Ергуш взял Рудко за руку, перенес сбоку загородки — над самой водой — на Гать. Гать была вся желтая, как один огромный одуванчик, величиной в десять дворов. Зеленоватая вода обтекала ее, торопясь в неведомые края. Котел шумел как бешеный. Вода падала в него с высокого порога, бесновалась, кружилась в белой пене. Брызгами обдавала берега, мочила новенькие зонтики мать-и-мачехи и лопухов. Выше Котла висел над речкой узенький мостик. Ергуш до сих пор и не знал о нем. Куда ведет он, кто по нему ходит? Схватил он Рудко крепко за руку, повел по мостику, крича: — Не гляди в воду! (За шумом воды его почти не было слышно.) Гляди под ноги, тогда голова не закружится! Вода скользила под мостиком, быстрая, гладкая, как полоса зеленого шелка. Направо, меж садовых деревьев, вела тропинка. По ней ходили Ергуш со Штефаном зимой на Волярку. Тогда был сильный мороз, на Волярке лежал глубокий снег. Котел замерз, и снегу на нем было по колено. Теперь тут всё иначе. Под деревьями журчит вода, трава пробивается из-под прошлогодних листьев. Слева от тропинки чернела рассыпчатая земля — пашня. Земля уже подсохла, ждет пахарей. Если идти вдоль речки, вверх по течению, — придешь к домам, а между ними теплые проулки и целые стайки мальчишек… Ергуш смотрел в ту сторону, приставив ладонь козырьком к глазам. Разглядел за пашнями низкий вербняк, в вербняке мелькают темные фигуры. Ноги у них от колен и ниже белые — босиком ходят. — Вон ребята играют, — показал Ергуш Рудко. — Бежим туда! Он побежал, таща за собой Рудко. Рудко сопел, спотыкался, еле поспевал. Долго бежали, задохнулись, пошли шагом, потом побежали опять. Остановились у самого вербняка. Заросли верб окружали болото. По болоту бродили несколько мальчиков. Они держались ближе к берегу, наклонялись, погружали руки в воду по самые плечи: искали подводные норы. Вытаскивали оттуда лягушек, обычно сцепившихся попарно, бросали на траву, кричали друг другу: — Вон еще! Гадость какая!.. А на траве стояли другие мальчики, с раскрытыми перочинными ножами. Они убивали лягушек, отрезали им задние лапки и обдирали их. — Зачем это вам? — спросил их Ергуш. — Губите животных, грех это! — А тебе чего? Откуда ты? — обернулся к Ергушу старший рыжеволосый мальчик. — Дуй домой! — Рыжик, дай ему! — закричали сразу несколько мальчишек. — Двинь его! Наподдай! Рыжик захватил в пригоршню несколько дохлых лягушек и бросил в Ергуша. Одна ударила Рудко по лицу, он заревел. — Ну погоди, косой, не пыжься, — сказал ему сквозь зубы Ергуш. — Пойдешь мимо нас!.. Он взял ревущего Рудко и поволок прочь от болота. Мальчишки кричали им вслед: — Сопляк! Паршивец! Лягушек боится! А ну подойди, отколочу! Ергуш не обращал на них внимания. — Не реви, — сказал он Рудко. — Я этому рыжему припомню… Как пойдет мимо нас, прутом его отхлещу. Рудко успокоился, улыбнулся сквозь слезы. Ему понравилась мысль отхлестать Рыжика прутом по голым ногам. ЛЕТУЧИЕ МЫШИ В дуплистых деревьях Леска раньше срока проснулись летучие мыши. Зима была необычайно долгой, и вот они вылетели однажды под вечер, ранней весной. Кружились над Воляркой, пищали, щелкали острыми зубками. На Волярке уже пробилась трава. От большой ледяной плиты осталась маленькая лепешка — в тени старых лип, у самой опушки Леска. Летучие мыши, испуганные блеском заката, слетелись ближе к деревьям и кружились над ледяной лепешкой. Увидел их Нацко. Он разглядывал на деревьях большие вороньи гнезда, когда запищала летучая мышь. Она метнулась через гущу веток, вылетела на лужайку и присоединилась к остальным. Это было так таинственно, что мороз по спине пробежал… Нацко помчался за Ергушем. — Такие большие, с ворону, — рассказывал он. — А уши у них как лопухи… Низко летают, можно поймать. — Если поймаю двух, одну отдам тебе, — обещал Ергуш. И они побежали. Ергуш впереди, Нацко за ним. Пересекли Гать, потом пробежали по мостику, по Катрене под плодовыми деревьями. И — через Волярку, к Леску. Летучие мыши носились на высоте пяти — десяти метров. Никаких ушей у них Ергуш не разглядел, и были они ничуть не больше обыкновенных летучих мышей. «Обманул меня Нацко», — подумал он, но простил этот маленький обман. Стал думать, как бы поймать летучую мышь. — Давай наломаем ледышек и будем бросать в них, — шепнул он Нацко. Лед был ломкий, вода из-под него ушла. Он легко дробился под каблуками. Мальчики разбили лед ногами, насбирали ледышек, стали изо всех сил бросать в мышей. Ледышки свистели и жужжали в воздухе, как большие белые оводы. Голодные мыши кидались на них, схватывали, щелкали зубками. Если в летучую мышь попадала ледышка побольше и удар был сильнее, мышь теряла равновесие, падала к земле; но над самой землей, оправившись, снова взлетала. — Надо гуще бросать! — сказал Ергуш. Они заготовили целую кучку ледышек и стали метать их пригоршнями. Несколько летучих мышей вместе с падающими льдинками спустились до самой земли. Тут Ергуш подскочил, накрыл их шапкой. — Одна маленькая, две большие. Бери большую, — предложил Ергуш. Бедные зверьки ползали по льду, не могли взлететь. Ергушу стало их жалко. Он вынул из кармана кусок хлеба, раскрошил, покормил свою мышку. — Ой, она меня укусила! — закричал Нацко. Он прыгал, тряс рукой, стонал. — Есть хочет, — сказал Нацко. — Дадим ей хлеба. И он ловко всунул кусочек в щелкающие зубки. Когда стемнело, мальчики решили отнести летучих мышей в дупло большой липы. Взяли зверьков в шапки, выстелили дупло сухими листьями, уложили мышей. И ушли — молчаливые, довольные. Ведь им удалось потрогать руками, вблизи разглядеть таинственных летучих мышей. Быть может, никто еще не держал их в руках. Вылетают они уже в потемках, таинственно попискивают. Женщины и девчонки боятся их — запутаются в волосах, волосы выдерут. А Ергуш и Нацко их нисколько не боятся! — Может, это простая мышь, только старая, — рассуждал по дороге Ергуш. — Выросли у нее крылья, вот и летает. Я бы тоже летал, если б у меня были крылья… СВИНОЙ КЛЫК После обеда Ергуш встретился со Штефаном Фашангой. Стояли они на мосту перед Гатью. Ольховка вздулась, поднялась в берегах. Вода лизала балки моста. Светилась желтовато, шумела, гудела. — Сходить бы нам в деревню, — думал вслух Штево. — Мальчишки там драчуны, сидят на бревнах у фабрики. — Задираются без причины, — подхватил Ергуш. — Недавно у болота лягушками в меня кидались. Штево вытащил из кармана изогнутый клык свиньи: — Вот этим двинь под ребра — и хватит с них. Ергуш осмотрел клык, зажал в руке, приладился, как удобнее держать, и сунул к себе в карман. — Пошли, — сказал он Штефану. Двинулись тропинкой через Катрену, вдоль Ольховки. Местами вода разлилась, прогрызла тропинку; вода скользила по траве и снова возвращалась в свое русло. Мальчики перепрыгивали через заблудившиеся струйки реки. — Наш деда говорят, большие снега были в горах, — заметил Штефан, стряхивая воду с башмаков. — Оттого и вода так бесится. Ночью в курятник к нам ворвалась… Проходили они мимо дома Штефана Фашанги. Дом стоял на другом берегу Ольховки. У самой речки торчали деревянные сарайчики и закутки, закрывали дом. Видна была только старая крыша. Вода терлась об стены построек, впитывалась в серебристые доски, окрашивала их в черный цвет. По реке плыли куски дерева, старые корзины. Они то погружались в воду, то снова выныривали. — В прятки играют, — рассмеялся Ергуш. Мальчики обошли вокруг болота и приблизились к деревне. — Давай наберем камней, — предложил Штефан, — собак отгонять. Он поднял с земли несколько голышей, набил ими карманы. Ергуш не стал собирать камни. Он внимательно разглядывал деревянные дома деревни, окрашенные в белый и голубой цвета. Из дворов выбежали собаки — разные: гладкие и лохматые. Стали бросаться на Штефана. Он побежал вперед, швыряя в них камни.