Беллами хмыкнул и обернулся к девушке. Она смотрела на них широко раскрытыми глазами, переводя взгляд с одного парня на другого. – Ну мне будет спокойнее, если я присмотрю за ней лично, – сказал Беллами, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, потому что понимал: Уэллс помешает ему остаться, если заподозрит его в намерении как-то навредить пленнице. – Ладно. – Бросив напоследок взгляд на Кларк, Уэллс снова повернулся к Беллами. – Но пока оставь ее в покое. Я скоро вернусь. Он вышел, а Беллами переместился к другой стене и сел на пол возле Кларк. Наземница на своей кровати повернулась лицом к стене, но по тому, как были напряжены ее плечи, Беллами понял, что она ловит каждое его движение. «Хорошо», – подумал он. Пусть попсихует, ожидая, что он сделает дальше. Чем сильнее она будет бояться, тем выше вероятность узнать от нее, где Октавия. Беллами собирался во что бы то ни стало спасти сестру. Последние пятнадцать лет он провел, рискуя жизнью ради ее безопасности, и теперь не собирался что-то менять. * * * Беллами любил День Памяти павших. Не потому, что он так уж наслаждался речами воспитателей и кураторов детского центра о том, сколь им повезло, что их предки улетели с Земли. Если бы прапрапрадедушка Беллами узнал, что его потомки имеют привилегию чистить ванные комнаты в летающей жестянке, полной рециркулированного воздуха, он, наверное, сказал бы что-то вроде: «Знаете, парни, мне и тут неплохо». Нет, Беллами предвкушал, что в этот день складские палубы будут почти пусты, а значит, это идеальное время, чтобы там пошарить. Он сунул руку за устаревший генератор, небрежно прислоненный к стене. В местах вроде этого ценные вещи могут десятилетиями оставаться незамеченными. В прошлый День Памяти павших он нашел под решеткой на палубе С отличный складной нож. Пальцы наткнулись на что-то мягкое, Беллами усмехнулся и вытащил на свет божий кусок розовой ткани. Шарфик? Он встряхнул находку, не обращая внимания на пыль. Это оказалось маленькое одеяльце с темно-розовой окантовкой. Беллами аккуратно сложил его и сунул под куртку. Возвращаясь в детский центр, Беллами забавлялся мыслью отдать находку Октавии. Ее недавно перевели из спальни пяти – шестилетних малышей в общий девичий дортуар. Хотя сестренке и нравилось, что теперь к ней относятся как к большой девочке, дортуара она побаивалась. Хорошенькое розовенькое одеяльце – неплохой старт для долгого пути, в конце которого Октавия должна почувствовать себя в новой комнате как дома. Но, поправляя одеяльце под мышкой и ощущая под пальцами мягкую шерсть, Беллами подумал, что оно слишком драгоценно, чтобы оставить его себе. Жизнь в детском центре была трудной. Хотя теоретически порции еды считались равными, сироты выработали сложную систему распределения пищи, основанную на подкупе и запугивании. Если бы не Беллами, Октавия никогда не ела бы досыта. Из паренька вышел отличный старьевщик, и все свои находки он менял на рационные баллы или на дополнительные порции еды. За последние несколько лет он здорово преуспел, добывая для сестренки кормежку. Проскользнув через редко используемый служебный вход, он спрятал одеяльце в своем обычном тайнике: в стенной нише, расположенной так низко, что никто ее не замечал. Завтра он заберет свою находку и продаст на черном рынке. Тускло освещенный узкий коридор был пуст, а значит, все еще маются в тесном зале собраний и слушают, как их пичкают рассказами про радиацию, лучевую болезнь и Катаклизм. Беллами свернул за угол. К его удивлению, из девичьего дортуара доносились голоса и пронзительный смех, недостаточно, впрочем, громкий, чтобы заглушить звуки… Чего? Плача? Он поднажал и без стука распахнул дверь. В большой комнате стояли кружком несколько старших девочек. Они были так увлечены своим занятием, что не заметили появления Беллами. Высокая белобрысая девчонка высоко подняла что-то в воздух, хихикая от того, что к зажатому в ее руке предмету тянется ручка поменьше. Ручка Октавии. Даже при плохом освещении Беллами заметил следы слез на щеках стоящей в кругу мучительниц сестренки и ее огромные заплаканные глаза. Блондинка держала красную ленточку, которую Октавия каждый день вплетала в волосы. – Отдай, – молила сестра дрожащим голоском, терзавшим сердце Беллами. – Да зачем? – издевательски спросила одна из старших девчонок. – С ней ты похожа на идиотку. Тебе этого хочется, что ли? – Точно, – сказала другая девочка. – Тебе же лучше будет. Люди перестанут спрашивать: «А что это за мелкая дурочка с уродской лентой?» Девочка, державшая ленточку, принялась демонстративно разглядывать ее: – Я даже не уверена, что это настоящая лента для волос. Спорим, ее из какого-то мусорного пакета вытащили? Ее подружка хихикнула: – Спорим, она поэтому воняет, как утиль? – Зато вы, когда вас в конце концов найдут, будете пахнуть как гнилые трупы, – перебил Беллами, шагнув вперед и вырвав у белобрысой ленточку. Растолкав девчонок, он опустился перед Октавией на колени. – С тобой все нормально? – Он потянулся вытереть ей слезы. Сестра кивнула, шмыгнув носом. Беллами передал ей ленточку, и та зажала украшение в кулачке так, будто оно живое и может удрать. Беллами встал, положил руку сестре на плечо и повернулся к девчонкам: – Если я хоть раз услышу, что вы ее обижали, пожалеете, что родились. Две обидчицы нервно кивнули, но белобрысая лишь вздернула бровь и ухмыльнулась: – Это она не должна была родиться. Она тратит тут общий кислород, потому что ваша мать была глупой шлюхой. – И твоя сестра, – она произнесла это слово так, будто оно обозначало нечто омерзительное, – тоже такой вырастет. Тело Беллами среагировало быстрее, чем его мозг. Не успев понять, что он делает, парнишка схватил белобрысую за горло и прижал к стене. – Если ты еще хоть раз даже заговоришь с моей сестрой, если ты хотя бы на нее посмотришь, я тебя убью, – прошипел он, сильнее сжимая ее горло. У него внезапно возникло страшное желание заткнуть ее навсегда. Откуда-то издалека до его слуха донеслись какие-то крики. Он отпустил белобрысую и качнулся назад, потому что чьи-то руки обхватили его и поволокли прочь. В тот раз Беллами не впервые оказался в директорском кабинете, хотя прежде по пути он никогда так не матерился. Воспитательница, которая приволокла Беллами, толкнула его на стул и велела дожидаться директора. Уходя, она сказала сидевшей напротив девочке: – Держись от него подальше. Беллами хмуро наблюдал, как воспитательница махнула рукой перед сканером и, дождавшись, пока дверь откроется, вышла в коридор. Какая-то часть мальчишки хотела немедленно сбежать. Интересно, попытка придушить эту глисту космическую, которая наезжала на его сестру, считается правонарушением? У него было уже много замечаний; рано или поздно директор напишет рапорт, и полетит он, как астероид, прямиком в тюрьму, это только вопрос времени. Вот только кто защитит Октавию, пока он будет там сидеть? Лучше уж постараться остаться тут и делать свое дело. Беллами посмотрел на девочку. Она была примерно его ровесницей, но он никогда раньше ее не видел. Новенькая, наверное. Девочка поджала под себя ноги и нервно теребила пуговки своего свитера. Волнистые белокурые волосы были аккуратно уложены и блестели, и Беллами почувствовал укол жалости, представив, как девчонка в последний раз одевается у себя в комнате и старательно причесывается, перед тем как отправиться в эту чертову дыру. – Ну и что ты натворил? – спросила новенькая, прервав его раздумья. В ее голосе звучала легкая хрипотца, словно она давным-давно не разговаривала… или только что плакала. Интересно, что случилось с ее родителями, умерли они или совершили Правонарушение и дрейфуют теперь где-то в космосе… Не было никакого смысла врать. – Да напал на одну, – небрежно сказал он легким тоном, которым всегда говорил о своих многочисленных проступках. Девочка моргнула, и ему внезапно захотелось объясниться. – Она обижала мою сестру. Девчонка округлила глаза. – Твою сестру? Не в пример белобрысой она произнесла это слово так, будто оно обозначало нечто замечательное и драгоценное. Ну да, точно новенькая, в этом детском центре про них с Октавией каждая собака знает. Еще бы, демографические законы ужасно строгие, и в их поколении на всех трех кораблях не найдешь другой пары детишек, рожденных одной матерью. – Ну, строго говоря, она мне сестра только наполовину, но других родственников у меня нет. Ее зовут Октавия, – и он улыбнулся. Он всегда улыбался, когда произносил имя сестренки. – А ты теперь будешь жить тут? Девчонка кивнула и сказала: – Меня зовут Лилли. – Очень хорошее имя. – Эти слова сорвались с его губ прежде, чем он сообразил, как глупо они звучат. – А я Беллами. – Он решил, что выглядит полным придурком, и стал думать, что бы сказать умного, но тут дверь скользнула в сторону. – Только не снова ты, – сказала, входя, директор. Бросив на Беллами неодобрительный взгляд, она переключилась на Лилли. – Лилли Марш? – С Беллами она никогда не говорила таким голосом. – Я очень рада с тобой познакомиться. Давай пройдем в мой кабинет, и я расскажу тебе, как тут все устроено. – Пока Лилли медленно вставала, директор снова повернулась к Беллами: – Месяц испытательного срока, и, если ты хоть на волос отступишь от правил, ты отсюда вылетишь. Навсегда. На Беллами одновременно нахлынули облегчение и растерянность, но не сидеть же тут, искушая директрису изменить свое решение! Он вскочил со стула и поспешил к двери. Ожидая, пока она откроется, Беллами через плечо бросил взгляд на Лилли. К его удивлению, она улыбалась. Глава 6 Кларк «Ни в коем случае не входи в лабораторию». Страдальческие крики доносились из-за стены, эхом отдавались в темных закоулках ее сознания, и Кларк уже не могла различать, откуда что берется. «Во время эксперимента используется опасный для здоровья уровень радиации. Мы не хотим, чтобы ты пострадала». Лаборатория выглядела совсем не так, как ей представлялось. Вместо специального оборудования она была заставлена больничными кроватями, и в каждой лежало по ребенку. «Наша работа заключается в том, чтобы определить, стала ли Земля вновь пригодна к обитанию. Все на нас рассчитывают». Кларк окинула взглядом помещение, ища свою подругу Лилли. Она была одинока. Напугана. Все вокруг нее умирали. От детей оставались лишь кожа да кости, а потом маленькие тела убирали. «Мы не хотели, чтобы ты узнала». Но где же Лилли? Кларк часто приходила ее навестить, когда родителей в лаборатории не было. Она приносила подруге подарки: книжки из библиотеки и украденные в школьном буфете конфеты. Когда у Лилли выдавались хорошие дни, они смеялись так, что заглушали попискивание сердечных датчиков. «Это не мы придумали, Вице-канцлер заставил нас ставить опыты на детях. Если бы мы отказались, нас убили бы». Кларк переходила от кровати к кровати. На каждой лежало по больному ребенку, но лучшей подруги среди них не было. И тут внезапно она вспомнила. Лилли мертва. Потому что Кларк убила ее. «И тебя тоже убили бы». Лилли умоляла ее об этом, она не могла больше терпеть боль. Кларк не хотела этого, но знала: шансов на выздоровление у подруги нет. Поэтому она в конце концов согласилась и сделала Лилли смертельную инъекцию, которая положила конец страданиям. «Прости, – попыталась сказать Кларк, – прости меня. Мне так жаль». – Все хорошо, Кларк. Тсс, все хорошо. Я тут. Глаза Кларк резко открылись. Она лежала в походной кровати с забинтованной рукой. Почему? Что с ней случилось?