— Вы без малейших колебаний собирались упрятать меня в подземелье. Какие новые ценные качества вы во мне открыли, что предлагаете продать их вам? — Ты обладаешь простой и практической ценностью — мужеством и отвагой, — ответила Алия, — поэтому я предлагаю тебе самую высокую цену. Я заплачу тебе больше, чем кто-либо другой в Империи. И тут Эссас оценил свои услуги в такую сумму, что Алия лишь рассмеялась и предложила более разумную плату, добавив, что такие деньги он никогда и ни от кого не получал. — И, естественно, я кладу на чашу весов твою жизнь, которая для тебя тоже, наверно, представляет большую ценность. — По рукам! — воскликнул Паймон, и по сигналу Алие его увели к Мастеру Договоров Зиаренко Джавиду. Час спустя, когда Алия собиралась покинуть Дворец Правосудия, в зал торопливо вошел Джавид и сообщил, что стража подслушала, как Эссас пробормотал строки из католической библии: «Maleficos non patieris vivere». «Ты не должен будешь терпеть живых ведьм» — перевела с латинского Алия. Так вот какова благодарность! Этот мерзавец замыслил покушение на ее жизнь! В приступе ярости, какой Алия не испытывала никогда в жизни, она приказала немедленно казнить Паймона и послать его тело в храм — пусть его вода служит хотя бы священникам! Всю ночь Алию преследовало во сне темное лицо узника. Она пустила в ход все свои ухищрения, чтобы избавиться от этого преследования, читала наизусть строки Бу Джи из Фрименской Книги Креоса: «Ничего не произошло! Ничего не произошло!» Но Паймон мучил ее всю ночь до самого утра этого головокружительного дня; она неотвязно видела его лицо в одной из капель росы. Женщина-стражница позвала Алию завтракать. Алия вздохнула и пошла к двери, скрытой за низкой живой изгородью из мимозы. Как мал, в сущности, выбор между двумя преисподними: крик стражницы или крик в душе Алие — какие это бессмысленные звуки, подобные шороху песка в часах. У принцессы появилось страстное желание прекратить все мучения ударом ножа. Не обратив внимания на зов, Алия посмотрела на Защитный Вал. Бахада оставил широкую вымоину, которая, словно изломанный веер, покрывала владения принцессы. Перед взором Алие расстилалась песчаная дельта, которую неискушенный взгляд мог бы принять за реку со спокойным и гладким течением, но в действительности это было то самое место, где ее брат взорвал Стену атомным зарядом Атрейдесов и на песчаных червях ворвался в город, отняв престол у своего предшественника Шадддма Четвертого. Теперь вдоль стены протекал широкий канал, ставший неодолимой преградой для песчаных червей. Черви боятся соприкосновения с водой — она для них яд. Хорошо было бы иметь такой барьер в голове, подумала Алия. От этой мысли усилилось головокружительное чувство отчуждения от реальности. Песчаные черви! Песчаные черви! Услужливая память представила целую галерею выдающихся червей: Могущественный Шаи-Хулуд, демиург фрименов, смертельно опасный зверь глубин Пустыни, в чьих выделениях содержалось бесценное зелье. Как странно, что это могучее животное выросло из плоской и сухой песчаной форели, подумала Алия. Они, эти форели, подобны множеству роящихся в ее голове образов. Соединившись концом в конец, песчаные форели образовывали вокруг почвы планеты живую цистерну; они несли воду, без которой не мог жить вектор песчаных червей. Здесь была прямая аналогия, которая не укрылась от Алие: некоторые из других несли с собой силу, способную убить ее самое. Стражница снова позвала Алию, на этот раз в голосе женщины послышалось нетерпение. Алия в гневе обернулась и махнула рукой. Стражница послушно исчезла, правда, довольно громко хлопнув дверью. Как только раздался стук двери, Алия снова оказалась во власти всего того, что она с такой страстью хотела отринуть от себя. Чужие жизни хлынули в сознание, как морской прилив. Каждая жизнь стремилась протиснуться в ее сознание — это была целая туча лиц. Некоторые из них были поражены чесоткой, другие — грубые, покрытые черными тенями; виднелись рты, похожие на мокрые губки. Сонмище лиц захлестывало, призывало сдаться и окунуться в этот нескончаемый поток. — Нет, — неистово зашептала Алия. — Нет… нет… нет… Она неминуемо бы упала на дорожку, но рядом оказалась скамья, на которую Алия опустилась. Она попыталась сесть, но не смогла и всем телом вытянулась на холодном пластике, по-прежнему шепча слово «нет». Волна образов продолжала захлестывать ее разум. Она чувствовала, что ее душа настроена на каждый вопль из этой толпы, которая шумела внутри нее. Это была какофония просьб и требований выслушать или просто обратить внимание: «Я, я! Нет, я!» Алия поняла, что если она действительно обратит внимание хоть на одного из этих призраков, — она погибнет. Надо выделить одно лицо, одно-единственное и удержаться на плаву с помощью эгоцентризма, разделенного с другим человеком, который, в свою очередь, разделит с ней ее существование. — Предзнание вытворяет с тобой такие штучки, — прошептал чей-то голос. Она закрыла уши руками, думая: «Я не предзнающая! Транс не помогает мне!» Но голос продолжал настаивать: «Он сработает, если ты ему поможешь». — Нет, нет, — шептала Алия. В ушах ее зазвучали и другие голоса. — Я, Агамемнон, твой предок, требую аудиенции! Она с такой силой сжала уши, что живая плоть ответила ей болью. Чей-то голос, дурацки хихикая, спросил: — Знаешь, кто получился из Овидия? Нет? Это так просто. Он же вылитый Джон Бартлетт! В том состоянии, в котором находилась Алия, все имена были лишены какого бы то ни было смысла. Ей хотелось кричать, но в невообразимом гомоне она бы не услышала собственного голоса. Из дома снова вышла стражница, посланная старшей служанкой, посмотрела поверх живой изгороди, увидела лежащую Алию и громко сказала: — А, так она отдыхает. И то правда, она так плохо спала прошлой ночью. Заха, утренняя сиеста будет ей очень полезна. Алия не слышала стражницу. В ее мозгу, отдаваясь под сводом черепа, зазвучала развеселая песня: «Мы старые шальные птички, ура!» Я схожу с ума, подумала Алия. — Я теряю разум. Ноги Алие судорожно дернулись, ступни стукнулись о скамью. О, если бы она могла владеть своим телом, то тотчас бы бросилась бежать куда глаза глядят. Надо бежать, иначе эти голоса настолько овладеют ее душой, что она навсегда ее потеряет. Но мышцы не повиновались Алие. Ей, которая движением бровей могла ниспровергнуть Империю, не повиновалось собственное тело! В голове Алие усмехнулся чей-то голос: — Существует точка зрения, детка, согласно которой каждый случай нового творения является катастрофой, — басистый голос рокотал прямо за глазницами, усмешка словно издевалась над священническими интонациями собственного голоса. — Милое дитя, я помогу тебе, но и ты должна будешь помочь мне. Звук голоса едва не потерялся на фоне жужжащего гомона толпы. Стуча зубами, Алия с трудом выдавила из себя: — Кто… кто?.. В сознании возникло лицо. Лицо улыбалось и было таким жирным, что его можно было принять за младенческое, если бы не горящие вожделением глаза. Алия подалась назад, но достигла только того, что в поле ее зрения попало тело — огромное, жирное тело, одетое в просторную одежду, из-под которой выступали портативные суспензории, поддерживавшие неимоверные складки жира. — Видишь ли, — снова зарокотал бас, — это твой дед по материнской линии. Ты меня знаешь. Я — барон Владимир Харконнен. — Но… ты же давно умер, — едва не задохнулась Алия. — Ну конечно же, моя дорогая! Большинство из тех, кто осаждает тебя сейчас, тоже давным-давно мертвы. Но никто из них не хочет и не может тебе помочь. Они тебя просто не понимают. — Уходи, — умоляюще произнесла Алия. — О, прошу тебя, уходи. — Но тебе нужна помощь, внучка, — не согласился барон. Как поразительно он выглядит, прикрыв веки и разглядывая огромную фигуру, подумала Алия. — Я прямо-таки жажду помочь тебе, — льстиво увещевал барон. — Другие дерутся между собой, чтобы завладеть твоей душой целиком. Каждый хочет управлять тобой. Но я… Я хочу занять в твоей душе только маленький уголок. Другие жизни в сознании Алие снова подняли гвалт. Прилив снова начал захлестывать Алию, когда она вдруг услышала голос матери. Ведь она жива, подумалось принцессе. — Молчать! — скомандовал барон. Собственное желание Алие усилило команду, громко прозвучав под сводами сознания. Наступившая тишина омыла Алию словно холодной водой. Женщина почувствовала, как начинает замедляться ее пульс. Раздался успокоительный голос барона. — Ну что? Вместе мы непобедимы. Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе. — Что… что ты от меня хочешь взамен? — прошептала Алия. Жирное фатоватое лицо стало грустным. — Ах, моя дорогая внучка, — сказал он. — Я хочу всего-навсего несколько простых удовольствий. Позволь мне хотя бы немного прикоснуться к твоим чувствам. Никто об этом не узнает. Пусть я почувствую хотя бы маленький уголок этих чувств, например, когда ты с любовником. Разве это не малая цена? — Д-да. — Ну вот и хорошо, — удовлетворенно хрюкнул барон. — Взамен я могу очень многое для тебя сделать. Я могу давать тебе советы, помогать тебе рекомендациями. Ты будешь непобедима внутри и снаружи. Ты сметешь со своего пути всякую оппозицию. История забудет твоего брата и восславит тебя. Тебя ожидает великое будущее. — Ты… не позволишь… другим одержать верх? — Они не устоят против нас! По одиночке они нас раздавят, но вместе мы им покажем. Сейчас я продемонстрирую. Слушай. Барон замолчал, исчез и его образ. Ни одной памяти, ни одного образа, ни одного голоса не появилось в сознании. Дрожа всем телом, Алия с облегчением вздохнула. Вместе со вздохом явилась мысль. Она как будто была ее собственной, но позади нее слышались тихие голоса. Старый барон был воплощением зла. Он убил твоего отца. Он убил бы и тебя с Паулем. Барон пытался это сделать, но у него ничего не вышло. Раздался голос барона, хотя его лица не было видно. — Конечно, я бы убил тебя. Разве ты не стояла на моем пути? Но этот спор кончился. Ты победила, дитя мое. Теперь ты — новая истина. Алия кивнула, слегка поцарапав при этом движении щеку о шероховатую скамейку. В его словах есть рациональное зерно, подумала женщина. Старое предписание Бене Гессерит вполне согласовывалось со словами барона: «Цель спора — изменить природу истины». Да… именно так Бене Гессерит истолковал бы слова барона.