Джуд шепчет слова, которые я уже знаю: — Я не могу отпустить тебя. — Но на этот раз слова, кажется, имеют для него другое значение. — Я знаю, — отвечаю я, слегка нахмурившись. Молчание между нами отягощено напряжением. — Я знаю, что должна принять свою жизнь такой, какая она есть сейчас, и двигаться вперед, надеясь, что ты сдержишь свое слово и присмотришь за моими родителями. Так много всего навалилось на мои плечи. Я буквально чувствую, как мое тело рушится под этой тяжестью. — Даю тебе слово. Теперь он должен доказать это мне. Я киваю и предпочитаю промолчать. Проходит несколько долгих минут, прежде чем он снова начинает говорить: — У меня сегодня вечером много работы, так что меня здесь не будет. Тебе что-нибудь нужно? — я качаю головой, все еще молча. Я видела «работу», которую он должен был сделать сегодня вечером. — И у меня есть кое-какая работа за городом, которую я должен выполнить. Развернувшись, я смотрю Джуду в глаза. Мягкость сменилась его обычной холодной твердостью. — Ладно, — говорю я. — Я уезжаю через два дня, и меня не будет больше трех дней. Все в курсе твоего особого положения. Я хмуро смотрю на него, внезапно почувствовав себя его любимой собачкой. Полагаю, что так и есть. — А что именно ты им сказал? — мой голос звучит резко и раздраженно. Он пытается сдержать ухмылку, но я замечаю, как уголки его рта поднимаются вверх, прежде чем он замечает это. — Что бы тебе ни понадобилось, тебе это принесут. Фрэнк останется здесь на эти ночи, так что если ты захочешь поговорить с кем-то, он здесь. — А остальные твои люди? — Если с тобой что-нибудь случится, я убью всех и каждого. Я глубоко вздыхаю и смотрю вперед. Снова выдыхаю и понимаю, что он имеет в виду именно то, что сказал. — Я не буду спрашивать, что ты будешь делать. — Я не скажу тебе, даже если ты спросишь. Его ответ заставляет меня улыбнуться. По крайней мере, он говорит правду. — Скажи кое-что. — Что угодно. — Есть ли у воров честь, или каждый сам за себя? Он коротко усмехается, а затем отвечает: — Нет такой вещи, как честь среди воров. Каждый сам за себя. Я мог бы поужинать с партнером как-то вечером, а на следующий вечер сдать его копам. Все выживают, и я делаю то, что нужно сделать, чтобы выжить. — Тогда почему я должна верить, что ты позаботишься обо мне, и я не закончу как один из твоих «партнеров»? Он прищуривается, глядя на меня. Я задала трудный вопрос. — Потому что ты другая. Я не спрашиваю, почему я другая, потому что сейчас я не хочу этого знать. 19 глава Вчера Джуд уехал по своим делам за город. Кроме Фрэнка, никто больше со мной не разговаривал. Охранники проходят мимо меня и коротко кивают, но не обмениваются ни словом. — Мисс Лекси, у вас все хорошо? — спрашивает Фрэнк, когда я сажусь завтракать на кухне. — Все хорошо, а вы как? — Мой день становится лучше, когда я вижу, что вы голодны и хотите поесть. Он улыбается мне и подает стопку блинов. — Они просто замечательно выглядят. Я не люблю есть в одиночестве. Не хотите присоединиться ко мне? Мне нравится Фрэнк, он всегда заставляет меня улыбаться. — Я уже поел сегодня утром, мисс Лекси. Если съем слишком много, боюсь, это испортит мое юное накачанное тело. — Он похлопывает себя по животу, затем напрягает мышцы рук, заставляя меня смеяться. — Но я выпью с вами кофе. Подойдя к кофеварке, он делает кофе для себя и горячий шоколад для меня. — Вот так. — Он ставит передо мной кружку и садится напротив. — Как давно ты работаешь на Джуда? — спрашиваю я, вгрызаясь в стопку пышных, вкусных блинов. Я издаю благодарный стон, который заставляет Фрэнка рассмеяться. — Вкусные? — М-м-м, — отвечаю я с набитым ртом. В усах Фрэнка кофейные капли, и я не могу не улыбнуться этому. Он начинает рассказывать мне свою историю, но это больше история его жены, Джанет. — Она — любовь всей моей жизни, с тех пор у меня никого не было. Никто другой не сможет заменить ее. Я уже знаю это, я чувствую любовь в его сердце, когда он говорит о ней, и когда я была в видении с ним, я тоже это ощутила. — Как она умерла? — я знаю, что их сын умер от рака, но ничего не знаю о его жене. — Она умерла слишком рано. У нее случился инсульт, и пока я отвез ее в больницу, она уже умерла. — О, мне очень жаль, Фрэнк. Он смотрит на кружку, зажатую в его больших руках, и улыбается. На глаза Фрэнка наворачиваются слезы, и он изо всех сил старается их сдержать. Человеку его возраста, должно быть, трудно говорить откровенно и быть таким открытым с кем-то, кого он едва знает. Но ему труднее показать свои эмоции не только поэтому. Мужчины его поколения не поддавались чувствам. Они держали все в себе и отказывались проявлять какие-либо эмоции. — Было тяжело, когда умер Сэмюель. Джуд был в больнице, когда Сэмюель заболел. — Он улыбается, вспоминая тот день. Я даже не пытаюсь понять, чему он мог бы улыбаться. — Он слышал, как я пытался договориться с больницей об оплате лечения. У меня не было никакой медицинской страховки, у Сэмюеля кончилась его страховка. Джуд стал моим ангелом-хранителем. Я до сих пор не понимаю, почему он помог мне. Это интригует. Зачем Джуду помогать Фрэнку? — А вы не знали Джуда? Он усмехается и смотрит на меня. — Я не живу в сказке, мисс Лекси. Я точно знал, кто он, когда он шагнул вперед и сказал медсестре, чтобы она поручила это ему. — А что было дальше? — Он сказал мне, что ему нужен повар, потому что его последний плохо кончил. Холодок пробегает по моему позвоночнику, и мои плечи вздрагивают. И Фрэнк, и я точно знаем, что означает, когда Джуд произносит эти слова. — О, — отвечаю я. — Я здесь уже пять лет, мисс Лекси, и он заботится обо мне, как о родном отце. А я держу свой нос подальше от всех его дел. — О, — снова говорю я, не зная, как ответить. — Даже его подружкам не удавалось так долго продержаться. Ночь или две. — Тьфу. — Я морщусь, блинчики вдруг потеряли вкус. — Это тоже не мое дело. Но узел в животе и неприятный привкус во рту говорят совсем о другом. — В этом доме всегда было так холодно. Теперь я вижу изменения. Джуд… — я поднимаю голову и вижу, что Фрэнк улыбается. — Он стал другим. — Почему? Он хмурит брови, потом делает глоток кофе.