Часть 31 из 166 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вождь считал, что с руководящей работой в состоянии справляться только крепкие
мужчины. Назначив Николая Константиновича Байбакова наркомом нефтяной
промышленности, Сталин задал ему вопрос:
– Вот вы такой молодой нарком. Скажите, какими свойствами должен обладать
советский нарком?
Байбаков стал перечислять. Вождь остановил его:
– Советскому наркому нужны прежде всего бычьи нервы плюс оптимизм.
Бычьих нервов Екатерине Алексеевне Фурцевой явно недоставало. Она была слишком
эмоциональным человеком. Кроме того, партийные руководители часто собирались в
неформальной обстановке. Нравы были грубые, в выражениях не стеснялись. Тяжелые
застолья заканчивались чем-то непотребным. Перепившиеся члены политбюро швыряли
спелые помидоры в потолок и хохотали, как сумасшедшие. Присутствие женщины в такой
компании показалось бы странным.
Чтобы доказать свое право быть хозяином района, а затем и города, Фурцевой
пришлось усвоить многие привычки и манеры мужчин-руководителей. Она научилась не
робеть в мужском коллективе. Ее не смущали шуточки известного свойства. Она могла
прилично выпить и послать по матушке. В райкоме она привыкла командовать мужчинами.
При этом не забывала, что привлекательная женщина обладает и другими средствами
воздействия на мужской коллектив.
Выдвинул Фурцеву на самостоятельную работу тогдашний московский руководитель
Георгий Михайлович Попов. В ту пору у него было право назначать первых секретарей
райкомов партии, не спрашивая разрешения ЦК. Георгий Попов был грубым человеком; подбирая себе команду, предпочитал людей хватких и напористых.
Фурцеву ценили как мастерицу массовых мероприятий. Шла ли речь об очищении
районного аппарата от выходцев из Северной столицы в разгар мрачного «ленинградского
дела», или о пропагандистском обеспечении столь же позорного «дела врачей», Екатерина
Алексеевна неизменно опережала коллег-секретарей.
Она быстро усвоила основные правила достижения успеха в партийном аппарате.
Требовала от научно-исследовательских институтов, расположенных в районе, выполнения
социалистических обязательств к определенным датам. Причем требовала всерьез:
– Занимаетесь раком? К 1 Мая вы обязаны изобрести вакцину и полностью
ликвидировать рак. К 7 Ноября нужно выпустить действенный препарат против туберкулеза.
Изучаете детскую корь? Поработайте так, чтобы к следующему бюро райкома кори не
44
было… Я должна первая рапортовать товарищу Сталину о наших победах.
«Заняв «мужской» (по характеру работы) пост, женщины, как правило, под него
подстраиваются, стремятся даже внешне походить на мужчин, – рассказывал ее бывший
подчиненный, – задымят сигаретой, повелевающе повысят голос. Мол, и мы не лыком шиты.
Ничего похожего не водилось за Фурцевой. Всегда элегантная, модно одетая, в меру
пользующаяся косметикой, она оставалась очень женственной. Мне казалось, что этим она
хотела подчеркнуть: «Среди всех вас, мужчин, я одна женщина. Извольте считаться с этим!»
И, как правило, попадала в цель. Редко кто мог отказать ей в какой-либо просьбе».
Руководитель Москвы Георгий Попов не долго удержался на своем посту. Сталин, похоже, заподозрил его в неуемных амбициях, в желании со временем занять кресло первого
человека в стране. Попова изгнали с позором, его сменил Никита Сергеевич Хрущев, которого Сталин вернул в Москву с Украины. Хрущев возглавил московский обком, а
первым секретарем столичного горкома стал Иван Иванович Румянцев.
Но карьеру Румянцева сломала дамская история. Кто- то стал свидетелем его интимной
встречи с женщиной (не женой!), хотя он надеялся остаться неузнанным – поднял воротник
пальто, поглубже надвинул шляпу… История обсуждалась на пленуме горкома, и в сентябре
1952 года его отправили заместителем директора авиационного завода. Партийным
руководителем города сделали Ивана Васильевича Капитонова. Но Хрущеву он не глянулся
– слишком инертный.
Никита Сергеевич обратил внимание на энергичную и деловую Фурцеву и сделал ее
секретарем горкома. В отношении Хрущева к Фурцевой не было ничего личного, что бы
тогда ни говорили.
Постель не играла решающей роли в карьерном росте женщин, возможно, потому, что в
партийный аппарат, словно нарочно, отбирали дам не слишком привлекательных. Фурцева
была исключением. Но в отличие от Леонида Ильича Брежнева Хрущев хранил верность
жене и с особами другого пола устанавливал исключительно деловые отношения. Кстати, снисхождения никому не делал и с женщин спрашивал, как с мужчин.
Екатерина Фурцева стала хозяином Москвы в послесталинские времена, когда жизнь в
городе еще была тяжелой. На пленуме ЦК, в своем кругу, она говорила откровенно:
– Возьмите Москву, которая всегда находилась в более благоприятных условиях по
сравнению с другими городами страны. Даже в Москве до последнего времени хлеб
продавали в одни руки не более килограмма. В Москве, которая, как я сказала, находится в
особых условиях, хлеб продавали с примесью около сорока процентов картофеля и прочего.
Это же факты.
Как первый секретарь горкома, Фурцева, скажем, сыграла большую роль в
строительстве Центрального стадиона в Лужниках. На этом месте стояла Воронья слободка –
в котловане были склады, мастерские, свалки. Вид с Ленинских гор вызывал отвращение…
Министр промышленности строительных материалов Павел Александрович Юдин сказал:
– Я не был бы министром, если бы не поддержал руководителя коммунистов Москвы, и
не был бы мужчиной, если бы подвел такую очаровательную женщину.
book-ads2