— Какие умные гуси, — с коварной улыбкой отозвался Рыжик. Все захохотали. Йожо Кошалькуля выпучил глаза и, проглотив слюну, замолчал, упершись подбородком в колени. БЛИСКАВИЦА Зузка Кошалькуля пришла к Анне и сказала: — Мама разрешают мне пойти с тобой по малину, если с нами Ергуш пойдет. А Ергуш с Анной были в ссоре. Она изводила его, все дразнила Зузкой. Он решил не разговаривать с сестрой и Зузке не показываться. Но Зузка разыскала его в саду и уговорила: — Ну не притворяйся таким, пойдем с нами! Какой же ты после этого друг? А то мы одни боимся… Хочешь, даже малину не собирай, только пойдем! И она посмотрела на него сбоку, просительно так — невозможно было устоять. — Ладно, — сказал он. — Но только с этой чертовкой я не разговариваю. Вечно дразнится, противная, покою не дает. Уговорились. Вышли рано утром, только светало. На весь день! Анна несла маленькое ведерко, в ведерке — узелок с хлебом и вареными яйцами. В руке у Ергуша была только валашка. Зузка ждала их в деревне у фабрики. Она держала два глиняных кувшина. — Дай, Зузка, я понесу один, — сказал Ергуш, забирая у нее кувшин. Он посмотрел на небо над горами. — Как бы нам не вымокнуть! Анна и Зузка переглянулись многозначительно, усмехнулись. Ергуш заметил это. Повернулся к Зузке, поставил кувшин у ее ног. — Сама неси! Чтоб не воображала… Зузке стало неловко: — Да что ты, Ергуш? Какой ты чудной!.. Мне-то не надо, я и сама понесу, только почему ты так?.. — Смеетесь у меня за спиной! А я не ослеп еще. — Мы не над тобой, Ергушко! — защебетала Зузка. — Скажи ему, Анна, мы ведь просто так… Анна тихонько сказала: — Хочешь, побожусь?.. Ергуш поднял кувшин и, ни слова не говоря, зашагал впереди девочек. Они держались его следа. — Сердится, — шепнула Зузка. — Надулся, как индюк! — отозвалась Анна. Ергуш шагал быстро, не оглядываясь. Обиделся. Самые большие малинники были на Блискавице. На одном склоне этой горы лес вырубили, вырубки заросли бузиной, малиной, крапивой. Там и тут над кустами выглядывало темя скалы, серебрились исхлестанные дождями, высушенные солнцем пни. Долго шли все трое молча; наконец добрались до подножия Блискавицы. Стали подниматься на вырубку — по тропинкам, а то и напрямик. Впереди Ергуш, за ним Зузка, последней Анна. Молчали. В нижней части вырубки высоко разрослась бузина, малиновых кустов было мало, да и те пообобраны. Выше малинник пошел гуще, а с середины склона тянулась вверх настоящая малинная чаща: кусты переплелись густо, краснели, гнулись под тяжестью крупных капель-ягод. Девочки начали собирать их. Старались, снимали ягоды пальчиками — одну в посудину, другую в рот. Ергуш уселся на пень; смотрел на долину, изредка поглядывая на девочек. «Вот глупые, — думал он. — Я бы помог им собирать, а так пусть сами… Зачем смеются за спиной…» Зузка поставила свой кувшин на низенький пенек, стала обирать ближние кусты. Вдруг она сжала лицо руками, попятилась, зацепилась ногой за куст — упала. Ергуш подбежал, поднял ее, смотрел испуганными глазами: — Что с тобой, Зузичка? Прибежала и Анна. Ведерко бросила, сама вся дрожит, рот раскрыла. Белая, как стена. — Змея! Змея! — Зузка показывала на пень, где стоял кувшин. Ергуш подошел к пню, поглядел — ничего особенного: светло-коричневая гадюка, с более темным, красноватым узором на спинке, извивалась у пня. Головку подняла, откинула — смотрит на Ергуша неподвижными, злыми глазами. — Ну что, моя красавица? — Ергуш нагнулся, улыбаясь раздраженной змее. Гадюка опустила голову, зашипела, скользнула прочь — спешила убраться. — Прячься скорее, а то я тебя высеку, — сказал ей Ергуш и стал осматривать пень. Странное открылось… Под отставшей корой лежали, свернувшись клубочком, молодые гадюки. Вывелись там из яиц, а теперь, наверное, спят. Ергуш отколупнул кору, гадюки, разбуженные, зашевелились, в испуге сослепу кинулись в кусты. Девочки пронзительно завизжали. — Что ты делаешь, Ергуш! С ума сошел! — в страхе кричала Анна. А Ергуш смеялся. Очень уж смешно ему было — до чего перепугались змееныши. Так удирали, будто от этого зависела их жизнь. — Змей выпускает, нет, чтоб убить их… — пробормотала Зузка, кривя губы, — сейчас заплачет. — Зачем убивать? — удивился Ергуш, подавая Зузке кувшинчик. — Пусть живут. Никого они не обидели, за что же их… — Да, мы боимся! — хныкала Зузка. Ергуш стал успокаивать их. Бояться-то нечего. Змея никогда первая не бросается, она убегает. Видал он их уже немало в горах. Не наступай на нее, она и не ужалит. Вон и Палё Стеранка говорит: змея — тварь полезная. Ловит мышей и жуков. Сбор малины на время прекратился. Девочки держались поближе к Ергушу, не осмеливались лезть в кусты. — Да вы не бойтесь, — уговаривал он их. — Я пойду вперед, выгоню змей. Он бродил по малиннику, постукивая своей валашкой, чтоб спугнуть змей, если они тут были. Анна постепенно осмелела, принялась за малину. Зузка не отходила от нее. Ергуш поднимался по склону. Выше, выше, выбирая места, где малины побольше. Кусты становились все ниже и ниже, ягоды мельче. Пришлось девочкам довольствоваться и такими, подчиниться Ергушу. Солнце пекло, высоко стояло в небе. Кувшины и ведерко наполнились, отяжелели. Вот уже близко конец вырубки, там начинается еловый лес. Они были у самого гребня Блискавицы. — Там, в лесу, пообедаем. — Ергуш показал на вершину. Девочки поторопились доверху наполнить свои посудинки и сказали: — Теперь пойдем! Ергуш нашел местечко в тени, ровное, как ладошка, там был мягкий мох. Вид отсюда открывался широкий-широкий. И Зузкину деревню видно, и еще другие деревни в долине. — Наш дом не видать, — сказал Ергуш. — А я наш хорошо вижу! — радостно воскликнула Зузка. — Смотрите, вон там, на Верхнем конце, еще крыша блестит… Ергуш разглядел крышу, залатанную новым тесом. Уселись, принялись за еду. В лесу, в его сумрачной тишине, носились паутинки, спали таинственные пауки… Солнце сюда не проникало. Оно лежало только на верхушках высоких деревьев. — Как тут страшно! — сказала Зузка. — Я бы прямо умерла… Она вздрогнула. Ергуш смотрел на нее, смотрел, ничего не говорил. Думал: «Отчего у нее такой маленький рот? И руки, и ноги, и лицо… И отчего она так боится? Хорошо бы этой Анны тут не было! Противная!» Тут Анна взглянула на него. Ергуш отвернулся. Перевернулся на спину, поднял глаза на верхушки елей, выше, еще выше, в голубое небо. «Хорошо бы мы с Зузкой подружились, — размечтался он. — Тогда бы ей нечего было бояться, я б ее никому в обиду не дал. Только бы Анна не дразнилась…» Зашумел ветер по лесу, заскрипели, застонали деревья, заплакали… Солнце скрылось, полумрак опустился на четыре лапы к корням деревьев, темные тучи вперегонку неслись над лесом. — Гроза идет! — сказал Ергуш и поднялся. Закричала ореховка, — отчаянный крик ее хватал за душу. Недалеко где-то, шагах в ста, около остроконечной скалы. Ореховка взлетела, потеряв два-три перышка; они закружились в воздухе. — Там что-то есть! — шепнул Ергуш; глаза у него заблестели, все жилочки так и заиграли. Он подхватил валашку.