Есть на свете книги, без которых нельзя взрослеть. Их обязательно читают в детстве — кто в четвертом, кто в пятом, кто в шестом классе… А те, кому все-таки не довелось прочитать их вовремя, жалеют потом всю жизнь. Ведь когда станешь большим, ты, пожалуй, не сможешь уже «взаправду» почувствовать и оценить отвагу Тома Сойера, пробирающегося с огарком свечи по лабиринту мрачной пещеры, где за каждым поворотом подстерегают тебя жуткие опасности, или вместе с Тёмой пересиливать страх, спускаясь за ласковым, добрым щенком в глубокое горло колодца… «Юность разбойника» — из рода таких необходимых книг. Трудно найти в Словакии мальчишку или девчонку, которые не читали бы ее в детстве, не пережили бы вместе с Ергушем, главным героем этой повести, бесчисленных маленьких приключений, подсказанных его живым и изобретательным воображением. Ергуш вместе с братом, сестрой и матерью живет на уединенном хуторе, затерянном в горах Средней Словакии. В тех самых местах, где когда-то совершал свои подвиги воспетый в народных песнях и сказаниях, легендарный защитник бедноты и гроза угнетателей, благородный разбойник Юро Яношик. Со своей верной дружиной поднялся он против панов, и долгие годы в богатых усадьбах со страхом и бессильной злобой смотрели на окрестные вершины, где по ночам светились огоньки далеких яношиковских костров. Как ни старались наемные слуги одолеть Яношика в открытом бою, сколько ни посылали паны против него стражников, он всегда выходил победителем. Были у Яношика чудесный топорик и наборный поясок, придававшие ему могучую силу. И только когда заманили Яношика в коварную ловушку, хитростью отняли у него поясок с топориком, лишь тогда стражникам удалось его схватить. Повесили Яношика, но в народе осталась жить память о его подвигах, осталась надежда, что придет время и объявится новый заступник у бедных, который возьмет их под свою защиту. Этой мечтой о восстановлении и торжестве справедливости одухотворена и книга Людо Ондрейова. Рассказывая о детстве маленького Ергуша, о разных историях, которые случаются с ним, Ондрейов стремится показать становление характера человека, который мог бы быть достойным преемником Яношика. Недаром и книга носит «разбойничье» название, и хутор именуется Разбойничий Хоровод, и отцом мальчика, «пропавшим без вести», был смелый, отважный «разбойник». В повести воссоздается удивительный мир, в котором правда переплетается с поэтическим вымыслом, реальные приметы жизни словацких крестьян, описания их обычаев и занятий соседствуют со сказочной фольклорной атмосферой необыкновенного и таинственного, скрытого в природе, в животных, в душах людей. В этом многоцветном, лучезарном и неожиданном мире растет и набирается сил Ергуш, каждый день открывая для себя все новые и новые грани жизни, заставляющие то ликовать от радости, то непроизвольно сжиматься от боли и негодования его сердце. «Юность разбойника» — это своего рода дневник ребячьих забав и всевозможных мальчишеских предприятий, подчас рискованных, но именно поэтому заманчивых и интересных. Ергушу «везет» на разные приключения: рискуя жизнью, он вытаскивает из реки тонущего мальчугана, вступает в схватку с бешеным псом, скачет на диком коне Пейо… Без этих подвигов не было бы книги. И все-таки главное в повести Ондрейова — умение захватить читателей высокой поэзией поисков правды и справедливости, любви к людям, ко всему живому в природе: «Никого нельзя убивать!» Человек, способный чувствовать величественную красоту гор и зеленого леса, «понимающий» язык птиц и голос ручья, такой человек будет чужд корысти и злобы, а сердце его будет всегда открыто зову добра и любви. Таким человеком был сам писатель (его настоящее имя — Людовит Мистрик). Он родился 19 октября 1901 года и, подобно Ергушу, провел свое детство в живописной горной деревушке неподалеку от города Банска Бистрица. На всю жизнь сохранилась в нем удивительная любовь к первозданной природе, тяга к необычному и удивительному. Юношей он начал писать стихи, но природный дар рассказчика вскоре пробудил в нем прозаика. Свою «Юность разбойника» он написал в 1936 году и сразу вошел в число наиболее известных словацких писателей. Две следующие книги Ондрейова — «Ергуш Лапин» (1938) и «На земле твои звезды» (1950) — явились продолжением первой повести. В них писатель рассказал о дальнейшей нелегкой судьбе Ергуша, о его борьбе за справедливость, о его сложном пути от яношиковского, бунтарского протеста к людям, возглавившим движение трудящихся за свое освобождение, — к коммунистам. В своей жизни Людо Ондрейов перепробовал немало профессий, иногда, тяготясь городом, надолго исчезал где-нибудь в горах, а возвратившись в Братиславу, рассказывал друзьям поразительные, фантастические истории, в его устах обретавшие, однако, все черты подлинных случаев и происшествий. Ему не пришлось побывать в далеких, «жарких» странах, но книжки, которые он написал об Африке и Индонезии в форме дневников путешественника — «Африканские записки» (1936), «В горах Суматры» (1936) и «Случаи в джунглях» (1940), сделались образцом познавательно-приключенческого жанра в словацкой литературе. Проштудировав массу научно-популярных книг, Ондрейов сумел в увлекательной форме описать природу тропиков, пробудить интерес к жизни народов этих экзотических для европейцев стран. Характерно, что и здесь он остался верен себе в главном: его книги воспитывали уважение к людям иной расы, разоблачали преступную практику колонизаторов. Людо Ондрейов умер 18 марта 1962 года, успев опубликовать еще сборник рассказов «Виселичное поле» (1958). Его творчество — искреннее, человеколюбивое — уже при жизни писателя получило всенародное признание. Сбылось пожелание, высказанное Ондрейовым в одном из стихотворений 30-х годов: «Сломанное перо, призывающее жалеть бедняка, останется после меня на земле…» Ю. Богданов I РОЖДЕНИЕ РАЗБОЙНИКА На тихом хуторе, прозванном «Разбойничий Хоровод», прячется белый дом. Стерегут его великаны деревья, лесные и плодовые. Летними зорьками поют там соловьи, в ветреные ночи гудят огромные старые деревья. А так — тишина живет на Разбойничьем Хороводе. Была ночь. Ярился ветер. Скакал по деревьям исполинской обезьяной, ревел как буйвол. На старом орехе треснула, отломилась ветка, упала, хлестнув пожелтевшую осеннюю траву. Тоненько засвистел ветер и умчался прочь. Цинн, цинн, цинн… — пробили в белом доме часы с гирями. Потом раздался пронзительный детский крик… В тот миг родился маленький разбойник Ергуш Ла́пин. II ЧТО БЫЛО ЗА ОКОШКОМ? Маленький Ергуш Лапин проснулся от приятного перезвона бубенцов. Это было так непривычно и чудесно. В горнице было холодно. По стенам в утренних сумерках мерцали мелкие иглы инея. Оконные стекла заросли толстым слоем льда. На дворе лаял шаловливый пес Хвостик. Под периной тепло, легко. Ергуш зажмурился, сосчитал до пяти и выпрыгнул из постели. Смотрит в окно — ничего не видать. Надо сперва соскрести ногтями сыпучую шкурку намерзшего снега и через расчищенный кружок величиной с ладонь посмотреть на дорогу. По дороге, утопая в глубоком снегу, удалялись сани с плетеным кузовом. На заиндевевших лошадях поблескивала бубенцами упряжь. Бубенцы подскакивали на спинах коней и певуче звенели. Звон уходил, затихал вслед за санями. Надо посмотреть и в другое окошко, во двор. Соскрести ледяную скорлупу со стекла хотя бы настолько, чтобы глянуть одним глазком. Что там случилось, на нашем дворе, за ночь?.. А случилось интересное. Двор завалил белый-белый снег, насыпало его по самые окна. В снегу барахтался дурашливый пес Хвостик, он зарывался в снег по самый черный нос, кидался во все стороны, вздымая снежную пыль, и весело лаял. Над снегом торчали только кончики заостренных кольев плетня, разделявшего двор и сад. Сердитый мороз накинулся на Ергуша. Схватив за плечи, тряхнул его так, что зубы застучали. — Ой, ой, не сердись! — попросил Ергуш и, набросив теплую каба́ницу[1] из домотканого сукна, перебежал через сени и заднюю горницу в теплую, натопленную кухню. СИНИЦЫ Мама стояла у плиты, кипятила кофе. От запаха кофе кружилась голова, от него щекотало во рту и желудке. На лавке возле очага сидела сестра Анна, десятилетняя девчушка с льняными волосами. Она была уже одета, причесана, умыта. Рядом с ней, в длинной рубашке, подтянув коленки к подбородку, съежился четырехлетний Ергушев брат Ру́дко. Неумытый, недовольный. Сердито поглядывал он на кастрюльки, кипящие на плите. Нечесаные волосы падали ему на хмурый лоб. — Чего надулся, хомячишка? — сказал ему Ергуш и дернул за хохолок. — Ну тебя! — ответил Рудко и, злобно тряхнув головой, отполз по лавке. Мама оглянулась, укорила взглядом Ергуша и принялась сливать составленный с огня и уже остывший кофе. Резкий запах кофе смешался с мягким запахом молока. Рудко втягивал эти вкусные запахи расширенными ноздрями и, громко позевывая, поглядывал на стол, где лежал каравай. Мама подсластила кофе, разлила по глиняным кружкам и поставила кружки на стол. Потом нарезала хлеба и усадила детей. В окно постучала синица. Уцепившись за раму, она постучала клювиком в стекло, пощебетала и улетела. Ергуш залпом выпил кофе, взял свою краюху хлеба и отошел жевать к двери. На деревьях сверкали толстые снеговые шапки. Стайка синиц перепархивала с ветки на ветку — осторожно, робко. То и дело осыпался снег, стронутый птичьим крылом. — Как поедим, — сказал Ергуш, — пойдем в переднюю горницу ловить синиц. Пойдешь, Анна? — И не вздумайте, — сказала мама. — Птиц ловить большой грех. — Да мы им ничего не сделаем, — затараторила Анна, будто проснувшись. — Мы их только немножко согреем и накормим, а потом выпустим… Мама промолчала, и это значило, что ловить синиц можно. Маленький Рудко скривил рот, собираясь дать реву, и поднял на маму глаза, уже полные слез. — Не строй рожи, — сказал ему Ергуш, — не то оттаскаю за чуб! Одевайся лучше! Рудко заулыбался, кинул на Ергуша благодарный взгляд: эти слова означали, что его возьмут с собой… В ЗЕЛЕНЫХ ШУБКАХ В передней горнице Ергуш отворил окно, выходившее во двор. А на подоконник поставил миску с маком. К задвижке окна привязал длинную бечевку, достававшую до самой кровати. Оба окна на дорогу он завесил, чтоб птицы не налетели на стекло, не ударились. Потом все трое улеглись в кровать — так заранее придумал Ергуш — и натянули большую перину на самые головы. Ергуш только щелочку оставил, чтоб видеть миску с маком. Конец бечевки он держал в руке. — Теперь тихо, — сказал он. — Синицы налетят на мак, а я потяну за бечевку и захлопну окно… Под периной было душно, синицы не прилетали. Рудко, мальчик толстый, шумно дышал, беспокойно возился. — Не сопи, — сказал Ергуш, — птиц распугаешь. Рудко глубоко вздохнул; он старался дышать как можно тише. К открытому окну слетелись воробьи. Нахальный народец. Их и не узнать — так измазались в саже: холодные ночи они проводили в трубе, и только утром улетали оттуда. Кричали и ссорились на лапинском дворе. Дрались, клевались без пощады. Таскали у куриц корм из-под носа, чтоб тут же взлететь с насмешливым чириканьем. Вот проказники! И голод им нипочем, и самый лютый мороз. Сидели воробьи на подоконнике, косились на миску с маком, вертели головками во все стороны. Заметили бечевку, что тянулась в горницу, взглядом смерили ее длину и, перекинувшись на этот счет двумя-тремя словечками — конечно, секретными, но вполне понятными, — взмахнули крылышками и были таковы. — Так я и знал, — сказал Ергуш и дернул Рудко за вихор. — Сопит как буйвол, всех птиц мне спугнул!