— Должна сказать, он не слишком успешно воспитывает Рокси. — Можно как-то получить кольцо назад? — Нет — и потому я стараюсь не думать о нем. Мама посмотрела в окно и сказала: — Там этот человек. — Какой человек? — Большой, плохо одетый и кудрявый. — Я проследила за ее взглядом. Дэн переходил дорогу и направлялся к нам. — С другой стороны, мне нравятся курчавые волосы у мужчин. Это необычно. — Да, — улыбнулась я. — Ты уже говорила. — Дэн толкнул дверь «Деревенского винтажа». — Привет, Дэн! Это моя мама. — Правда? — Он озадаченно посмотрел на маму. — А не твоя старшая сестра? Мама рассмеялась и стала просто неотразимой. Единственная подтяжка, которая ей требовалась, так это улыбка. Она встала: — Мне пора, Фиби. Мы собираемся пообедать с моей партнершей по бриджу Бетти в половине первого. Приятно было снова повидаться с вами, Дэн. — Она помахала нам рукой и ушла. Дэн начал перебирать вешалки с мужской одеждой. — Вы ищете что-то особенное? — улыбнулась я. — Да нет. Просто подумал, что должен потратить здесь какие-то деньги, поскольку обязан этому магазину своим благосостоянием. — Вы немного преувеличиваете, Дэн. — Не слишком. — Он достал пиджак. — Хорошая вещь — великолепный цвет. Благородный светло-зеленый, верно? — Нет. Он розовый, как жевательная резинка. Это Версаче. — А. — Он повесил пиджак на место. — Вот что вам подойдет. — Я достала серый кашемировый жакет от братьев Брукс. — Он оттенит цвет ваших глаз. И достаточно большой в груди — это сорок второй размер. Дэн надел жакет и оценил свое отражение в зеркале. — Я возьму его, — удовлетворенно заявил он. — А потом, надеюсь, вы отпразднуете со мной недавние события. — О, мне очень бы этого хотелось, Дэн, но я не закрываю магазин на обед. — А почему бы вам раз в жизни не сделать то, чего вы никогда не делаете? У нас это займет всего час — мы можем пойти в бар «Чэптерс», он совсем рядом. Я взяла сумочку. — Ну хорошо. Раз в магазине пусто, то почему бы и нет? — Я перевернула табличку «Открыто» и заперла дверь. Мы с Дэном шли мимо церкви и говорили о продаже «Черного и зеленого». — Для нас это просто фантастическое везение, — сказал он. — Мы с Мэттом надеялись именно на нечто подобное: газета добивается успеха и ее покупают, а мы возвращаем свои деньги с немалыми процентами. — Что, полагаю, и произошло? — Мы удвоили свой капитал, — улыбнулся Дэн. — Никто и предположить не мог, что это случится так скоро, но история с «Фениксом» нас прославила. — Мы вошли в «Чэптерс» и сели за столик у окна. Дэн заказал два бокала шампанского. — И что теперь будет с газетой? — поинтересовалась я. Дэн взял меню. — Ничего особенного, поскольку «Тринити миррор» хочет оставить все как есть. Мэтт по-прежнему будет редактором и сохранит небольшую часть акций; кроме того, возникла идея выпускать газеты с похожими названиями в других частях Южного Лондона. Все служащие остаются на своих местах — кроме меня. — Почему так? Ведь вам нравилось заниматься журналистикой. — Да. Но теперь я смогу делать то, к чему стремился. — И что же это? — Хочу открыть свой кинотеатр. — Но он у вас уже есть. — Я имею в виду настоящий кинотеатр; независимый, там, конечно, будут показывать новые фильмы, но и в равной степени классическое кино, в том числе ленты, которые трудно увидеть, — скажем, «Питер Иббетсон» тридцать четвертого года с Гэри Купером или «Горькие слезы Петры фон Кант» Фасбиндера. Что-то вроде маленького Британского института кино — мы станем проводить обсуждения и дискуссии. — Официант принес шампанское. — И полагаю, проектор будет современным. Дэн кивнул. — После Рождества я начну подыскивать помещение. — Мы сделали заказ. — Рада за вас, Дэн, — подняла я бокал. — Примите мои поздравления. Вы порядком рисковали. — Да, но я хорошо знал Мэтта и верил, что у него получится замечательная газета, а затем нам несказанно повезло. Так что выпьем за «Деревенский винтаж». — Дэн тоже поднял бокал. — Спасибо вам, Фиби. — Дэн… Меня интересует одна вещь: в ночь фейерверков вы рассказали мне о своей бабушке — о том, что благодаря ей смогли вложить деньги в газету… — Верно, а затем вам пришлось уйти. Кажется, я уже говорил, что вдобавок к серебряной точилке для карандашей она оставила мне одну ужасную картину. — Да. — Это устрашающее полуабстрактное полотно висело у нее тридцать пять лет. — Вы еще признались, что были несколько разочарованы. — Да. Но спустя пару недель я снял коричневую бумагу, в которую оно было завернуто, и обнаружил прикрепленное к нему сзади письмо, в котором бабушка написала, что ей известна моя ненависть к этой картине, но она якобы «может чего-то стоить». Поэтому я отнес ее в «Кристи», и обнаружилось, что это Эрик Ансельм — а я и понятия не имел, поскольку подпись была неразборчивой. — Я слышала об Эрике Ансельме, — заметила я, когда официант принес нам тарелки с рыбным пирогом. — Он был младшим современником Раушенберга и Твомбли. Женщина в «Кристи» разволновалась, увидев ее, — мол, Эрика Ансельма «заново открыли» и картина может стоить примерно триста тысяч фунтов… Но ее продали за восемьсот тысяч. Вот откуда у меня взялись деньги. — Боже милостивый! Значит, бабушка в конечном счете оказалась очень щедра к вам. — Чрезвычайно щедра, — согласился Дэн. — Она собирала произведения искусства? — Нет. Она была акушеркой. А картину ей подарил в знак благодарности один человек за то, что она спасла его жену, у которой были чрезвычайно трудные роды. Я снова подняла бокал: — Ну, тогда выпьем за бабушку Робинсон. Дэн улыбнулся. — Я часто пью за нее, ведь она вдобавок ко всему была очень хорошей. Часть средств я потратил на покупку дома, — продолжал он, приступая к пирогу. — Затем Мэтт сказал, что у него не хватает денег на выпуск «Черного и зеленого». Я сообщил о свалившемся на меня богатстве, и он спросил, не хочу ли я вложиться в газету; я подумал и согласился. — Правильное решение, — одобрила я. — Да. В любом случае… так приятно снова видеть вас, Фиби. Мне в последнее время не часто это удавалось. — Ну, я была слишком занята, Дэн. Но теперь у меня… все хорошо. — Я положила вилку. — Можно что-то сказать вам? — Он кивнул. — Мне нравятся ваши курчавые волосы. — Правда? — Да. Они необычные. — Я посмотрела на часы: — Но мне пора идти — час уже прошел. Спасибо за обед. — Было так мило отпраздновать с вами продажу газеты, Фиби. Вы хотите посмотреть какой-нибудь фильм? — О да. Что хорошего вы покажете в ближайшем будущем? — «Вопрос жизни и смерти». — Звучит… великолепно. Итак, в четверг я поехала в Хитер-Грин — и сарай был полон. Дэн коротко сообщил мне, что этот фильм — классическая фантастика, роман и судебная драма в одном флаконе, где летчик-истребитель одерживает победу над смертью во времена Второй мировой войны.