему Гленарван. – Что вы можете сказать? Айртон, видимо, колебался. Морщины на его лбу стали глубже. Наконец он спокойно ответил: