— Шампанского «Круг Винтаж» у них нет, я спрашивал. Я рассмеялась, но потом поняла, что Майлз говорит серьезно. Мы болтали, наслаждаясь видом на залитую солнцем реку и собор Святого Павла, и меня трогало, как сильно Майлз старается произвести впечатление и каким счастливым кажется в моем обществе. Я спросила его о работе, и он ответил, что является партнером-основателем юридической фирмы, где дает консультации три дня в неделю. — Я наполовину пенсионер. — Он сделал глоток шампанского. — Но люблю держать руку на пульсе и помогаю привлекать клиентов, что обеспечивает развитие дела. А теперь, Фиби, расскажите о вашем магазине — почему вы решили открыть его? — Я коротко поведала Майлзу о своей работе в «Сотби». Он сделал большие глаза. — Значит, я вел битву с профессионалом? — Да, — ответила я, когда он отдавал официанту карту вин. — Но я действовала как любительница. Меня переполняли эмоции. — Должен сказать, вы торговались весьма умело. Но что такого особенного в… будьте добры, назовите имя того дизайнера еще раз. — Мадам Грес, — терпеливо сказала я. — Она была величайшим кутюрье в мире. Она очень любила складки и плиссировку и драпировала непосредственно фигуру, так что получались удивительные платья, превращавшие женщин в прекрасные статуи, подобные «Духу экстаза» на «роллс-ройсах». Мадам Грес была очень смелым скульптором и ваяла из ткани. Майлз сложил руки. — В каком смысле? — Открыв в сорок втором году в Париже Дом Грес, она вывесила в окно огромный французский флаг в знак неповиновения оккупантам. Каждый раз, когда немцы снимали его, она вывешивала новый. Они знали об ее еврейском происхождении, но не трогали, надеясь, что она будет одевать их жен. Мадам Грес отказалась делать это, и они закрыли ее Дом. Она, как это ни печально, умерла в безвестности и нищете, хотя была гением. — И что вы станете делать с платьем? Я слегка пожала плечами: — Не знаю. Он улыбнулся. — Сохраните его для своей свадьбы. — Мне уже предлагали это, но сомневаюсь, что когда-нибудь использую его с такой целью. — Вы были замужем? — Я покачала головой. — Но были близки к этому? — Я кивнула. — Были помолвлены? — Я снова кивнула. — Вы позволите мне расспросить вас об этом? — Простите — лучше не надо. — Я прогнала мысли о Гае. — А как насчет вас? — полюбопытствовала я, когда принесли закуски. — Вы прожили в одиночестве десять лет — почему… — Почему я снова не женился? — Майлз пожал плечами. — У меня были подруги, — он взял столовую ложку, — и очень милые, но… до свадьбы дело не дошло. — Разговор естественным образом коснулся жены Майлза. — Эллен была хорошим человеком. Я обожал ее. Она была американкой и успешной художницей — в основном писала портреты детей. Она умерла десять лет назад, в июне. — Он задержал дыхание, словно мы обсуждали трудную для него тему. — Однажды днем ее хватил удар. — Почему?.. Он опустил ложку. — Кровоизлияние в мозг. Весь день ужасно болела голова, но поскольку у нее бывали мигрени, она не поняла, что это необычная головная боль. — Майлз помолчал. — Вы не можете представить, какой шок… — Да, — тихо сказала я. — Но я по крайней мере успокаивал себя тем, что в этом не было ничьей вины. — Я почувствовала укол зависти. — Просто одна из ужасных, неизбежных случайностей — воля Господня, или как еще это можно назвать? — И как ужасно для Роксаны. Он кивнул. — Ей было всего шесть лет. Я посадил ее к себе на колени и попытался объяснить, что мамочка… — Его голос дрогнул. — Никогда не забуду выражение ее лица, когда она всеми силами пыталась понять непостижимое — половина ее вселенной просто… исчезла. — Майлз вздохнул. — Я знаю, это постоянно мучает Рокси, хотя по ней и не скажешь. У нее острое чувство того, что у нее нет… чувство… — Утраты? — осторожно подсказала я. Майлз посмотрел на меня. — Утраты. Да. Так оно и есть. Зазвонил его блэкберри. Он вынул из кармана очки, нацепил на кончик носа и посмотрел на экран. — Это Рокси. Вы извините меня, Фиби? — Он снял очки, вышел из зала и остановился на террасе, облокотившись о балкон; его галстук слегка развевался на ветру. Похоже, разговор с Рокси был серьезным. Наконец Майлз убрал телефон в карман. — Простите, — сказал он, возвращаясь к столику. — Я мог показаться вам грубым, но когда твой ребенок… — Понимаю, — кивнула я. — У нее застопорилось дело с эссе по древней истории, — объяснил он. Официант тем временем принес основное блюдо. — Она пишет о Боадицее. — Разве ее в наши времена не называют Боудиккой? Майлз согласно склонил голову. — Вечно забываю об этом. Все время приходится напоминать себе, что Бомбей превратился в Мумбай. — А «Купол тысячелетия» — в «Арену О2». — Правда? — удивился он и улыбнулся. — Как бы то ни было, Рокси должна сдать эссе завтра, а она только начала писать его. Иногда она бывает немного неорганизованной, — нахмурился он. Я взяла вилку. — А ей нравится ее школа? Майлз пожал плечами. — Похоже, да, хотя судить еще рано: она учится там всего две недели. — А где училась раньше? — В школе Святой Мэри — это учебное заведение для девочек в Доркинге. Но… — Я посмотрела на него. — Ничего путного из этого не вышло. — Ей не понравилось жить вне дома? — Она не возражала, но там возникло… — Майлз поколебался, — некоторое недоразумение — за несколько недель до получения аттестата о среднем образовании. Потом все… прояснилось. Но я решил, что лучше ей учиться в другом месте. И теперь она в Беллингэме. Похоже, ей там нравится, и я молю Бога, чтобы она хорошо сдала экзамены. — И поступила в университет? Майлз покачал головой. — Рокси утверждает, что это пустая трата времени. — Правда? — Я положила вилку. — Ну… это вряд ли. Ведь вы говорили, что она хочет работать в модном бизнесе? — Да, хотя не представляю, чем именно собирается заниматься. Она говорит о каком-нибудь глянцевом журнале, скажем, «Вог» или «Татлер». — Но в этой сфере очень жесткая конкуренция, и, если она настроена серьезно, диплом ей очень пригодится. — Я говорил ей об этом, — устало сказал Майлз. — Но она очень упрямая. Подошел официант забрать наши тарелки, и я, воспользовавшись случаем, сменила тему: — У вас такая необычная фамилия… Когда-то я была знакома с Себастьяном Арчантом, владельцем замка Фенли. Я ездила к нему, чтобы оценить коллекцию текстильных изделий восемнадцатого века. — Я вспомнила бархатный камзол и брюки 1780-х, расшитые анемонами и незабудками. — Основная часть коллекции отправилась в музеи. — Себби — мой второй кузен, — сдержанно объяснил Майлз. — И по всей видимости, он попытался изнасиловать вас за беседкой в парке. — Не совсем так, — изумилась я. — Но мне пришлось остаться в замке на три ночи, поскольку работы оказалось невпроворот, а поблизости не было гостиниц, и… — Я съежилась от воспоминаний. — Он попытался войти в мою комнату. Мне пришлось придвинуть к двери сундук — это было отвратительно. — Да, узнаю Себби — хотя я понимаю этот его порыв. — Майлз на мгновение задержал на мне взгляд: — Вы очаровательны, Фиби. — От прямоты комплимента у меня перехватило дыхание. Я даже почувствовала небольшую волну желания. — А я ближе к французской части семейства. Они виноделы. — Где? — В Папском замке, в нескольких милях к северу от… — Авиньона, — перебила я. — Вы хорошо знаете эти места? — Я время от времени езжу в Авиньон за товаром, и отправлюсь туда в следующий уик-энд. Майлз опустил бокал красного вина. — И где вы остановитесь? — В отеле «Европа». Он с радостным удивлением покачал головой.