Почерк, по словам Марии Ильиничны, «был неровный и довольно мелкий, а порой и «сумасшедший», как называл его сам Владимир Ильич, какие-то мелкие сосуды головного мозга благодаря тромбозу отнимали у него возможность правильно писать и считать». После первого удара Владимир Ильич оправился, но к полноценной работе уже не вернулся. Утром Надежда Константиновна вывозила мужа на прогулку. В час дня они обедали. Владимир Ильич часок отдыхал, а Надежда Константиновна готовилась к занятиям с мужем. Врачи встревожились: она сама спит очень мало, а ночью сидит и разрезает для мужа азбуку. Крупская, профессиональный педагог, занималась с ним речью – под присмотром логопедов. Все отмечали трогательное отношение Владимира Ильича к жене: «Ильич сидит с Надеждой Константиновной. Она читает, он внимательно слушает. Иногда требует перечитать то или другое место. Настроение, кажется, у обоих прекрасное. Но вот она вышла. Ильич уселся, закрыв несколько лицо рукой, облокотившись на стол в задумчивой позе… И вдруг из-под руки катятся слезы… Чу, шорох. Шаги. Кто-то идет. Ильич выпрямился. Смахнул слезы. Как будто ничего не было». Болезнь Ленина стремительно развивалась. Для Крупской худшее было впереди. То, что она сделала для мужа в последние годы его жизни, – подвиг. Лишь тот, кто сам прошел через такое, понимают, какие эта мука и страдания – видеть, что болезнь творит с близким и любимым человеком. В последние месяцы уже очень тяжелобольного Владимира Ильича возил в коляске по саду начальник охраны. Иногда Ленин насвистывал какую-нибудь мелодию. А так часами сидел, задумавшись, замечали врачи. Даже в присутствии посторонних погружался в свои мысли. Иногда на глаза его навертывались слезы, особенно если он думал, что его никто не видит. Крупская вспоминала эти последние дни: «Стало чувствоваться, что что-то надвигается: вид стал у Владимира Ильича ужасно усталый и измученный. Он часто закрывал глаза, как-то побледнел, а главное, у него как-то изменилось выражение лица, стал какой-то другой взгляд, точно слепой. Но на вопрос, не болит ли что, отвечал отрицательно». 21 января 1924 года, в понедельник, Ленину стало плохо. Вечером он ушел в мир иной. Старой знакомой Крупская призналась, что смерть Владимира Ильича не была неожиданной. Первым сохранить тело предложил нарком внешней торговли Леонид Борисович Красин. Он хотел его заморозить и намеревался закупить в Германии необходимое оборудование. Но молодой ученый Борис Ильич Збарский, опираясь на успешные работы профессора Владимира Петровича Воробьева, заведовавшего кафедрой анатомии Харьковского университета, предложил бальзамирование. Збарский проявил настойчивость и добился реализации своей идеи. Глава ведомства госбезопасности Феликс Эдмундович Дзержинский его поддержал: уж если царей бальзамировали, то не забальзамировать Ленина – преступление. 40 Крупская возражала. На девятый день после смерти говорила: «Большая у меня просьба к вам, не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и так далее – всему этому он придавал в жизни так мало значения, так тяготился всем этим. Помните, как много еще нищеты, неустройства в нашей стране. Хотите почтить имя Владимира Ильича – устраивайте ясли, детские сады, дома, школы, библиотеки, амбулатории, больницы, дома для инвалидов и т. д.». Но ее отстранили от решения этого вопроса. В июне 1924 года, когда работы были закончены, решили показать забальзамированное тело. Збарский пришел к Крупской за одеждой. «Надежда Константиновна, – вспоминал он, – принесла рубашки, кальсоны, носки; руки у нее дрожали». Вечером 18 июня в Мавзолей пришли представители различных компартий, съехавшиеся в Москву на конгресс Коминтерна, и, конечно, его родные. Надежда Константиновна плакала, глядя на тело мужа. Для нее выделили время, когда она могла приходить в Мавзолей. Возле саркофага ставили стул и оставляли ее одну, чтобы она могла побыть с мужем. Надежде Константиновне Крупской не позавидуешь. Сначала у нее на руках тяжело умирал Владимир Ильич, потом на ее глазах уничтожили почти всех его соратников, которые были и ее друзьями. Надежда Константиновна испугалась. Она не могла позволить себе открыто противостоять Сталину. Она принуждена была молчать, сидеть в президиуме и все одобрять. Она сильно лукавила, чтобы сделать приятное Сталину. Но тот испытывал к вдове Ленина плохо скрываемую антипатию. В разговоре с глазу на глаз она признавалась: – Все просят меня поделиться воспоминаниями о Владимире Ильиче. И никто не хочет понять, как мне это тяжело! Знакомому библиотекарю сказала, что Ленин всегда предоставлял ей лучшую комнату. Так было в их квартире в Кремле, так было и в Горках: – Владимир Ильич никогда не соглашался жить в большой комнате. Он считал, что мне нужно больше солнца, больше воздуха. Одиночество ее мучило. Крупская говорила сотруднице «Учительской газеты»: «Все хорошо, дело идет на лад, социализм будет построен, и люди растут прекрасные, а меня иногда берет за сердце тоска: я знаю, что никто не позвонит мне на работу и не скажет: – Надюша, приезжай домой, я без тебя не сяду обедать». Тональность посланий Крупской превращается в просительную. Даже воспоминания о