– Вы простите меня, Микаэль… – Да-да, я понимаю, у вас дела. Вас проводить? – Последняя фраза далась с трудом, но у русских так принято – провожать даже сотрудниц одиозных министерств. – Не надо. Развлекайтесь, Микаэль. Я живу недалеко. Завтра увидимся. Не забывайте, что на послезавтра назначено одно небольшое «увеселительное» мероприятие… Она не отказала себе в удовольствии буквально облизать его взглядом. Подхватила сумочку, плащ и заспешила к выходу. Михаил не удержался, обернулся, когда она выходила из заведения. Марта тоже повернулась, наградила насмешливым взглядом. В ней что-то было, осталось разобраться, что именно. Запах духов никуда не улетучился, а также тянущее чувство во всех членах. Он уткнулся в стойку, залпом осушил бокал, задумчиво уставился на переливающуюся огоньками винную шеренгу… Глава шестая Нервы натянулись, дрожали. Растворилось в памяти все, что было раньше: посиделки в баре, последующая бессонная ночь, когда он больше вертелся, чем спал; следующий суетливый день с визитом в Штази и советское посольство. Волнение зашкаливало, взмокла майка под утепленной рабочей спецовкой. Но внешне он был, как все, лениво почесывал отрастающую щетину, зубы перетирали дарованную кем-то из оперов американскую жевательную резинку. В чем ее прелесть, Кольцов решительно не понимал, лучше смолу пожевать. Или вообще ничего, чтобы не прослыть невоспитанным жвачным животным. Улицу Кляйнштрассе перегородили бетонные блоки с двумя проемами, обозначенными диагональными красно-белыми полосами. В проемах – шлагбаумы и выдвигающиеся из земли стопоры – из тех, что не снести даже карьерным экскаватором. В остальном обычная улочка, зданий немного (лишние снесли), на территории победившего социализма – сквер с редкими лавочками. Дворники скребли граблями жухлую траву. Люди вышли из автобуса, двинулись к КПП. Для кого-то – рутина, для других – нечто новое и волнительное. Стена, в характерном понимании этого слова, здесь отсутствовала, она возвышалась севернее и южнее, в районе дороги стояли заградительные блоки, противотанковые ежи, обильно вилась и заплеталась колючая проволока и спираль Бруно. Михаил шагал, не глядя по сторонам, на правом плече болталась сумка с инструментом и туго скрученной «гражданской» курткой. Люди шли слева, справа. Негромко насвистывал незнакомый субъект со шрамом под глазом, косил на незнакомого «коллегу». До поста погранслужбы ГДР оставалось метров пятьдесят. Транспорт останавливали за сто метров, и никого не волновало, есть ли у тебя тяжелые баулы. Вайсман и Уве Хогарт уже подходили к посту, доставали документы. Впереди, метрах в двадцати, шла Марта – уже не та красотка, что была в баре. Сотрудница намеренно косолапила, завернулась в какую-то серую спецуху. От косметики не осталось и следа, лицо было серым, снулым; волосы стянуты на затылке настолько туго, что удлинились уголки глаз. Фальшивые документы, казалось, горели в руках. Перед шлагбаумом образовалась короткая очередь. Уве и Вайсман уже прошли. Пограничник придирчиво разглядывал бумаги какой-то женщины, сделав недовольное лицо, неохотно вернул документы. Остальные разглядывали людей. Молодые люди – рослые, подтянутые, одетые в шинели, фуражки с задранными тульями. Подсумки на ремнях, автоматы Калашникова на плече – какой-то странный симбиоз униформы Советской армии и вермахта. Михаил сунул постовому бумаги. По легенде – некто Руперт Козински, «онемеченный» поляк (или «ополяченный» немец, уроженец Вроцлава (некогда Бреслау). Проживает с семьей в Восточном Берлине и работает инженером на городской железной дороге. На первом посту это значения не имело. Часовой со строгим лицом долго пролистывал бумаги, бросал сомнительные взгляды на предъявителя. Подошел невзрачный человек в штатском, что-то прошептал ему на ухо: дескать, не выделывайся. Пограничник смутился, вернул документы. Ноги несли мимо закрытого шлагбаума. Люди растянулись. Прошедшие проверку на восточном рубеже направлялись дальше. Бег и быстрый шаг запрещались – о чем извещали таблички. «Внимание, вы покидаете восточный сектор! Территорию свободы, равенства, братства…» – билась в черепной коробке мысль. Между постами пролегал заасфальтированный пустырь – ничейная зона. Семидесятиметровый участок улицы, ограниченный по тротуарам колючей проволокой. Шевелились волосы на затылке – такое ощущение, что территория находилась под прицелом. Возможно, не ощущение. Михаил медленно шел, придерживая сумку, свисающую с плеча. Жевательная резинка предательски застряла в зубах. Человеческий ручеек тянулся к правому посту – на вход. Там тоже стена, но пониже, знак «Стоп», надпись по-английски на приземистом строении: «Пункт проверки. Американская армия», три флажка – британский, американский и французский. Ничего не изменилось с 45-го года… Справа на западной стороне тянулись трехэтажные строения с вытянутыми балконами – жилые дома. Посчастливилось же кому-то жить с видом на границу, где частенько происходят инциденты… Но сегодня все было спокойно. Вайсман и Хогарт уже прошли в «демократический мир» – значит, сработали наспех сварганенные ксивы! Американский солдат в утепленной камуфлированной куртке неспешно изучал документы Марты. Молодая женщина покорно ждала. Все в порядке, пришла в движение, миновала пост… Тот же военный созерцал, склонив голову, бумаги майора госбезопасности. На его плече висела штурмовая винтовка «М-16», уступающая по характеристикам прославленному «АКМ». Из караульной будки вылупился еще один вояка, сладко зевнул и уставился на Кольцова глазами с неприятными белесыми ресницами. Собрался что-то сказать, но передумал, вернулся в будку. Обстановку на посту контролировали еще двое военнослужащих американской армии, которые стояли, расставив ноги, и провожали глазами прибывающих. Часовой, поколебавшись, вернул бумаги, пожелал хорошего дня и продуктивной работы. Взмокшая от пота майка Михаила приклеилась к спине. Деревянные ноги понесли к проходу. Спина чесалась и горела – кто-то из присутствующих на посту пристально смотрел вслед… Менялось окружающее пространство. Воздух становился другим, дома – другими. Непривычные вывески на фасадах, машины, припаркованные у проезжей части, – такое же старье, но марки и модели совсем другие: «Ситроен», «Фольксваген», «Опель». Погода прогнала с улиц горожан – дул пронизывающий ветер, клубились рваные тучи. Справа по курсу находилась автобусная остановка, видимо конечная. Часть людей, перешедшая в Западный Берлин, устремилась туда. Через разделительную линию разворачивался пустой пассажирский автобус, направился к остановке. «Шпионский» маршрут не был связан с общественным транспортом. По легенде, рабочие из Восточного Берлина направлялись в депо на Кауфманштрассе – три квартала и еще немного. Михаил подался влево, к тротуару. Начиналась плотная застройка, но пока ничто не резало глаз. К дороге прижался старый кирпичный дом с ортогональными башенками на крыше, облупленным фасадом и водосточными трубами. Навстречу прошла молодая женщина в пальто, она держала под мышкой потрепанный тубус. С равнодушным видом покосилась на Михаила. Прямо по курсу возникла Марта Киршнер, она остановилась, стала для отвода глаз рыться в рабочей сумке. Белокурые волосы выбились из-под шапочки. Коллега волновалась, но держала себя в руках. Мазнула взглядом по Кольцову, стала что-то разглядывать у него за спиной. – Клаус и Вилли прошли? – спросил Кольцов. Самому оборачиваться как-то не хотелось. Противопоказаны лишние движения. – Не вижу, – буркнула Марта. – Вроде были, но сейчас не вижу. Случись что – услышали бы шум. Они и не должны маячить, могли пойти другим путем… Ну что, с боевым крещением, Микаэль? Или как вас там… Руперт? – В ее глазах мелькнула ирония. – Такого в вашей карьере еще не было, верно? Идите рядом со мной, ничего не бойтесь, мы же коллеги… Прошли мимо старого кирпичного дома, далее потянулись здания переменной этажности с вычурными фасадами и громоздкими балконами. Фактически здесь была центральная часть Берлина – северные кварталы района Тиргартен. Шли не спеша, размеренно, пропустили машину, выезжающую из арки. Дорожное движение уплотнялось, появлялись прохожие. В этом квартале не было крупных магазинов и увеселительных заведений, жизнь не била ключом. Метрах в пятидесяти по другой стороне дороги шли знакомые личности – Отто Вайсман и Уве Хогарт. Они не оборачивались, Уве деловито помахивал рукой. Но нервы давали знать – Вайсман вздрогнул, втянул голову в плечи, когда мимо протащилась полицейская машина. Останавливаться не стала, покатила дальше, набирая скорость. Уве что-то бросил беглому сотруднику БНД, видимо, посоветовал не паниковать на пустом месте. – Бывали здесь, Марта? – Михаил покосился на спутницу. – Бывала. Пару лет назад вытаскивали одного типа с ученой степенью из местного университета. – Могут остановить для проверки документов? – Могут, но всех подряд не останавливают, нужна причина. Они же демократы, всё по закону, да здравствуют права человека, хотя сами, поди, не понимают, что это такое… Чушь собачья. Полиция у них выполняет декоративные функции. С БНД сложнее. Их не видно, они сливаются с толпой, имеют широкие полномочия, могут задерживать любого, кто им понравится. Но даже они за каждое задержание должны потом оправдываться перед начальством, и это играет нам на руку… Так, внимание, Микаэль, Уве дает знак, скоро сворачиваем. Улица расширилась, дома обретали монументальность. В стороне оставался парк Тиргартен, давший название району, – огромная зеленая зона в центре города. По примыкающей улице простучал трамвай, заполненный пассажирами едва наполовину. На углу каменного здания работал магазин одежды, в витрине выстроились манекены в пестрых нарядах. За перекрестком Уве и Вайсман свернули в арку. Марта подтолкнула спутника, кивнула на пешеходный переход. Машины послушно встали у светофора, и они перебежали дорогу. В подворотне усилился ветер, пришлось хвататься за шапку, чтобы не унесло. Депо, где они «работали», явно осталось в стороне. Во внутреннем дворе находилась зеленая зона, теснились неказистые строения. «Прямо как в Ленинграде, – подумал Кольцов, – прилизанные площади, проспекты, а чуть свернешь за угол – облупленные стены, мусор, дворы-колодцы». Марта знала маршрут, взяла за локоть, направила в сторону сквера. Ее тоже начинало потряхивать. Уве с Вайсманом уже не светились. Впрочем, нет, возникли за пустующей беседкой и быстро направились к углу здания. Уве задержался, убедился, что товарищи их видят, исчез за углом. – Всё в порядке, Микаэль, – пробормотала, оглядываясь, Марта. – Для начала избавимся от рабочей одежды, дальше пойдет веселее. До Рупенталь, если через дворы, десять минут ходьбы… Прохожих во дворах практически не было. Двое пенсионеров выгуливали лохматую собачонку. Оба сидели на лавочке, натянув капюшоны, прямые, как скульптурные изваяния, а собачка, пристегнутая к поводку, бегала вокруг них. За углом вообще никого не было. Только ветер шевелил голые ветки. Кирпичный забор, неухоженная территория, стены без окон. К горке кустарника примыкал разобранный трехэтажный дом. Никакие работы там не велись. Уве с Хогартом пропали. Марту это не смутило, она свернула к заброшенному зданию. Михаил оглянулся, прежде чем уйти с дорожки, – вроде чисто… Рисковали по-крупному. Подозрительных людей могли заметить бдительные жильцы, позвонить в полицию или в БНД. Граница рядом, шпионы так и шастают… Майор Дементьев из советского посольства предупреждал: немцы обожают доносить в полицию на собственных граждан. Выкинул мусор не туда – позвонят. Выгуливаешь собаку в неположенном месте – настучат за милую душу. Проехал на пустынной загородной дороге на запрещающий сигнал светофора – считай, что штраф у тебя в кармане. В пустующем здании царили пыль и плесень. Неуверенно улыбался Отто Вайсман, вытирая пот со лба. Уве снял рабочий комбинезон, под которым была приличная гражданская одежда, извлек из сумки свернутую куртку. – Порядок, Марта, – сообщил он. – До промежуточного пункта дошли. Переодеваемся и идем дальше. Сумки и спецодежду оставляем здесь, вечером заберем. – Отто, вы в порядке? – спросил Кольцов, стаскивая опостылевший комбинезон, воняющий какой-то химией. – Да, я в норме, – кивнул Вайсман. – Надеюсь, и дальше повезет. – Скоро придем, – уверил Хогарт. – На Рупенталь – наши люди, они в курсе, что сегодня состоится встреча. Квартира телефонизирована, имеем все шансы оперативно выполнить задачу. «Зачем звонить из конспиративной квартиры, если можно позвонить с любого уличного таксофона? – задался резонным вопросом Кольцов. – Ох уж эти немцы со своими нерушимыми правилами… Хотя, возможно, есть резон. Время рабочее, с домашнего номера Эберхарт не ответит, нужно где-то провести целый день…» Уве переоблачился первым, закурил, присев на корточки. Марта возилась за стенкой. Под комбинезоном оказалась тонкая кофта с рисунком и расклешенные брюки. Она раскатала свернутое в рулон осеннее пальто, нервничала по поводу отсутствия зеркала. Впрочем, карманное зеркальце нашлось, Марта распустила волосы, натянув на макушку голубой берет, вытерла лицо освежающей «капиталистической» салфеткой, стала подводить помадой губы. Кольцову досталась длиннополая куртка – выдали в Штази, не в своей же идти, привезенной из Советского Союза. Одежда была непривычной, не мешало бы ее подогнать. Он рассовывал вещи по карманам – деньги, сигареты, чистые носовые платки, подлинные и фальшивые документы. Не пожалел платок – вытер им ботинки. Уве угрюмо наблюдал, как он «прихорашивается». – Кто-нибудь видел Вилли и Клауса? – Границу они прошли, – подала голос Марта, – и не обязаны тащиться за нами. Будут ждать на Рупенталь, там от них больше пользы… Все готовы? Уходим по двое. И она взяла Михаила под руку, когда, перепрыгивая через грязь, они выбрались на сухую дорожку. Карта Западного Берлина с основными артериями стояла перед глазами Михаила, но в изнанке этого города он был откровенным профаном. До нужного района дошли минут за двенадцать. Обходили огороженный котлован со стройкой. От больших дорог держались в стороне, шли закоулками. Осталась за спиной электрическая подстанция, подземный паркинг с детской площадкой на поверхности. Искомое здание смотрелось несуразно на фоне окрестных строений, напоминало среднюю школу в любом советском городе. Серые кирпичные стены, полное отсутствие какой-либо архитектурной привлекательности. Очевидно, здесь были дешевые квартиры, причем много. В Западный Берлин съезжались со всего мира, и не только эмигранты из Восточной Европы, недовольные тамошними режимами, но и азиаты, арабы, даже чернокожие из Африки. Повальным явлением это пока не стало, но со временем могло им быть. У единственного подъезда было тихо. С газонов убрали траву, ветер носил по асфальту одинокие листья, ворошил содержимое баков с мусором. Темноволосая женщина в теплой куртке выгуливала малыша, держа его за руку. В глубине двора подростки перебрасывали мяч через сетку. На стоянке автотранспорта обосновалось несколько машин: две легковушки с эмблемами «Рено» и «Форд», серый микроавтобус «Фольксваген». Уве и Вайсман растворились в недрах подъезда. Марта покосилась по сторонам и выпустила руку Кольцова. – Все хорошо? – спросил Михаил. – Да. Этой квартирой мы пользуемся несколько лет, у Герберта хорошие отношения с соседями, дружит с местными мальчишками. Странно, Клауса и Вилли до сих пор не видно… Ладно, они и не обязаны здесь торчать… Чувство опасности еще не возникло, но беспокойство уже давало о себе знать. Скверно, когда не можешь сам контролировать ситуацию, а вынужден полагаться на зарубежных коллег! В подъезде неприятно пахло. Короткая лестница, за ней тянулся коридор с проходами в квартиры. «Впередсмотрящие» уже дошли до нужного места. Проживали здесь явно не сливки общества. За стенкой плакал ребенок, играла музыка – всесокрушающий и всепогодный «Бони-М». На верхнем этаже стучал молоток, ворчала женщина. Звуки шагов отдавались от пола, покрытого кафельной плиткой. «Как в морге», – подумал Михаил. Нужная квартира располагалась почти в конце коридора. Дверь солидная – и то ладно. По инерции продолжали движение – из квартиры напротив вышел пожилой мужчина, настороженно уставился на незнакомцев. Марта вульгарно засмеялась, схватила Кольцова за локоть. – Фу, Фриц, замолчи, ты такой пошлый… – проговорила она и ненавязчиво потянула его дальше, за угол. Михаил подыграл, притворился пьяным, зашатался, забормотал: «О, да, да, дорогая…» – и буквально вытолкнул женщину из коридора. Похоже, переиграли. Мужчина поморщился, сплюнул и, прихрамывая, двинулся к выходу. Прижавшись к стене, они дождались, когда затихнут шаги. – Хватит, повеселились, – проворчала Марта, потирая отбитое о стену плечо. Пожилой господин покинул здание. Марта высунула из-за угла нос. Что-то было не так, и она это чувствовала. Обострились, побелели скулы. Марта толкнула дверь в квартиру. Прихожая была обклеена унылыми обоями. Шкафчик для одежды, полка для обуви – больше ничего. Молодая женщина посторонилась, пропуская Кольцова, заперлась. Приложила ухо к двери, выждала. Дверной глазок отсутствовал, зато имелся стальной запор, перекрывающий косяк. За коридором открылась просторная комната, лишенная элементарных удобств. Стулья, стол, старая железная кровать, телевизор «Грюндиг», помогающий коротать тоскливые вечера шпионов. Навстречу бросился Отто Вайсман – побледневший как смерть, с отвисшей челюстью. Что стряслось? В считаные мгновения все разбилось вдребезги и покатилось к чертовой матери! – Это засада… – пробормотал Вайсман. – Нас переиграли… Мы вошли, а тут такое… – Какое? – прорычала Марта. – Да в чем дело? Отойди, не мешай… – Она грубо оттолкнула Вайсмана. – Уве, что происходит, черт возьми? Предательский страх вселился в душу. Что он вообще тут делал? Уве, с ногами забравшись на кушетку, снимал тяжелую картину пошло-эротического содержания – единственное украшение мрачной гостиной. Он что-то бормотал под нос, на простой вопрос не ответил. Михаил застыл посреди комнаты. Пространство озарялось дневным светом. В помещении было два окна с жалюзи, подоконники освещались солнечным светом – жалюзи были открыты. Марта бросилась к двери в дальней стене, сунулась в смежную комнату, очевидно спальню. Вернулась с недоуменным лицом, вопросительно уставилась на Уве. Вайсман с трясущейся челюстью мялся у входа в прихожую. За снятой картиной оказался сейф, встроенный в стену. Уве лихорадочно давил на кнопки. Дверца с отрывистым скрипом распахнулась. Он выхватил из сейфа увесистый «Глок», отливающий вороненым блеском. – Заманили нас, товарищи, в мышеловку… – выдохнул он, спрыгнул с кушетки и испепеляющим взором уставился на Вайсмана. Перебежчик трясся от страха. Он не был человеком беспримерного мужества. Оружия у членов группы не было. А теперь появилось. Хорошо это или плохо, вопрос интересный. – Да что происходит, Уве? – взвилась Марта. Сотрудник Штази кивнул на приоткрытую дверь в санузел. Из ванной комнаты просачивалась полоска света. Кольцов, находившийся ближе всех, распахнул дверь. За спиной глухо выругалась Марта. «Игра в шпионов», судя по всему, была непростая – с высокими ставками. Происходило то, на что спецслужбы идут крайне неохотно. Санузел был просторен – не чета крошечным ванным комнатам в Советском Союзе. На кафельном полу между ванной и унитазом лежали два тела. Один фактически покрыл другого. Тела принадлежали мужчинам среднего возраста. Один был одет в домашнее трико, рубашку поло, второй даже куртку не снял, не говоря уж про ботинки. Он и привел за собой убийц. «Кто-то из них определенно Штраус, – мелькнула неуместная мысль у Михаила. – Композитор на букву “Ш”». Крови на телах не было, как и за пределами ванной комнаты. Их вырубили мощными ударами, потом затащили в ванную, где и свернули шеи. Когда это произошло? Абсолютно неважно! Сотрудники спецслужб по обе стороны границы обладают колоссальным терпением! – Это наши нелегалы… – спотыкаясь, пробормотала Марта. – Тони Браун и Герберт Штраус… Какого черта, товарищи? Этого не может быть… «Может, – подумал Михаил. – Но основания для подобных действий должны быть убедительны». Уве подбежал к окну, прижался спиной к стене, осторожно высунулся. Квартира находилась на первом этаже. Асфальтовую дорожку от здания отделяла полоса голого кустарника. Он долго всматривался, в итоге резюмировал: – Не вижу никого. Где эти твари? Они точно здесь. Заманили в капкан… – Может, ушли? – неуверенно пробормотала Марта. – Если не знают, что мы придем, то зачем караулить? Парней убили, сами ушли, затерев следы, чтобы не впутываться в уголовное расследование. БНД нужна огласка? Надежда на то, что сотрудники БНД ушли, была слабой, но какой-то резон в ее словах имелся. Ровным счетом ничего не происходило! Уве на цыпочках вышел в прихожую, обернулся на пороге, растерянно глянул на Марту. Дурные предчувствия просто одолевали. Уве подкрался к двери, приложил к ней ухо. За пределами квартиры все было тихо. – Так, слушайте, – прошептал оперативник. – Я иду первым, попробуем выйти через главный вход. Можно через задний, но один черт. Если это засада, то они контролируют все выходы, а заднюю дверь – особенно. Если все в порядке, разделимся, уйдем дворами, через два часа встречаемся на запасной квартире… Уве повернул собачку, выскользнул наружу. Дверь на улицу в конце коридора была распахнута. Обманчивая тишина невольно расслабляла. Уве покрутился со стволом в руке, глянул за угол, где был проход к задней двери, сообщил знаками: выходите. Сам отправился по коридору. Михаил покинул квартиру первым. Ощущения – не передать, попал чекист в переплет на чужой земле… Марта тяжело дышала в затылок. Силуэт мелькнул в проеме – мужчина в коротком пальто и шарфе, закрывающем горло. Хотел войти, но передумал, спрятался в слепой зоне. – Ни двигаться! – крикнули с улицы. – Бросайте оружие, ложитесь на пол, руки за головы! Жильцов поблизости не оказалось – их счастье. Уве выстрелил в проем. «Глок» – оружие немощное. Правильно ли поступал Уве, стреляя? В обычной ситуации лучше сдаться. Но где гарантия, что и их не отправят в мир иной, как тех бедняг? На улице тревожно перекликались люди. – Бегите к черному ходу! – крикнул Уве, прижимаясь к стене. – Быстрее! Догоню! Ничего другого не оставалось. Парень оказался с характером, хотя на вид и не скажешь, что он таковым обладает. Уве продолжал стрелять, чтобы не совались. Крики на улице усилились. Вайсман первым бросился за угол, припустил по коридору. Побежала Марта, споткнулась. Михаил схватил ее за талию, стал поднимать. Молодая женщина стала ругаться, произошла заминка. Мимо пролетел разгоряченный Уве, проорал что-то в духе: «Вы еще поцелуйтесь!» Марта заспешила за ним, Михаил, наступая ей на пятки, бросился следом. Снова не повезло. Вайсман вылетел на улицу, отбросив дверь. Вывалился Уве – и сразу загремели выстрелы! Ждали пришельцев, приготовили торжественную встречу. Происходящее меньше всего напоминало шпионские игры. Снаружи кричали люди, выстрелы не смолкали. Стреляли не из «Глока», отчетливо частил израильский автомат «Узи». Оружие компактное, легко переносится под плащом. Марта не успела выбежать на улицу, Михаил схватил ее за шиворот, поволок обратно. Она отбивалась, долго соображала, чего он хочет. Мысли метались, как взбесившиеся белки. Это был классический капкан. Противник со всех сторон. Оружия нет, да и толку от него? Умирать, наверное, рано, сдаваться тоже не хотелось. Вооруженное сопротивление представителям законной власти, фальшивые документы – пожизненный тюремный срок в старушке Европе, и никакой Андропов не вытащит из дерьма… – В квартиру! – ахнула Марта. Решение просто блестящее, но больше некуда. Уследить за молодой женщиной было сложно – ее вынесло в коридор, закружило. По счастью, парни из БНД еще не проникли в коридор, тянули время, чтобы не попасть под пулю. Марта вбежала в квартиру, Михаил – следом, заперся, задвинул засов. Дверь была крепкой, лишнюю минуту продержится под дружными ударами… Он выбежал в комнату, Марта обогнала, зачем-то кинулась в ванную. Прижало по-маленькому? В происходящем отсутствовал смысл, все равно возьмут – и неплохо, если живыми. Михаил подбежал к окну, отогнул жалюзи. Во внутреннем дворе рос кустарник, чернели голые клумбы. Справа – крыльцо, на которое нелегкая вынесла Уве и Вайсмана. На бетонном возвышении лицом в небо лежал Уве Хогарт. Его грудь заливала кровь, он получил в упор целую очередь. Но еще не умер – конвульсивно вздрагивал, ломая ногти о бетон. Вайсман угодил в объятия бывших коллег – спрыгнул с крыльца, его схватили двое в сером, стали избивать. С губ сочилась кровь. Перебежчик вырвался, побежал. Но ноги запутались, он больно ударился плечом об асфальт, взвыл от ослепительной боли. Подбежал крепыш с искаженным лицом, стал ожесточенно пинать. Беднягу схватили под мышки, куда-то поволокли. Мужчину стало рвать кровью. «Значит, не предатель, – мелькнула недоуменная мысль. – Не стали бы избивать своего лазутчика…»