– Ничего я не помню, – упрямо сказала Мелисса, которой не хотелось думать о том, как ей плохо без Васьки. – Иди, они уже замучились тебя ждать. А я посижу на лавочке и вернусь. – Я тебя заберу в Москву сегодня, – вслед ей сказала Лера. – Температура у нее, а она в Питере съемок ждет, которые отменились!.. Она смотрела, как Мелисса Синеокова идет по просторному и чистому холлу, застланному поверх мраморной плитки коврами, как кивает и улыбается всем входящим и выходящим, как внезапно чихает и утирает нос, как отступает с дороги, потому что навстречу ей в высокие двери вдруг ввалилась целая толпа людей. Толпа как-то моментально распространилась по всему помещению, между ваз и колонн. В центре ее вышагивал высокий человек в длинном пальто. Он не шел, а именно вышагивал, по сторонам не смотрел. Лера моментально его узнала. Ахмет Баширов, один из самых богатых и удачливых предпринимателей, непримиримый враг Вадима Сосницкого. Сердце вдруг застучало. Только что не стучало, как будто и не было у нее никакого сердца, а тут объявилось! Что это может значить?.. Совпадение? Случайность? И тот человек за колонной, похожий на Андрея Боголюбова, тоже случайность?.. Или Сосницкий задумал какой-то сложный спектакль, и теперь они все просто играют роли, разевают рты, делая вид, что говорят, и водят руками, делая вид, что жестикулируют, а невидимый кукловод из Лондона дергает за ниточки? Или тут что-то другое?.. Но что? Что?.. Мелисса скрылась из виду – ей было наплевать на Баширова и Сосницкого, – и Лера осталась совсем без всякой поддержки. На Полянского в этом смысле надежды нет никакой. – Валерия Алексеевна! Она вернулась за столик, краем глаза наблюдая за передвижениями Баширова по лобби-бару, в котором они сидели. Вот он скинул пальто на руки одного из охранников, вот кивнул официантке, вот неторопливо оглядел всех сидящих, одного за другим. У него были очень темные волосы, широкое нерусское лицо и узкие внимательные глаза. Татаро-монгольское иго. – Ахмет Салманович пожаловал, – сказал Садовников негромко, и Лера поняла, что он нервничает. – Прошу прощения, я должен поздороваться. Неторопливо, как будто унимая свой страх, он поднялся, и сделал несколько шагов, и замер, остановленный охраной. Охрана Баширова сильно отличалась от охраны Германа Ильича – амбала, в единственном числе восседавшего на стуле посреди лобби-бара. Их было четверо, и все с одинаковыми бульдожьими лицами и витыми проводами микрофонов, засунутыми сзади за воротники одинаковых пиджаков. Во все стороны они одинаково поворачивали головы, как будто никак не могли найти, на чем бы им сосредоточиться, и Германа Ильича отсекли уже на подступах к Баширову. – Ахмет Салманович! – А-а, здравствуй, Герман! Узкие темные глаза скользнули по председателю думской фракции, а заодно и по Лере с Полянским, – и Баширов прошел мимо, не подав председателю руки. Лера отвернулась. Нехорошо это. Каким бы там ни был Садовников, но унижать людей при всем честном народе недостойно. Ей-богу, недостойно. За чистым стеклом изливалось весеннее яркое солнце, сиял Исаакий, скакала собака по изумрудной майской траве скверика, и на лавочке в отдалении, сгорбившись, сидела писательница Мелисса Синеокова, поминутно прикладывая к носу платок. Садовников вернулся за стол. Смотреть на него Лере было неловко. – Ну, – преувеличенно бодрым голосом объявил он, – я думаю, что пора заканчивать. На следующей неделе жду вас в своем офисе, Валерия Алексеевна, мы подпишем договор о сотрудничестве и, помолясь, начнем. – Я готова посмотреть договор прямо сейчас. – Сейчас у меня его нет, извините. Да и место, прямо скажем, не слишком подходящее. Господину Сосницкому я передам, что вы произвели на меня самое благоприятное впечатление. – Герман Ильич, – сказала Лера твердо. – Будьте осторожны. По-моему, вы выбрали неправильную линию поведения. – Отчего же? – Оттого, что я не секретарь редакции. Я главный редактор газеты «Власть и Деньги». Это совсем другая позиция. – Вы думаете? – усомнился Садовников. – Хорошо, учту. Полянский, которому этот наглый индюк уже давно надоел, вытащил телефон и стал тыкать в кнопки. Садовников, не глядя, бросил в раскрытую папку со счетом какие-то купюры, сделал знак охраннику и подождал, пока тот подаст ему плащ. – Мы закончили и возвращаемся, – говорил в трубку Роман Полянский. – Константинову передайте, чтобы не забыл про машину. – Ну, до свидания, – сказал Герман Ильич и сделал любезное лицо. – Позвольте только вопрос напоследок, Валерия Алексеевна? – Да, конечно. – А кто эта женщина, с которой вы говорили у лифта? Очень знакомое лицо. – Мелисса Синеокова, знаменитая писательница. Очень неплохие детективы. Не читали? – Я не читаю подобного рода литературу. Времени жаль. А… она здесь живет?.. – Да, – язвительно сообщила Лера, – представьте себе! В четыреста шестнадцатом номере! Герман сверху вниз посмотрел на нее. Вид у него был озабоченный. – Ну, в таком случае до свидания, рад был встрече. Сдержавшись, чтобы не сказать грубость, Лера кивнула. Полянский коротко поклонился. Они проводили думского деятеля взглядами и как по команде уставились друг на друга. – Что это было? – наконец спросила Лера. – Что это за комедию и фарс он тут разыгрывал?! – Черт его знает, – сказал Полянский, сел и потер лицо. – Мне кажется, он просто мечтал, чтобы я плюнула ему в лицо и сказала, что он может убираться ко всем чертям! Или это все… игра? – Черт его знает, – повторил тезка знаменитого режиссера. На улице, за высокими окнами с декадентскими переплетами разгорался скандал, который неожиданно привлек внимание Леры. Охранники отеля пытались выпроводить со свободного пятачка напротив парадной двери какую-то грязненькую «Газель». Ее водитель размахивал руками, пытаясь что-то объяснить, срывал бейсболку и бил ею о колени, но не уезжал. Сзади причалил огромный, как слон, туристический автобус, из которого высыпали японцы. Их была уже целая толпа, а они все продолжали и продолжали сыпаться, как будто там, внутри автобуса, их хорошо утрамбовали перед перевозкой. Садовников стоял на тротуаре, снисходительно наблюдая за перепалкой охраны и погонщика «Газели». Он разговаривал по телефону, как будто указания давал. За толстым стеклом, за декадентскими переплетами окон не было слышно никаких уличных звуков, и тут еще арфа изнемогала над ухом. Садовников постоял, потом сунул телефон в карман, обошел грузовичок и неспешно направился через дорогу на ту сторону, где вдоль оградки скверика стояли машины. Водитель «Газели» вдруг махнул рукой, что-то длинное сказал напоследок, еще раз ударил кепкой по коленке, впрыгнул в свою машину и захлопнул дверь. Грузовичок испустил синее облачко дыма и стал выруливать с пятачка. Японцы потянулись в отель, нагруженные рюкзаками, маленькие и очень старательные. Отдыхали и изучали достопримечательности Санкт-Петербурга они тоже очень старательно – у всех были камеры, фотоаппараты на тот случай, если вдруг камера забарахлит, небольшие бинокли для лучшего рассматривания красот, карты, путеводители и разговорники. Вы не скажете, как пройти в библиотеку?.. Яичницу с беконом, пожалуйста. Мне очень понравился (не понравился) ваш город. Интересно, а вариантами в скобках кто-нибудь когда-нибудь пользуется?.. Садовников дошел почти до своей машины, когда вдруг что-то случилось. Лера не поняла, что именно. Голуби порхнули в разные стороны. Какая-то машина резко затормозила и остановилась напротив входа. Охранник Садовникова странно присел и схватился за голову, а у тех, что прогоняли «Газель», сделались растерянные лица. Громадный черный джип, дремавший на углу Большой Морской, вдруг сорвался с места, потом резко затормозил, и из него выпрыгнул человек и побежал, прижимая рукой ухо, в котором был микрофон. Мелисса Синеокова в отдалении неловко поднялась с лавочки и сначала пошла, а потом быстро побежала к оградке. – Там что-то случилось, – тревожно сказала Лера. – Слышишь, Ром?.. – Где? – Да вон, на улице!.. Охрана Баширова по всему лобби-бару вдруг пришла в движение, они странным образом передислоцировались, и в одну секунду оказалось, что спинами они закрывают от окон своего патрона. – Там стрельба, – тихо, но внятно сказал кто-то из них. Арфа смолкла. Лера бросилась к выходу, по мраморным плитам простучали ее каблучки. Навалившись, она распахнула тяжеленную дверь, которую всегда отворял швейцар, но сейчас его на месте и в помине не было. Все увеличивающаяся толпа людей собиралась на тротуаре и на проезжей части. Лера не могла разглядеть, что там происходит. Она перебежала дорогу, ввинтилась в толпу и замерла, некрасиво приоткрыв рот. Почти уткнувшись головой в колесо какой-то машины, на асфальте лежал Герман Садовников. Он лежал, неловко подогнув под себя руку, так неловко, что Лера подумала, что наверняка он ее отлежит, если останется в этом положении еще немного.