Я сделала новую попытку. — Трудно сказать, бледнеют они или нет. — Папа набирал какой-то номер на своем мобильном. — Кому ты звонишь? Рут? — Нет. Нашему врачу. Черт побери, занято. — Существует горячая линия Национальной службы здоровья. Можно узнать номер в справочной. — Луи прикрыл глаза и повернул голову, словно ему мешал солнечный свет. Отец тем временем пытался дозвониться врачу. — Почему они не отвечают? — простонал он. — Ну же… Неожиданно зазвонил мой мобильный. Я нажала зеленую кнопку и выдохнула: — Мама… — Дорогая, решила тебе позвонить, — быстро заговорила она. — Я очень нервничаю… — Мама… — Я скоро приеду в клинику, и, должна сказать, меня немного лихорадит… — Мама! Я с папой и с Луи на игровой площадке Дианы. Луи плохо себя чувствует. У него сыпь на животе, он плачет, и у него высокая температура. Он не переносит солнечного света и выглядит сонным, а еще его вырвало, и я пытаюсь проделать тест со стаканом, но у меня не получается. — Прижми стакан к коже, — сказала она. — Ты сделала это? — Да, но по-прежнему ничего не вижу. — Попробуй еще раз. Но только боком, а не дном. — Он слишком маленький, и мне не удалось полностью оторвать этикетку — поэтому непонятно, становятся пятнышки бледнее или нет, а Луи очень страдает. — Теперь он запрокинул голову и снова громко заплакал. — Все это продолжается почти час. — И как справляется твой папа? — Не слишком хорошо, если честно. Отец по-прежнему безуспешно пытался связаться с доктором. — Почему они не отвечают? — бормотал он. — Он не может дозвониться врачу… — Стоп! — воскликнула мама. — Вы можете свернуть направо — вон на ту стоянку? — Я услышала, как открывается дверца такси и затем мамины шаги по бетонной дорожке. — Я иду, Фиби! — прокричала она. — А где ты? — Посадите ребенка в коляску и идите по Бейсуотер-роуд. Я вас встречу. Я пристроила Луи в коляску, мы с папой быстро пошли к воротам парка и вскоре увидели маму — она бежала нам навстречу. Не обращая внимания на отца, мама устремилась к Луи. — Дай мне эту банку, Фиби. Она задрала пальтишко Луи и приложила стаканчик к его животику. — Трудно сказать… К тому же иногда пятнышки бледнеют, но все равно это оказывается менингит. — Она пощупала лоб Луи. — Какой горячий! — Сняла с него шапочку и расстегнула пальто. — Бедный малыш. — Мы поедем к моему врачу, — сказал папа. — Это на Колвилл-сквер. — Нет, — возразила мама. — Мы отправимся прямо в больницу. Мое такси неподалеку. — Мы добежали до него и погрузили коляску. — Наши планы изменились — к Святой Мэри, пожалуйста, — бросила мама таксисту, забираясь на сиденье. — К приемному отделению, и как можно быстрее. Мы оказались там через пятнадцать минут, мама заплатила таксисту, и мы устремились внутрь. Она поговорила с сестрой, и мы стали ждать в приемной педиатрического отделения в окружении детей со сломанными руками и порезанными пальцами. Папа, как мог, старался успокоить Луи, но тот продолжал безутешно плакать. Затем пришла медсестра, быстро осмотрела Луи, измерила температуру и велела нам следовать за ней. Я обратила внимание, что она идет очень быстро. Доктор не разрешил нам войти в отделение всем вместе. Он принял меня за мать Луи, но я объяснила, что только сестра, а папа попросил маму пойти вместе с ним. Мама отдала мне свою большую сумку, и я отнесла ее в приемное отделение вместе с коляской Луи и ксилофоном и стала ждать… Казалось, я ждала целую вечность, сидя на синем пластиковом стуле и прислушиваясь к жужжанию автомата с холодными напитками, тихим разговорам людей и беспрерывному бормотанию телевизора на стене. Я посмотрела на экран и увидела, что начинаются «Новости». Луи унесли полтора часа назад. Наверное, у него менингит. Я попыталась сглотнуть, но в горле словно застрял нож. Я посмотрела на его пустую коляску, и на глаза набежали слезы. Я так расстроилась, когда он родился, и даже не видела в первые восемь недель жизни, а теперь полюбила его, а он мог умереть. Где-то заплакал ребенок. Я подошла к окошку регистратуры и спросила сестру, не знает ли она, как там Луи. Сестра ушла, а вернувшись, сказала, что врачи продолжают его обследовать и пытаются выяснить, нужна ли поясничная пункция. Я представила малыша под капельницей, опутанного проводами. Потом взяла журнал и попыталась читать, но слова и фотографии расплывались у меня перед глазами. Наконец я увидела идущую ко мне маму, вид у нее был расстроенный. О Боже. Мама слабо улыбнулась: — С ним все хорошо. — Я почувствовала большое облегчение. — У него вирусная инфекция. Такие инфекции развиваются очень быстро. Луи оставят здесь на ночь. Все в порядке, Фиби. — Она вынула из кармана упаковку салфеток и протянула мне одну. — А теперь я отправлюсь домой. — А Рут знает? — Да. Она скоро будет здесь. Я отдала маме ее сумку. — Насколько я понимаю, ты не поедешь в Майда-Вейл, — тихо сказала я. Она отрицательно покачала головой. — Слишком поздно. Но я рада, что оказалась здесь. — Она обняла меня и вышла из больницы. Сестра объяснила мне, как пройти в детскую палату. Я поднялась на лифте и увидела папу на стуле у крайней кроватки — Луи сидел в ней и играл с машинкой. Он неплохо выглядел, лишь на руке была повязка — там, где ему ставили капельницу. Цвет лица нормализовался за исключением… — Что это? — спросила я. — У него на лице? — Где? — удивился папа. — Вот здесь, на щеке? — Я нагнулась к Луи и поняла, что это было — идеальный отпечаток кораллового поцелуя. Глава 14 Мне понадобился целый день, чтобы пережить случай с Луи. Я позвонила маме, желая выяснить, как ее дела. — У меня все хорошо, — спокойно ответила она. — Ситуация оказалась довольно… странной, и это мягко сказано. Как твой отец? — Не очень. Они поцапались с Рут. — Почему? — Он не знал, что нужно сразу отправляться в больницу, если у ребенка подозрение на менингит, и она по этому поводу пришла в ярость. — Тогда ей следует уделять больше внимания Луи. Твоему папе шестьдесят два. Он старается изо всех сил, но его интуиция… не срабатывает. Луи нужен подобающий уход. А твой отец не нянька, а археолог. — Верно, хотя и не работает. Но как дела с твоей «процедурой», мама? Я услышала горький вздох. — Только что отдала оставшиеся четыре тысячи. — Ты хочешь сказать, что потратила восемь тысяч фунтов на подтяжку, которую не делала? — Да, потому что они арендовали операционную, заплатили сестрам, анестезиологу и Фредди Черчу, так что выхода не было. Но когда я объяснила им причину, они милостиво обещали мне двадцатипятипроцентную скидку на будущую подтяжку. — И когда ты планируешь ее сделать? — Точно… не знаю. — В мамином голосе звучало сомнение. Через два дня после этого Майлз забрал меня прямо из магазина и отвез к себе домой, где мы собирались провести вечер. Я быстро приняла ванну, спустилась вниз и приготовила ужин. За едой мы говорили о Луи. — Слава Богу, твоя мама оказалась поблизости. — Да. Нам… повезло. — Я не стала сообщать Майлзу, куда она направлялась. — В ней взыграл материнский инстинкт. — Но какая странная обстановка для встречи твоих родителей. — Да уж. Они увиделись впервые после папиного ухода. Думаю, их обоих потрясло это. — Ну, все хорошо, что хорошо кончается. — Майлз налил мне белого вина. — И ты говорила, в магазине полно дел. — Это какое-то сумасшествие. Отчасти потому, что о нас упомянули в «Ивнинг стандард». — Я решила не сообщать Майлзу, что упоминание принадлежало девушке, порвавшей платье Рокси. — Это вызвало наплыв покупателей, в том числе американцев, желающих приодеться на День благодарения. — Он когда? Завтра?