Оказалось, тема далеко не исчерпана. Свою лепту решил внести и Констелло. — Насколько мне представляется, — с ленцой протянул он, — в этом деле вы замешаны еще больше, чем в двух предыдущих. Того, первого, типа, которого убили, вы вообще не знали, так? А второй… помнится, вы только что продали ему дом, а потом его прикончили, верно? Бекки с Карлом слушали, приоткрыв рты и вытаращив глаза. Мамма миа, кажется, я могу не только поставить жирный крест на пятьдесят втором шансе четы Коновер — вполне вероятно, у меня уже не будет возможности предоставить им пятьдесят третий. Более того, надо думать, я больше в жизни не увижу ни Бекки, ни Карла. Ну спасибо, дорогие Рид и Констелло. Жаль, нет статьи о полицейском домогательстве. — Позвольте мне проводить вас в подвал, — процедила я. И что удивительно, на сей раз копы послушались. Правда, прежде чем спуститься в подвал, Рид рявкнул через плечо: — Никому не уходить, пока не запишем показания, ясно? Я осталась наверху, приготовившись услышать очередной вопль. Однако обошлось. Меньше чем через пять минут оба копа поднялись обратно. — В общем, так. Перед выездом сюда мы позвонили коронеру, скоро должны прибыть его люди. А до тех пор никто чтоб вниз не спускался, ясно? На лице Натана появилось хорошо знакомое мне выражение, которое он частенько напускал на себя в детстве, когда я заставала его за чем-то недозволенным. Одурачить эта мина ни тогда, ни теперь никого не могла. Рид встрепенулся: — Вы ведь еще не спускались в подвал, а? Громко сглотнув, Натан промямлил: — Да нет, то есть да, сэр… спускался. — И торопливо добавил: — Но все остальные тоже, н-не только я. Точно такое же оправдание малютка выдвинул, учась в четвертом классе, когда его застукали за воровством леденцов в супермаркете. В те времена крошка Натан свято верил, что если сделаешь что-то дурное за компанию с кем-нибудь, то вина куда меньше, чем если напроказничаешь в одиночку. После эпопеи с леденцами я объяснила малышу, что дело обстоит несколько иначе. А теперь выходило, что я зря потратила время. Кажется, Натан по-прежнему верит, будто вина — это такая штука, которую можно размазать тонким слоем, чтоб на всех хватило понемножку. Рид выкатил глаза: — Все спускались вниз? Вы имеете в виду — все, кто здесь присутствует?! Натан кивнул. И представляете, Рид немедленно вперил в меня свои голубенькие глазки: — Вы позволили всем топтаться на месте преступления? Боже правый! Ни дать ни взять, вылитая миссис Чайлдерс. Я стремительно теряла терпение. — Никому ничего я не позволяла. Просто все они туда спускались, и точка. Рид повернулся к Констелло: — Ты можешь в такое поверить? Я надменно сложила руки на груди. Можно подумать, я экскурсии водила в этот треклятый подвал. — Слушайте, я не могла им помешать. Честное слово, пыталась, но… Рида не интересовали мои объяснения. — Ладно! — гавкнул он. Этот человек все меньше напоминал Джо Пятницу и все больше смахивал на Грязного Гарри. — Чтоб все сидели в гостиной, пока мы вас не вызовем! На поверку ожидание в гостиной оказалось сродни ожиданию перед кабинетом дантиста. Только лично для меня встреча с дантистом чуточку желаннее. Меня допросили последней. Может, кто-то сочтет меня параноичкой, но я была уверена, что это не случайно. Рид и Констелло наказывали меня за то, что не сохранила для них место преступления в девственной целости. Так что Дерек, Натан и Энни побывали по очереди на кухне, и Бекки с Карлом тоже туда сходили — а затем вышли через парадную дверь, даже не оглянувшись, — и лишь потом выкатился Констелло и пророкотал: — Ну что ж, миссис Риджвей, теперь можно и с вами поболтать. Устроившись за сосновым кухонным столом, я старалась отвечать на вопросы спокойно и собранно. Что было нелегко, поскольку к тому времени прибыл коронер и принялся осматривать подвал. И всякий раз, слыша доносившийся оттуда шум, я словно воочию видела лицо Труди. Но все равно я держалась неплохо, пока не дошла до записки, оставленной мне Труди. Вообще-то я раздумывала, не умолчать ли о ней совсем. Уборщица всегда приходит в понедельник вечером, а мусор вывозят рано утром во вторник. Так что писулька давно тю-тю. Вдобавок я почти убедила себя, что записка Труди не имела никакого отношения к тому, что с ней случилось. С другой стороны, я ведь уже рассказала про записку Дереку и Энни. Так что вряд ли могла забыть поведать о ней полиции. Стоило заикнуться о записке, как копы насторожились. Констелло хищно подался вперед: — Значит, в записке жертва сообщила, что собирается встретиться с клиентом, который спрашивал вас? — Ну да, — кивнула я. — Разумеется, записку я не сохранила. Солонка с Перечницей переглянулись. — Разумеется, — со значением повторил Рид. У меня засосало под ложечкой. Неужели они всерьез полагают, что я все это придумала? — Слушайте, но я же не знала, что с Труди что-нибудь случится, вот и не сохранила записку. Скомкала ее и выбросила. Что тут странного? После чего обстоятельно поведала про уборщицу и мусоровоз. А умолкнув, взглянула на лица копов — и ужаснулась. Похоже, они не верили ни единому моему слову. Констелло качнулся на стуле, тяжко вздохнул и с растяжкой спросил: — У вас есть враги? Меня бросило в жар. Всякий раз, стоит мне занервничать или растеряться, как моя шея покрывается крупными красными пятнами. Я подняла руку, дабы небрежно прикрыть предательские пятна. — Может, припомните, с кем в последнее время не ладили? — не отставал Констелло. Единственная личность, с которой я в последнее время не ладила, лежала сейчас в подвале с туго обмотанным вокруг шеи шарфиком. — Кажется, нет. Во всяком случае, не припоминаю. — Неужели? — недоверчиво хмыкнул Констелло. Я в упор посмотрела на него. Констелло явно придерживался мнения, что конкурс на звание Мисс Добродушие мне в этом году не выиграть. — Насколько я знаю, у меня нет врагов. Если, конечно, не брать в расчет миссис Чайлдерс. После нашей милой телефонной перебранки она вряд ли вспомнит обо мне, составляя список рождественских подарков. Однако перебранка та случилась сегодня, а записку Труди я получила вчера. Если только миссис Чайлдерс не ясновидящая и не знала заранее, как сильно я ее рассержу в ближайшем будущем, — полагаю, ее можно не брать в расчет. Рид провел рукой по волосам. Будь они подлиннее, я бы сказала, что он их взъерошил, но по такому короткому "ежику" можно было только провести рукой. — Миссис Риджвей, в последние дни вокруг вас околачивались какие-нибудь странные личности? Я покачала головой. — Не было каких-либо странных звонков? — Нет. — И вы ни с кем не ссорились? Разве что с Матиасом… И я бы даже не назвала это ссорой. Скорее то была дискуссия на тему — быть или не быть общей крыше над нашими головами. И хотя мнения на сей счет разделились, я почему-то усомнилась, что Матиас решился бы на убийство, дабы запугать меня и заставить принять его точку зрения. — Нет, я ни с кем ни ссорилась. Само собой, не считая Труди. А ее, по-моему, уж точно не стоит считать. Рид и Констелло, по обыкновению, переглядывались. Я уже говорила, как меня это бесит? Констелло с шумом втянул в себя воздух: — Ну хорошо, а не могли бы вы назвать имена людей, которые недолюбливали Труди? Первым моим импульсом было вручить им телефонный справочник Луисвиля, но в следующую секунду я передумала. — Видите ли, мы с Труди общались только на работе… Констелло вдруг начал выказывать нетерпение: — Стало быть, на работе ее все любили? Я замялась. Вроде бы есть такое правило — о мертвых плохо не говорить? С другой стороны, есть еще и правило не врать полиции. — Честно говоря, не думаю, что ее особенно любили. Бог мой! Да это все равно что сказать о Гитлере, что его, мол, не особенно любили. — И кто же ее не любил? — оживился Констелло. В общем-то все, кто встречал Труди на жизненном пути, но мне претило такое говорить. Тем более когда Труди все еще лежала в подвале. — Точно не знаю. Констелло проницательно прищурился: