Я ждала, пока не увидела на улице его силуэт, затем прокралась вслед за ним. Атлас, закрытый в комнате Бэй-ла, скулил и скреб лапами дверь. Я открыла и закрыла заднюю дверь дома и последовала за тенью Бэйла через поле сбоку от дороги, которая вела вверх, в сторону горной цепи. Бэйл не стал уходить слишком далеко и остановился уже за первым рядом деревьев. Я спряталась за толстым стволом. Бэйл набрал что-то на своем детекторе, потом выбросил вперед руку и открыл вихрь, который, находясь в воздухе, мягко гудел. Он быстро огляделся вокруг, и я вся сжалась, чтобы он меня не увидел. Темнота, видимо, хорошо укрыла меня. Во всяком случае, Бэйл, ничего не заметив, вошел в вихрь и унесся прочь вместе с потоком. Сейчас нужно было действовать быстро. Я не знала, как долго вихрь останется открытым… и как скоро Бэйл активирует гравитационные сенсоры на горной цепи. Последнее, чего я хотела, это застрять на полпути из Санктума. Я рванула через луг и головой вперед нырнула в вихрь. На этот раз я даже не пыталась управлять им, а просто позволила ему нести меня вперед в надежде, что выпаду с другой стороны потока, а не прямо рядом с Бэйлом. В вихре шумело, он качался в разные стороны и изгибался – все это мне было уже знакомо. Мне повезло: когда я приземлилась за рядами настенных полок, Бэйла нигде не было видно. У меня сильно кружилась голова. Судя по всему, прыжок был на большое расстояние – по-другому я не могла объяснить чувство тошноты и световые пятна, танцующие у меня перед глазами. На двери я увидела знак Convectum, над которым стоял девиз кураториума: Каждое движение происходит во времени и имеет свою цель. Это было единственное, что я смогла прочитать. Посмотрев наверх в сторону многочисленных полок, я увидела лишь папки и книги с японскими иероглифами. Итак, мы были в Японии. И если Бэйл пробрался в научный центр, чтобы украсть коды, то этот центр находился в распоряжении кураториума в Токио. Я с облегчением вздохнула. Мой план в самом деле сработал! Я взглянула на свой детектор. Навигационная система все еще не работала, но сейчас это было неважно. Я осторожно осмотрелась в комнате. Это было что-то вроде лаборатории. Белые стены, белые полы. Передо мной стояла большая стойка, напомнившая мне видеостойку в нашей обсерватории. Обстановка определенно была намного проще и минималистичнее по сравнению с Новым Лондоном. Ничего не указывало на то, что люди проводили здесь время с удовольствием. Создавалось ощущение, что здесь ценили исключительно эффективную работу. И тут я кое-что поняла: я могла бы сбежать прямо сейчас. Никто не смог бы мне помешать. Даже Бэйл заметил бы мое исчезновение только по возвращении в Санктум. Я сжала свои пальцы и попыталась повторить то, что мне почти удалось в Бимане: создать вихрь. Я постаралась напрячь свои пальцы, сжать воздух так, чтобы он зажужжал. Энергия появилась, моя кожа зудела, но света, который оповещал о появлении вихря, не было. Что-то было не так. Черт! Ругаясь, я пыталась снова и снова, пока у меня снова не закружилась голова. Вдруг, услышав типичное для вихря гудение и жужжание, я подумала, что это мне удалось создать его, но звук исходил не от меня. Он исходил от видеостойки. Я подбежала к ней и обнаружила на одном из мониторов Бэйла. Он мчался по коридору прямо к вихрю. За ним гнались два бегуна. И в руках у них было огнестрельное оружие. 22 То, что происходило у меня на глазах, определенно не было похоже на привычную погоню. Бэйл играл с двумя бегунами в кошки-мышки. Уже на первой тренировке я удивилась, как легко он передвигался по вихрю, но это ни в какое сравнение не шло с тем, что происходило сейчас. Бэйл создавал вихри за секунды и прыгал через них, словно участвовал в слаломе. Снова и снова раздавалось гудение, открывался новый вихрь, а предыдущий исчезал за миллисекунды. Поэтому все выглядело так, словно по коридору в одно и то же время бегали сразу несколько Бэйлов, что приводило бегунов в абсолютное замешательство. Казалось, оба уже полностью выбились из сил. Они пытались стрелять в Бэйла из своих оружий, а я знала, что в пули были встроены гравитационные сенсоры. Если бы хоть одна из пуль попала в Бэйла, то у него не было бы никакого шанса на спасение. Пули подавляли всякого рода энергии, и он просто-напросто не смог бы сбежать. Но на него это, очевидно, не производило ни малейшего впечатления. Бэйл метр за метром продвигался по коридору в направлении комнаты, над которой горела красная лампа и стояла какая-то надпись по-японски. Было ли это хранилище кодов? Был ли это один из серверов, о котором мне так много рассказывал Лука? У каждого кураториума, у каждого научного центра был такой сервер, в котором в огромных серверных установках хранились данные. Все, что могло быть загружено на детекторы… и все, что могло быть загружено не на детекторы. Как только я убедилась в том, что бегуны не выбегут в коридор прямо передо мной, я решилась осторожно выбраться из своего укрытия. Слева от себя я услышала шум орущих бегунов и жужжание вихря. Часть меня сейчас охотно последовала бы за Бэйлом, чтобы посмотреть, получится ли у него на этот раз украсть коды. Если я правильно поняла, с их помощью он собирался освободить сплитов, которых сам же и поймал когда-то. Но я не могла рисковать своим единственным шансом на побег. Поэтому я повернулась и побежала в противоположную сторону. Если я не могла создать вихрь, чтобы выбраться отсюда, то мне нужно найти другой выход. Коридор, по которому я бежала, был очень длинным. Белые стены переходили в белые полы, а так как планы здания, висевшие на каждом углу, были на японском, они совсем не помогали мне сориентироваться. Шум от погони и вихрей Бэйла становился все тише. В воздухе оставался только запах, знакомый мне по больничному крылу здания нашего кураториума. Медицинский запах, перебивающий все натуральное. В какой-то момент я оказалась на распутье. Два прохода, отходившие от коридора, по которому я бежала, выглядели совершенно одинаково, поэтому я наобум решила, что пойду налево. В конце этого коридора находилась стеклянная дверь, ведущая в такой же идеально белый зал. Я осторожно приблизилась к ней и постаралась заглянуть сквозь нее так, чтобы меня не было видно с обратной стороны. Зал был примерно такого же размера, как аудитория в Новом Лондоне. Он был поделен на десятки небольших отделений. Это были крохотные комнатки, расположенные рядом друг с другом и отделенные от остального зала только стеклом. Я поняла, что это были клетки. Тюремные камеры. Точно такие же, как описывал Бэйл. Я понятия не имела, что здесь делала. Было глупо с моей стороны тратить на это время, но моя рука уже взялась за дверь и подняла ее вверх. Мне нужно было увидеть это своими глазами. Я должна была знать, правду ли сказал Бэйл. Действительно ли кураториум проводил эксперименты с нулевым поколением гравитационных сенсоров. В каждой камере сидел один сплит. «Один мутант», – поправила я себя. Это были мужчины и женщины, молодые и пожилые. Некоторые лежали на кушетке, опутанные проводами, другие метались как тигры в клетке. Кто-то сидел, съежившись и прислонившись к стене, и, не мигая, смотрел в пустоту. На всех были халаты, прикрывавшие наготу. Насколько я поняла, – а зал был гораздо длиннее, чем мне показалось сначала, – здесь были разные представители сплитов: грундеры, цюндеры, вирблеры. Я не обнаружила только швиммеров. Может быть, их держали в другом зале? В зале с резервуарами, заполненными водой, в которых плавали девочки, как Сьюзи, ожидая, пока над ними не начнут проводить опыты? Мне стало тяжело на сердце, когда в одной из камер я увидела девушку с белыми волосами и желтоватыми глазами. Она безучастно смотрела на свои пальцы, между которыми, словно гусеница, передвигался вихревой воздушный поток. С одной стороны ее голова была побрита налысо; под щетиной на коже виднелись небольшие рубцы круглой формы – точно такие же, какие я видела у Сьюзи. Ошеломленная, я подошла к клетке и прижала ладонь к стеклу. Появилась табличка, где высветились данные девушки. «Имя: неизвестно, происхождение: неизвестно, поймана: Тибет, 7 января 2097 г.». Две тысячи девяносто седьмой? Это было два года назад. Она находилась здесь уже два года! «Возраст: около 35». Сначала я подумала, что ошиблась, но потом вспомнила, что вирблеры взрослеют намного медленнее, чем люди. Воздух, с которым они смешались, сделал с их клетками что-то такое, отчего те стали жить почти вдвое больше людей. Эта девушка выглядела не старше семнадцати лет, но это было обманчивое впечатление. Мне показалось, что заключенная вообще не воспринимала меня, но затем она, словно в замедленной съемке, повернулась и посмотрела мне прямо в лицо. Она долго просто разглядывала меня, и мне стало холодно от безучастности в ее желтоватых глазах. Потом воздушная гусеница вырвалась из ее рук и бросилась к стеклянной стене. Она ударила по внутренней стороне стекла так, что оно завибрировало. В ту же секунду слева и справа замигали голубым цветом гравитационные сенсоры, и поток ветра исчез. Девушка наблюдала за этим без особого удивления, а затем снова уставилась на свои руки. В них образовался новый вихревой воздушный поток, который заплясал вокруг кончиков ее пальцев. – Что мы с вами делаем? – прошептала я. Действия кураториума должны были улучшить жизнь обоих видов! И хотя сплиты были заключены в зоны, они могли мирно жить среди себе подобных и не подавлять в себе природные силы. По крайней мере, так я думала до сегодняшнего дня. Я закрыла глаза, чтобы осознать увиденное. Неужели в Новом Лондоне существовали такие же камеры? Я осмотрела помещение. Может быть… может быть, я могу освободить сплитов? Эта мысль показалась мне сумасшедшей. Если я это сделаю, моя карьера в кураториуме станет историей. От внимания штурманов ничего не ускользало. Рано или поздно, когда бегуны оставят в покое Бэйла, они увидят записи и выяснят, что я сделала. После гонки весь мир увидел мое лицо. Меня определенно вычислят. И все же… я не могла уйти просто так. Ведь этой девушкой могла быть Сьюзи. Или Лука, который чудом избежал подобной участи. Я была перед ним в долгу. Зал был идеально белым и абсолютно пустым. Я прошла вдоль стен, ощупывая углубления в них, за которыми могли находиться шкафы и выдвижные ящики, как у нас в обсерватории, но ничего не обнаружила. И только когда я прошла почти весь зал, мой палец на что-то наткнулся. В комнату выдвинулась часть стены, и показалась полка. На ней стояли прозрачные ящики, в которых находились небольшие шарики. Контейнеры были надежно заперты. Предупреждающие символы давали ясно понять, что в них содержались отнюдь не игрушки. Это были гравитационные сенсоры. И хотя они были черного цвета, то есть в неактивном состоянии, я поняла, что при активации они загорятся не синим, а оранжевым цветом. – Нулевое поколение, – пробормотала я и вздрогнула, когда из клеток раздались звуки рычания и шипения. О боже, неужели они подумали, что я хотела использовать эти сенсоры? Я молниеносно вдавила полку обратно в стену и побежала дальше. Вот! Слева от клеток я увидела консоль с модулем управления и направилась к ней. Черт! Конечно же здесь тоже все было написано по-японски. Я ругалась, бесцельно нажимая на экран. Сплиты, которые не были прикованы к кушеткам, встали около стеклянных стен и наблюдали за каждым моим движением. – Вы знаете, как открыть клетки? – крикнула я им, но меня, кажется, никто не понял. Или эти клетки были изолированы от шума? Вполне возможно, что они просто не хотели со мной разговаривать. В этот момент мне захотелось сорвать знак Convectum со своей униформы. – Ну давай же, – пробормотала я. Должна же я каким-то образом деактивировать этот механизм замыкания! Может, у меня получится, если я уничтожу всю консоль? Но в зале не было ничего, что я могла бы использовать как орудие. Даже стульев. Я сжала руки в кулаки. Вот черт! В гневе я начала лупить по дисплею, и в этот момент между моих пальцев пробежала искра. Воздух замерцал, и мои глаза округлились от удивления. Ого. Я снова сжала правую руку в кулак и вытянула ее в направлении консоли. Жужжание между пальцами усилилось, и, хотя я не могла создать вихрь, я призвала достаточно энергии, чтобы… Раздался громкий треск, и в следующее мгновение дисплей разлетелся на тысячу осколков. От удара током он почернел. Я почувствовала едкий запах сгоревших проводов. Помещение озарилось красным светом, и на мгновение в нем воцарилась абсолютная тишина. Затем раздался сигнал тревоги. Я отдернула руку, словно обожглась. Об этом я совсем не подумала, хотя ничего удивительного в этом не было. Конечно же разблокировка клеток должна была вызвать сигнал тревоги! Я обернулась с вытаращенными глазами. Мутанты, которые были в состоянии встать, подбежали к стеклянным стенам своих камер и наблюдали за мной своими горящими глазами. Медленно… очень медленно… стеклянные стены стали подниматься, открывая камеры. И тут я поняла, что не продумала одну вещь: сплиты, запертые в камерах, провели там очень много времени. И при этом их удерживали сотрудники кураториума и использовали в качестве подопытных. За это время они выучились ненавидеть кураториум. А на мне была униформа бегуна. Девушка-вирблер, которая только что мирно сидела в углу своей камеры, осторожно направилась в мою сторону. Воздушная гусеница, до сих пор мягко обволакивавшая ее пальцы, сейчас кружилась вокруг ее тела. Из камер рядом с ней выходили цюндеры и грундеры с искаженными от гнева гримасами.