Я кликнула на кнопку «Скачать форму» и удивилась, какой короткой она оказалась: личные данные пропавшего человека и место, где, насколько это известно, его или ее видели в последний раз. Делающий запрос должен был сообщить свое имя и отношение к пропавшему. Кроме того, требовалось назвать причину поиска. Выбор здесь был таков: «Документация для получения денежного возмещения» или «Желание знать, что произошло». — Желание знать, что произошло, — пробормотала я. Я распечатала форму и положила в конверт. Когда племянница миссис Белл уедет, мы вместе ее заполним, а затем я напишу электронное письмо в Красный Крест. «Если при всей имеющейся у них обширной информации они найдут упоминания о Моник, то, — подумала я, — у миссис Белл появится шанс решить проблему». Три месяца максимум подразумевало, что ответ может прийти и раньше — скажем, через месяц. Я хотела вложить записку, объясняющую, что в связи с болезнью запрашивающего информацию время поджимает, но тогда последует множество вопросов о родственниках миссис Белл, самому молодому из которых уже за семьдесят. — Много вы получили заказов по Интернету? — услышала я голос Анни. — О… — Я вернулась к делам магазина и быстро открыла сайт «Деревенского винтажа» и почтовый ящик. — Всего… три. Кто-то хочет купить зеленую сумочку «Келли», кто-то интересуется брюками-палаццо от Гуччи и… ура! — кто-то покупает «Мадам Грес». — То платье, с которым вы хотите побыстрее расстаться… — Верно. — То самое, подаренное Гаем. Я пошла в заднюю часть магазина и сняла его с вешалки, чтобы упаковать и отослать. — Эта женщина на прошлой неделе спрашивала меня о его размерах. А теперь объявилась с деньгами — слава тебе Господи. — Вы мечтаете избавиться от него, верно? — Так оно и есть. — Потому что вам купил его ваш бойфренд? Я посмотрела на Анни. — Да. — Я так и думала, но не знала вас достаточно хорошо и потому не спрашивала, а теперь, узнав поближе, я становлюсь любопытной… — Я улыбнулась. Мы с Анни теперь действительно сблизились. Мне нравилось ее дружелюбное, ненавязчивое общество и тот энтузиазм, с которым она относилась к магазину. — Оно немного раздражает вас? — Пожалуй. — Тогда абсолютно понятно, почему вы его продаете. Если бы Тим оставил меня, я бы, наверное, выбросила все его подарки — за исключением картин. Вдруг они когда-нибудь будут пользоваться успехом? — Она поставила алые туфли на каблуках от Бруно Магли в витрину. — А как обстоят дела с мужчиной, который прислал вам красные розы? Если вы, конечно, не возражаете против моих расспросов. — Все хорошо. Я виделась с ним во Франции. — И объяснила, почему так получилось. — Звучит неплохо, и он, несомненно, сходит по вас с ума. Я улыбнулась. Затем, застегивая пуговицы на розовом кардигане, рассказала о Майлзе подробнее. — И какая у него дочь? Я надела несколько золоченых цепей на шею деревянного манекена. — Ей шестнадцать, она очень хорошенькая и ужасно избалованная. — Как и многие подростки, — заметила Анни. — Но она не всегда будет тинейджером. — Верно, — согласилась я. — Подростки иногда бывают совершенно отвратительными. Неожиданно в окно постучали, и я увидела, что нам машет Кэти, в школьной форме, и подумала, что подростки бывают очень милыми. Я отперла дверь, и Кэти вошла. — Привет! — сказала она и посмотрела на желтое бальное платье. — Слава Богу, оно все еще здесь! — Да. — Я не собиралась говорить ей, что вчера его мерили. Та девушка выглядела в нем как грейпфрут. — Анни, это Кэти. — Помню, я видела вас здесь пару недель назад, — тепло отозвалась Анни. — Кэти интересует желтое бальное платье. — Я просто обожаю его! — воскликнула девочка. — И коплю на него деньги. — И как продвигается дело? — поинтересовалась я. — Я сижу с детьми из двух семей, так что у меня уже сто двадцать фунтов. Но поскольку бал состоится первого ноября, мне придется подыскать другую, более денежную работу. — Ну… Удачи. Если б у меня были дети, вы могли бы сидеть с ними… — Я шла в школу и не удержалась: решила еще раз взглянуть на него. Можно его сфотографировать? — Конечно. Кэти поднесла к платью мобильник, и я услышала щелчок. — Ну вот, — сказала она, глядя на фото, — оно будет вдохновлять меня. А теперь пора бежать — уже без четверти девять. — Кэти повесила на плечо школьную сумку и повернулась, чтобы уйти, но остановилась и, подняв упавшую на коврик газету, протянула ее Анни. — Спасибо, милая, — улыбнулась та. Я помахала Кэти на прощание и вернулась к вешалкам с вечерней одеждой. — Боже милостивый! — услышала я восклицание Анни. Она вытаращенными глазами смотрела на первую страницу, а затем показала ее мне. Верхнюю половину полосы «Черного и зеленого» занимала фотография Кейта. Над его вытянутой физиономией шел заголовок: «РАССЛЕДОВАНИЕ ОБВИНЕНИЙ В МОШЕННИЧЕСТВЕ ПРОТИВ МЕСТНОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ — ЭКСКЛЮЗИВ!» Анни начала читать статью: — «Известный местный риелтор Кейт Браун, глава «Феникс ленд», узнал сегодня о возможном криминальном расследовании его деятельности, после того как наша газета уличила его в крупном мошенничестве с недвижимостью. — Я с симпатией вспомнила о подружке Кейта; для нее это окажется ударом. — Браун основал «Феникс ленд» в две тысячи четвертом году, — продолжала читать Анни, — получив большую страховку, поскольку его кухонный бизнес закончился после пожара двумя годами раньше. Страховая компания Брауна «Стар Элайнс» обсуждала его заявление о том, что склад поджег некий недовольный служащий, впоследствии исчезнувший и так и не найденный… Брауну поначалу отказали в страховке, — слушала я, развешивая платья, — и он подал в суд… «Стар Элайнс» наконец решила… Два миллиона фунтов! — У Анни перехватило дыхание. — Но теперь у «Черного и зеленого» имеются убедительные доказательства, что склад поджег сам Кейт Браун… — Глаза Анни стали размером с блюдца, и она снова обратилась к газете. — Мистер Браун не стал отвечать на вопросы, которые мы задали ему вчера вечером, но его попытка наложить запрет на «Черное и зеленое» провалилась». Ну и ну! — воскликнула Анни с очевидным удовлетворением. — Приятно узнать, что мы были не слишком строги к нему. — Она отдала мне газету. Я быстро прочитала статью сама, вспомнила приведенные в «Гардиан» слова Кейта о том, как «безутешен» он был, глядя на горящий склад, и «поклялся построить на пепелище что-то стоящее». Все это показалось мне тогда слегка фальшивым, и теперь я понимала почему. — Интересно, как «Черное и зеленое» докопалось до этой истории? — повернулась я к Анни. — Наверное, страховая компания не сняла с него подозрений и в конце концов предоставила «убедительные доказательства». — Но почему они пришли с этим в местную газету, а не в полицию? — А, — щелкнула языком Анни, — хороший вопрос. Это вполне могла быть та самая «трудная» деловая история, над которой работал Дэн, — именно по ее поводу ему звонил Мэтт, когда мы сидели в Центре воспоминаний. — Надеюсь, девушка не собирается защищать его, — услышала я слова Анни. — Заметьте, она сможет навещать его в тюрьме в зеленом бальном платье, словно чертова фея Динь-Динь, — засмеялась она. — Кстати о бальных платьях. Фиби, вы написали своему американскому дилеру? — Нет, хотя давно пора, верно? — Меня так увлекла история Моник, что я совсем забыла о делах. — Обязательно, — подтвердила Анни. — Начало сезона не за горами; плюс к этому, согласно «Вог», такие платья сейчас в моде — и чем больше нижних юбок, тем лучше. — Я отправлю электронное письмо прямо сейчас. Я вернулась к компьютеру и открыла почту, желая связаться с Риком, но оказалось, он опередил меня. Я кликнула его письмо. «Привет, Фиби! На днях я оставил тебе сообщение на автоответчике; у меня есть для тебя еще шесть бальных платьев, все высшего качества и в превосходном состоянии!» Я просмотрела фотографии. Это были очаровательные платья ярких цветов, прекрасно подходящих для осени: индиго, красное, оранжевое, цвета какао, фиолетовое и зелено-синее. Я увеличила снимки, чтобы проверить, не полинял ли тюль, а потом вернулась к тексту письма. «Я прикрепил к письму фотографии сумочек — я упоминал о них, — и хочу прислать с платьями, в нагрузку». — Черт побери, — пробормотала я. Сумочки были мне совершенно ни к чему, особенно учитывая, что в последнее время фунт сильно упал по отношению к доллару, но я понимала: их придется купить, а не то Рик перестанет присылать вещи, которые мне нравятся. — Давайте посмотрим на них, — вздохнула я. Сумочки были сфотографированы все вместе на белой простыне и большей частью относились к восьмидесятым и девяностым годам. Практически одинаковые за исключением очень красивой кожаной сумки «Глэдстоун», вероятно, сороковых годов, и элегантной белой сумочки-конверта из страусовой кожи начала семидесятых. — И сколько он за это хочет? Размер сделки — восемьсот американских долларов, включая доставку пароходом. Я написала ответ: «О'кей, Рик. Я согласна. Заплачу тебе по Интернету с помощью системы «Пэйпэл», когда получу счет. Пожалуйста, пришли все как можно скорее. Всего доброго. Фиби». — Я только что купила еще шесть бальных платьев, — сообщила я Анни, вернувшись в торговый зал. Она меняла одежду на одном из манекенов. — Хорошая новость — их будет легко продать. — А также двенадцать сумочек, большинство из которых мне не нужны. Но я была вынуждена сделать это, как услуга за услугу. — У нас не так много места на складе, — заметила Анни, поворачивая руки манекена. — Знаю; поэтому, как только они поступят, отнесу их в «Оксфам». А теперь нужно отправить платье «Мадам Грес». Я пошла в офис и, завернув платье в бумагу, перевязала сверток белой лентой и положила в пакет. Затем перевернула табличку на двери, и теперь она сообщала, что магазин открыт.