Паук не ответил — просто вышел из комнаты. Толстый Чарли решил, что набрал хотя бы несколько очков во втором раунде. Встав с дивана, он собрал пластиковые контейнеры, в которых вчера вечером ароматно пахли китайская лапша с курицей и свиные тефтели с хрустящей корочкой, и бросил в мусорное ведро. В спальне он собирался снять одежду, в которой спал, и надеть чистую, но обнаружил, что забыл про стирку и чистых вещей у него нет, поэтому, основательно отряхнувшись (и сбросив несколько заблудших лапшин), остался во вчерашнем. Потом отправился на кухню. Сидя за кухонным столом, Паук уплетал прожаренный стейк таких размеров, что его с легкостью хватило бы на двоих. — Где ты его взял? — спросил Толстый Чарли, хотя в общем и целом знал ответ. — Я же спрашивал, хочешь ли ты ленч, — мягко отозвался Паук. — Где ты взял стейк? — В холодильнике. — Этот стейк! — объявил Толстый Чарли, грозя пальцем, как прокурор во время заключительного слова обвинения. — Этот стейк я купил для сегодняшнего обеда. Для нашего с Рози обеда! Для обеда, который я собирался ей приготовить! А ты сидишь тут, как… как человек со стейком… и его ешь… и… — Нет проблем, — ответил Паук. — Что значит нет проблем? — Я уже позвонил утром Рози и сегодня поведу ее обедать в ресторан. Поэтому стейк тебе не понадобится. Толстый Чарли открыл рот. Потом снова его закрыл. — Я хочу, чтобы ты убрался, — сказал он. — Как там сказал Браунинг? Человек должен тянуться за чем-то… ах да, за тем, чего не может достать, иначе зачем небеса? — весело сказал Паук, пережевывая хорошо прожаренный стейк Толстого Чарли. — Что это значит, черт побери? — Это значит, что я никуда не денусь. Мне тут нравится. — Отпилив еще кусок, он сунул его в рот. — Вон! — приказал Толстый Чарли. Но тут зазвонил телефон. Со вздохом Толстый Чарли вышел в коридор взять трубку. — Что?! — А, Чарльз. Рад вас слышать. Знаю, вы наслаждаетесь заслуженным отдыхом, но, как по-вашему, смогли бы вы заглянуть завтра утром на полчасика? Скажем, около десяти? — Да. Конечно, — сказал Толстый Чарли. — Без проблем. — Рад, нет, просто счастлив это слышать. Мне нужна ваша подпись на кое-каких документах. До встречи. — Кто это был? — спросил Паук. Он опустошил тарелку и теперь промокал губы бумажным полотенцем. — Грэхем Хорикс. Хочет, чтобы я завтра заскочил. — Сволочь твой Грэхем Хорикс, — сказал Паук. — Ну и? Ты тоже сволочь. — Но по-другому. Он паскудная сволочь. Поискал бы ты другую работу. — Я люблю мою работу! И произнося эти слова, Толстый Чарли верил им всем сердцем. Ему удалось напрочь забыть, насколько ему не нравится и работа, и «Агентство», и постоянное подслушивание под дверьми, благодаря которому Грэхем Хорикс вечно выскакивал как чертик из табакерки. Паук встал. — Вкусный был стейк, — сказал он. — Вещи я отнес в твою свободную комнату. — Ты что сделал? Толстый Чарли поспешил в конец коридора, где располагалось помещение, благодаря которому его квартира формально считалась трехкомнатной. В ней обитали несколько ящиков книг, коробка с древней железной дорогой «Скейлектрис», ведро с игрушечными машинками (у большинства потерялись шины) и прочие обноски Чарлинового детства. Она вполне сошла бы как спальня для глиняного садового гнома или для очень маленького карлика, но для всех прочих представлялась скорее шкафом с окном. Или раньше представлялась, но не сейчас. То время прошло. Потянув на себя дверь, Толстый Чарли, моргая, застыл на пороге. Комната действительно тут была, спору нет, но — громадная. Величественная. И в дальней ее стене было окно — гигантское, во всю стену окно, выходящее на водопад. За водопадом низко над горизонтом висело, заливая все золотым светом, тропическое солнце. Еще тут был камин, такой большой, что в нем поместилась бы пара бычьих туш, но сейчас здесь потрескивали и плевались искрами три горящих полена. В одном углу висел гамак, а рядом стояли белоснежный диван и двуспальная кровать. Возле камина красовался предмет, который Чарли видел только в журналах, а потому предположил, что это, наверное, и есть джакузи. На полу лежал ковер из шкур зебры, а на стене висела медвежья шкура, а еще тут было какое-то крутое аудиооборудование, состоявшее из черного куба полированного пластика, которому полагается махнуть, чтобы он включился. На стене за ним красовался плоский телеэкран размером с комнату, которой полагалось тут быть. А еще… — Что ты сделал? — спросил Толстый Чарли. Внутрь он не вошел. — Так, изменил кое-что по мелочам, — ответил у него из-за спины Паук. — Учитывая, что я останусь тут на пару дней, я решал перетащить пожитки. — Перетащить пожитки? «Перетащить пожитки» — это пара сумок с постельным бельем, пара игр для приставки и горшок с фикусом. А это… а это… — Он не смог подобрать слов. Протиснувшись мимо, Паук похлопал Чарли по плечу. — Если я тебе понадоблюсь, — сказал он, — я у себя в комнате. — И закрыл за собой дверь. Толстый Чарли подергал ручку. Дверь оказалась заперта. По пути в гостиную он прихватил с собой телефон из коридора и набрал номер миссис Хигглер. — Кто, черт побери, звонит в такую рань? — спросила старуха. — Это я. Толстый Чарли. Извините. — Ну? Чего звонишь? — Попросить совета. Понимаете, приехал мой брат. — Твой брат? — Паук. Вы мне про него рассказывали. Вы объяснили, что если я захочу его увидеть, поговорить с паучком. И я поговорил, теперь он здесь. — Что ж, — уклончиво сказала старуха, — это хорошо. — Наоборот. — Почему наоборот? Он ведь член семьи, так? — Послушайте, я не могу сейчас в это вдаваться. Я просто хочу, чтобы он уехал. — Ты пытался попросить по-хорошему? — Это мы только что прошли. Он сказал, что никуда не уедет. Устроил что-то вроде центра развлечений и отдыха из «Кубла Хана»[1] в моем чулане, а ведь у нас, в Англии, нужно разрешение муниципального совета, если захочешь хотя бы вставить двойные рамы. Но у него там какой-то водопад. То есть не в комнате, а за окном. И он нацелился на мою невесту. — Откуда ты знаешь? — Он так сказал. — Без кофе у меня голова не работает, — пробормотала миссис Хигглер. — Мне только нужно знать, как заставить его уехать. — Не знаю, — ответила миссис Хигглер. — Надо поговорить с миссис Дунвидди. — И повесила трубку. Толстый Чарли вернулся в дальний конец коридора и постучал в дверь. — Что еще? — Хочу поговорить. Послышался щелчок, и дверь распахнулась. Толстый Чарли вошел. Голый Паук нежился в горячей ванне и прихлебывал что-то цвета электричества из высокого запотевшего бокала. Окно во все стену было открыто, и рев водопада оттенял медленный, тягучий джаз, который лился из спрятанных где-то в комнате динамиков. — Послушай, — сказал Толстый Чарли, — ты должен понять, это мой дом. Паук моргнул. — Это?! Это твой дом? — Ну, не совсем. Но суть та же. Я хочу сказать, это моя свободная комната, и ты тут гость. Э-э-э… Отпив глоток «электричества», Паук соскользнул поглубже в горячую ванну с пузырьками. — Говорят, что гости — как рыба. И то и другое через три дня воняет.