Тэтчер смогла сообщить палате общин, что британский флаг вновь развевается над Фолклендскими островами. Когда она вернулась на Даунинг-стрит, счастливая толпа на улице пела «Правь, Британия». После победы в войне Тэтчер заинтересовалась внешней политикой. Ей нравилось иметь дело с руководителями государств и правительств. Все больше иностранных политиков стремилось побывать у нее. Она принимала гостей-сенаторов на первом этаже. Усаживалась на краешке софы рядом с камином, который никогда не разжигали, и устремляла взор на гостя. Тот начинал разговор словами: – Благодарю вас, госпожа премьер-министр, за то, что вы согласились принять меня… 103 Больше он ничего не успевал сказать. Тэтчер произносила получасовой монолог, не переводя дыхания. После чего потрясенный гость, уходя, бормотал: – Какая женщина! Какая женщина! Только ее первый министр иностранных дел лорд Каррингтон, человек обаятельный и с юмором, позволял себе шутить на сей счет. Если она произносила слишком долгие монологи, встречаясь с иностранными лидерами, он писал ей записку: «Он пролетел пятьсот миль, чтобы вас увидеть. Позвольте и ему тоже что-то сказать». Но с китайским лидером Хуа Гофэном получилось иначе. Он говорил без остановки пятьдесят минут. Тэтчер не могла вставить ни слова. Лорд Каррингтон прислал записку: «Как обычно, вы слишком много говорите». К счастью, у Тэтчер под рукой оказался носовой платок, за которым она скрыла улыбку. Как женщина она могла сказать руководителю государства то, что не решился бы произнести премьер-министр мужского пола. Своим дипломатам она не доверяла, считала, что министерство иностранных дел только тем и занимается, что жертвует интересами собственной страны. Сама она бдительно следила за тем, чтобы Англию не ущемляли. Миттеран сказал о Тэтчер, что «у нее глаза Калигулы и губы Мэрилин Монро». Первое его мало смущало, а второе явно нравилось. Встреча Тэтчер и Миттерана была больше похожа на флирт, чем на переговоры, и обоим это очень нравилось. Маргарет Тэтчер была благодарна всем, кто помог ей во время войны, в частности генералу Аугусто Пиночету, хотя ее симпатия к чилийскому диктатору смущала многих ее поклонников. «Во время Фолклендской войны, – объясняла Тэтчер, – Чили предоставила нам жизненно важную информацию, без которой наши потери были бы значительно серьезнее. Наибольшее значение имела разведывательная информация. Чилийские военно-воздушные силы предупреждали нас о воздушных налетах аргентинской авиации. Когда чилийскую радиолокационную станцию раннего обнаружения пришлось отключить на сутки для технического обслуживания, последствия были трагическими. В тот день, 8 июня, аргентинские военно-воздушные силы уничтожили два наших десантных корабля, что привело к тяжелым потерям… Моя признательность чилийскому президенту и стране в целом, несомненно, повлияли на мое поведение, когда экс-президент Пиночет оказался в сложном положении». Когда генерал Пиночет приехал в Англию на медицинское обследование, Испания выдала ордер на его арест. Генерала считали ответственным за гибель испанцев, оказавшихся в момент военного переворота в 1973 году в Чили. Британские судебные власти выполнили предписание. Тэтчер возмутилась: она была благодарна Пиночету за помощь и помнила, что Испания, напротив, во время Фолклендской войны поддерживала Аргентину. Она демонстративно навещала генерала в поместье Уэнтуорт неподалеку от Лондона, где Пиночет находился под усиленной охраной. Она пустила в ход весь свой авторитет, чтобы бывшего чилийского президента отпустили. «Поскольку Аугусто Пиночет по состоянию здоровья не мог предстать перед судом, ему в конце концов позволили вернуться в Чили, – торжествовала Тэтчер. – Когда чилийский самолет уже стоял на взлетной полосе, я привезла Пиночету в подарок серебряное блюдо с изображением разгрома испанской армады в 1588 году с запиской: «Ваш арест в Великобритании – величайшая несправедливость, которая никогда не должна была случиться. Такие блюда стали делать в Англии в честь другой победы над Испанией. Не сомневаюсь, что Вы оцените этот символ по достоинству!» Меня позабавило, что испанцы, которые все еще страдают от комплекса неполноценности по поводу разгрома армады, пришла в ярость от моего подарка, а министра иностранных дел Испании чуть не хватил удар. Я, очевидно, попала в точку». Собственно говоря, тэтчеризм, ее политические идеи и политическая практика – это философия утилитаризма: все в жизни можно перевести на язык цифр, и все нужно оценивать с точки зрения эффективности. Фолклендская война была единственным событием, когда деньги не имели для нее значения. Это была война во имя чести. До начала войны Маргарет Тэтчер считали очень непопулярным премьер-министром. После Фолклендской войны она стала главной фигурой британской политики и оставалась у власти еще восемь лет. После победы на войне она стала восприниматься как вторая королева. Оппозиция жаловалась на то, что ее практически невозможно критиковать. 104 На дипломатическом приеме в Лондоне она стала выговаривать министру обороны Майклу Портило за неправильное сокращение военного бюджета. Он довольно неуклюже пытался ее успокоить. Она резким тоном сказала: – Майкл, вы когда-нибудь выигрывали войну? А я выигрывала! Когда в Советском Союзе восходящую звезду британской политики Маргарет Тэтчер назвали «железной леди», ей это очень понравилось. Выступая с трибуны, она говорила: – Леди и джентльмены, я стою перед вами в вечернем платье, мои волосы тщательно уложены, я не пренебрегаю косметикой, и это я – «железная леди» западного мира? Так меня