Мелисса дунула на свечу, сунула ее в нагрудный карман джинсовой куртки, поставила ногу на край кровати, так, чтобы можно было опереться, и осторожно распрямилась. Голова у нее оказалась снаружи, и воздух, чистый и свежий, вдруг ударил в мозг так, что она покачнулась и схватилась за край лаза. Деревянная крышка была откинута, и в комнате темно, только луна лежала косыми полосами на грязном щелястом полу. Длинная, как баклажан, тень от Мелиссиной головы доставала до противоположной стены, на которой висели какие-то цветные бумажки, похожие на фотографии из журналов. Никого не было. Мелисса задышала чаще, и голова прошла и стала соображать. Нужно вылезти. Вот только как? Она была высокой и, мягко говоря, не слишком худой, кроме того, подтягиваться отродясь не умела, за что всегда получала двойки по физкультуре. Пятерки она получала только зимой, когда нужно было на время кататься на лыжах. Вот кататься на лыжах она могла и тогда не получала двоек. Она вытащила локти, уперлась ими в пол с двух сторон от лаза и стала тащить себя вверх и поняла, что – нет, не вытащит. Нужно подпрыгивать и цепляться за доски, но это было почти невозможно, потому что ноги ехали по краю сетчатой кровати, да к тому же она обессилела от страха и отчаяния. Она прыгнула, стараясь повиснуть на локтях, и не смогла. Руки скрутило острой болью, и она закрыла глаза. Козлы!.. Алтарь со свечами! Он гораздо выше кровати, он даже выше, чем обыкновенный стол!.. Но для того чтобы подтащить козлы, придется нырнуть вниз, в пропасть, в подземелье, и оттащить кровать!.. Быстрее, быстрее! Кровь застучала в висках. Со всего размаху Мелисса прыгнула вниз, навалилась на кровать и отодвинула ее. Подбежала к козлам, смела с них все свечи, которые упали и раскатились по полу, и поволокла козлы на середину. Они были очень тяжелые, гораздо тяжелее кровати, а у нее совсем не осталось сил! Она волокла, толкала, тянула, скулила и выла, и дотащила!.. Сдирая кожу на ладонях, она уцепилась за них, взобралась, подпрыгнула, подтянулась и оказалась наверху. У меня получилось!.. Господи, спасибо тебе, у меня получилось!.. Где-то в отдалении опять послышался шорох, и невидимый голос проскрипел: – А вы не озоруйте больше! Витя, Маша!.. Вот я все отцу скажу, он вас обратно в подвал посадит! Витя? Это ты? А? Мелисса затаила дыхание. – Да где вас всех нелегкая носит! Завтракать пора, а Петруша на службу уехал! Где это видано, чтобы по выходным служба, да еще праздник сегодня, День красной революции! Этот бестелесный голос, в темноте и тишине глубокой ночи говоривший, что завтракать пора, наводил такой ужас, что Мелиссу продрал озноб. Она все еще стояла, не в силах шевельнуться, когда вдруг темноту за маленькими, давно не мытыми окнами прорезал свет фар. Самый обыкновенный свет самых обыкновенных автомобильных фар, такой привычный и такой веселый, как будто жизнь все еще продолжалась!.. Машины продолжали ездить, фары продолжали светить, и мир не сошел с ума!.. И тут она поняла, что это вернулся тот, кто посадил ее в подземелье. Он приехал, чтобы убить ее. Он приехал на машине, и свет его фар она видит сейчас на улице в маленьких немытых стеклах! Ужас придал ей сил. Она проворно наклонила и бесшумно опустила люк в пазы, и задвинула щеколду, которая тяжело брякнула, и от этого бряка волосы зашевелились у нее на голове. – Петруша! – позвал голос и вдруг стал плаксивым: – Петруша, не сердись, это они сами, я их не выпускала! Сами, сами выскочили, стервецы! А я не виновата. Не виновата, Петруша! А будешь драться, я Оленьке скажу! Все-о скажу! Дети, дети, завтракать пора! Свет бил теперь почти в окна, и Мелисса поняла, что должна уходить с другой стороны. Споткнувшись о лестницу, которая и впрямь оказалась снаружи, она побежала в ту комнату, откуда доносился ужасный голос. Там тоже была луна, а больше никакого света, и вдоль стены стояла кровать, точно такая же, как та, внизу, и на ней кто-то копошился – темный силуэт, почти бестелесный и от этого еще более зловещий. – Оленька, – проскрипело с кровати, – он меня обижает! Грозится в подвал посадить! Он в подвале детей наказывает, а разве я зверь! Он посадит, а я выпущу. Он посадит, а я выпущу! Оленька, разве можно детей в подвале держать, особенно в День красной революции? В дверь нельзя, и Мелисса не знает, где дверь. Окно! Это окно на другую сторону, и она успеет вылезти, пока тот не зашел в дом. Она успеет. Мелисса кинулась к окну, отодрала хлипкий шпингалет, распахнула створки. – Что это вы, Петруша?! Не май месяц на дворе, я уж голландку собиралась затопить! Вот моя мать, она у балерины Истоминой служила, так они всегда голландку топили, когда холодно было, а вы все экономите, все гроши ваши жалеете! Свет фар погас, желтые прямоугольники света пропали. Стараясь не шуметь, она проворно вылезла в окно, повернулась и тихо притворила створки. Вокруг не было ни души. Ни проблеска света, ни звука, ничего. Впереди росли кусты, а за ними обветшалый штакетник, и Мелисса, перебирая руками и прислушиваясь, нашла дырку, раздвинула гнилые штакетины, пролезла и оказалась на дороге, залитой синим лунным светом. Луны было очень много, глазам и изнемогшему мозгу показалось, что полнеба занято луной, и Мелисса решила, что увидеть ее под таким ярким, почти непристойным светом будет очень легко. По дороге идти нельзя. Она пробежала немного, остановилась, задыхаясь, и вдруг увидела шоссе. Оно было очень близко – рукой подать. Самое обыкновенное шоссе. Горели фонари, приглушая свет оглашенной луны, и машины шли довольно плотно. На этом самом шоссе было большое движение!.. Только бы добраться туда, туда, где люди, где идут машины, где сияет электрический свет, и, спотыкаясь и падая, и поднимаясь снова, она побежала к этому спасительному шоссе и тут сообразила, что туда нельзя! Нельзя ни за что на свете!.. Как только тот обнаружит, что она исчезла, он кинется ее догонять, искать и непременно решит, что она сдуру бросилась на шоссе, а там никто не спасет, не поможет! Кто остановится, если грязная, бредущая по обочине женщина станет голосовать?! Никто и никогда, особенно по нынешним временам. Там спасительный свет и идут машины, но туда нельзя ни за что!.. Мелисса Синеокова остановилась, секунду постояла на пустынной проселочной дороге, залитой лунным светом, и бросилась в лес, который черной громадой подступал прямо к обочине. Она бросилась в лес, затрещали ветки, и Мелисса вновь остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте. Врешь, не возьмешь, думала она ожесточенно… Я победительница. Я спаслась, а вы оставайтесь в вашем склепе с сумасшедшими старухами и пружинными кроватями! А мне надо домой. Мне надо к Ваське – сказать ему про мою любовь!.. Она пробиралась уже довольно долго и отошла далеко, когда тишину ночи, нарушаемую только отдаленным шумом шедших по шоссе машин, вдруг пронзил вой. Это был нечеловеческий, почти звериный вой, и до нее дошло, что тот обнаружил, что склеп пуст и пленница пропала. Звук был не очень громкий, и Мелисса поняла, что ушла уже довольно далеко от избы с привидениями. – Так тебе и надо, сволочь, – прошептала Мелисса и вытерла пот со лба. – Так тебе и надо!.. Уже стало светать, когда она вдруг дошла до заправки. Внизу было еще темно, но небо уже поднималось, и чувствовалось, что ночь перевалила за середину и скоро грянет спасительное завтра. На заправке горел свет и не было ни одной машины. Мелисса выбралась из леса, осмотрелась – на шоссе тоже никого не было, кинулась и перебежала асфальтовое пространство. Толстая девушка в теплой кофте дремала за стеклом и вытаращила глаза, когда Мелисса постучала. Вытаращила глаза и нажала кнопку на переговорном устройстве. – Извините, пожалуйста, – сказала Мелисса Синеокова. – У меня машина сломалась. Там, – и она махнула рукой вдоль пустого шоссе. – Можно мне позвонить? – А чего, своего телефона нету, что ли? – вопросил динамик голосом толстой девушки и зевнул. – Забыла. – Мелиссу вдруг сильно затрясло, и она стиснула руки в карманах измазанной джинсовой куртки. Толстая девушка по ту сторону жизни пожала плечами в нерешительности. – Я вам заплачу, – вдруг сообразила Мелисса. – У меня же деньги есть! Она полезла во внутренний карман и достала сто долларов, которые всегда припрятывал туда Васька – на всякий случай. – Знаю я тебя, – говорил он. – Кошелек потеряешь и будешь милостыню просить! Видишь? Вот деньги! Я их тебе кладу во внутренний карман. Поняла? Она всегда смеялась и отмахивалась. – Да не надо мне ваших денег, – сказал динамик неуверенно. – Звоните!.. Окошко открылось, и в него просунулась нагретая телефонная трубка. – Спасибо! – закричала Мелисса. – Я сейчас, я быстренько!.. Ошибаясь и не попадая разбитыми пальцами в кнопки, она набрала номер. Пока телефон раздумывал, соединить или нет, она ждала, и эти несколько секунд были самыми длинными за всю жизнь Мелиссы Синеоковой, знаменитой писательницы.