Манекенщица сдвинула брови. — Ну… не знаю… Может, Катерине это не понравится! — Она умерла, — напомнила я. — И чего? — возмутилась Медведева. — Значит, можно ее бумаги мусолить? Там пометка есть, в углу. «Маше лично. Переслать Алле». Ладно, держи, я уже напечатала! — Зачем Бочкина впутала в это тебя? Могла сразу письмо Константиновой отослать, — запоздало удивилась я. Маша почесала кончик носа. — Не знаю. Наверное, она думала, что Луся ее адрес в игнор поставила. А от меня она спокойно письмо вскроет. — Ты отослала Алле записку? — спросила я. Ноутбук издал тихий звук, Медведева постучала пальцем по правому углу экрана и взвизгнула. — Ох! Мама! Часы-то тикают! Меня казнят! Ой-ой-ой! Надо скорей думать-думать! Так нечестно! Секунды скачут! Нууу! — Успокойся, — велела я, — в чем загвоздка? — В задачке, — прохныкала Маша, — я разболталась с тобой и совсем про викторину забыла, наверное, я не права, не умею отношения строить, о себе в последнюю очередь думаю! Вот счастья и нет! Вечно я под него прогибалась! — Прочитай задание вслух, может, я помогу, — предложила я. — Нет, тут нужен умный человек, — затрясла кудрями Маша. Я решила не обращать внимания на ее хамство. — Давай все же попробую. Хуже не будет. Маша бросила взгляд на телефон, потом на компьютер, покусала нижнюю губу и быстро сказала: — Ну хорошо. Вопрос такой: «В Карфагене некоторые жители носили на груди изображение попугая, кем они работали?» Я ответила: дрессировщики птиц. И мимо. — Эти люди торговали пернатыми, — предположила я, — ответ-то сразу напрашивается. Маша шмыгнула носом. — Первое правило: никогда не пиши то, что в первую секунду пришло в голову. Продавец — очень просто. Я не в первом туре, где задают элементарные вопросы! Я достала телефон и соединилась с Коробком. — Значок с попугаем? — удивился Димон. — В Карфагене, ща, уно моменто… сакраменто… ничего такого тут про Карфаген не указано. Тот, кто задал загадку, сам ее придумал! Значит, ответа нет. — Есть, — вздохнула я, — надо лишь понять, как думал ее составитель. — Переводчик, — прозвучал издалека голос Умки, — логично получается. Попугай может выучить любой язык. — Напечатай «переводчик», — посоветовала я Маше. Та поежилась. — А вдруг мимо? — Других вариантов нет, рискни, — настаивала я, — не выйдет, еще поищем. Медведева насупилась, но послушалась. Ноутбук снова издал короткий звук, изображение часов погасло, зато в левом углу появилась роза. Маша прижала к груди кулачки. — О! Я выиграла! Теперь мне пришлют новую уточку. Манекенщица захлопала в ладоши и бросилась к полке, на которой стояла копеечная игрушка самого непрезентабельного вида — косорылый утенок из простой резины цвета перезрелого лимона. Таких уродцев выпускали во времена моего детства, помнится, я в возрасте лет семи-восьми купалась с подобной птичкой в ванне, внутрь утенка попала вода, он начал издавать противный запах, и бабушка безжалостно отправила моего компаньона по банным процедурам в помойку. — Уточек надо ставить в квартире на определенное место, — говорила Маша, — на кухне, в спальне, так велит администратор викторины. Я очнулась. — Очень интересно. Вроде Алла тоже играла в эту викторину, но сразу бросила. Маша ответила: — Не знаю! Мы на эту тему с ней не беседовали! Может, и так! Извини, я на работу опаздываю! Собираться пора. Глава 12 Сев в машину, я сразу позвонила Димону и рассказала про беседу с Машей. — Интересная история, — протянул Коробок. — Теперь о Зинаиде Митко. Она проживает на Кипре в доме, который купил Павел. Он жену не навещает, ни разу не побывал на острове, хотя лететь туда всего ничего. — Вероятно, Андрей Болотов прав, — подхватила я, — Зинаида приревновала мужа к актрисе и отомстила ей. Обрати внимание, не убила, а изуродовала лицо. — Иезуитский план, — согласился Коробков, — Алла лишилась всего, что имело для нее ценность. Вот бедный мужик! С детства ему не везет. — Ты о ком? — не поняла я. — О Болотове: он рано потерял родителей, в десять лет Андрей попал в интернат и там стал жертвой педофила Олега Белобородова, — пояснил Димон, — Белобородов работал в детдоме воспитателем, он испытывал страсть к юным мальчикам. — Мерзавец выбрал самую незащищенную категорию детей, — возмутилась я, — им было некому пожаловаться. Димон откашлялся. — Похоже, Болотов был секс-игрушкой развратника пару лет, но потом он подрос, Олег потерял к воспитаннику интерес, переключился на другого мальчика, Романа Калезина. Однако в данном случае негодяй ошибся в выборе. У Калезина был семнадцатилетний брат Кирилл, который навещал Рому, тот все рассказал ему, старший Калезин побежал в милицию, но Олег остался на свободе. — Почему? — возмутилась я. — Коллектив интерната, все от нянечки до директора, встал на защиту Белобородова, — пояснил Димон, — ему дали такие характеристики, что хоть в папы римские выбирай. Дети тоже вступились за воспитателя. Калезин был двоечник, хулиган из категории так называемых трудновоспитуемых. Все твердили, что Роман решил отомстить преподавателю, который проявлял по отношению к нему разумную строгость. У Белобородова были жена и двое сыновей, они испытали шок, услышав, в чем обвиняют отца семейства, и потребовали наказать Калезина за клевету. Медицинская экспертиза не нашла у паренька следов насилия. — Вот маленькая сволочь! — возмутилась я. — Оговорил педагога. — Роман не успокаивался, — продолжал Димон. — Он утверждал, что самого акта не произошло, но Белобородов трогал его в разных местах и вел развратные речи, показывал эротические картинки. Школьнику уже никто не верил. И тогда его брат Кирилл достал из рукава козырь. Он заявил, что иногда, в нарушение всех правил, тайком пробирался в интернат по ночам, чтобы пообщаться с Ромой. Однажды он увидел, как Андрей Болотов идет в кабинет к воспитателю. Кириллу стало интересно, зачем мальчик после полуночи направился к Олегу, он прильнул к замочной скважине и стал свидетелем сексуальных утех педофила. Болотова отправили на обследование, он плакал, умолял его не трогать, говорил, что Кирилл врет, хочет помочь младшему брату, но директор детдома сурово сказал: — Ты обязан помочь оправдать честного человека! Больно тебе не будет. Рыдающего Андрея отвезли в больницу. Вернулся он оттуда еле живой. В заключении, данном уважаемым доктором Натальей Красавиной, четко было указано: «Следов изнасилования нет». Чтобы прекратить сплетни, Олега Белобородова с повышением перевели в другой интернат, ему дали должность завуча по воспитательной работе, Романа отправили в детдом, где содержались проблемные дети. А Болотов остался на прежнем месте, его незамедлительно начали дразнить дети, посчитавшие, что поездка на экспертизу была чем-то до ужаса смешным и Андрей теперь должен рассказать всем о процедуре в мельчайших подробностях. — Бедный мальчик, — пожалела я Андрея. — Но можно ли назвать его жертвой педофила? Скорей он пострадал из-за тупых педагогов, которые, видя реакцию детского коллектива, не перевели парнишку в другое заведение. — Ты не дослушала, — недовольно произнес Коробков. — Через несколько лет на Олега Белобородова снова пожаловался маленький мальчик. Опять не было никаких прямых улик, одни слова ребенка. Но у школьника была мама, она добилась открытия дела, вылезла на свет старая история, нашли Романа, допросили, а потом отыскали Болотова. Андрей наотрез отказался общаться со следователем Николаем Белкиным. А тот сказал: — Если расскажете правду, Белобородов сядет на много лет. — Но его не расстреляют? — спросил Андрей. — Нет, — ответил Белкин, — высшая мера наказания в таком случае не предусмотрена. Хотя, будь у меня возможность, я бы лично разорвал гада в лохмотья. — Ничего не помню, — отрезал Андрей, — то есть Олег меня не трогал. Николай попытался сломать Болотова, опытный следователь чувствовал, что Роман не врет, а Андрей скрывает правду. Многие жертвы насилия молчат, потому что боятся позора. Преступника посадят, а пострадавшему придется жить среди людей, которые будут перешептываться, указывать на несчастного пальцем, хихикать. Белкин попытался воздействовать на Андрея, сказал ему: — Один развращенный ребенок — это просто случай. Два — уже серия. Ваши правдивые показания спасут других ребят, Белобородов получит большой срок, вероятно, он никогда не выйдет на свободу. Криминальный мир жесток по отношению к педофилам.