Алекс «Прекрасно. То, что нужно. Не устаю поражаться своему везению. Но девчонка-то какова! Это надо же…» Он шел по улице и не мог сдержать улыбки. Никогда прежде Алекс не радовался удаче так, как сегодня. Случайный визит в квартиру Мэри принес массу открытий. Во-первых, сама Мэри. Она неуловимо изменилась. Он до сих пор не мог понять, как именно – но эти перемены определенно пошли ей на пользу. Всегда была забавной злобной зверюшкой, готовой вцепиться в горло даже горячо любимого человека, если вдруг тот посягал на ее свободу, – а сейчас от нее просто искры летят. Во-вторых, Марго. Марго, его девочка, его боль, его крест. Замужество сделало ее спокойной и уравновешенной, чувствовалось, что ублюдок Джеф смог внести в ее жизнь что-то такое, чего не удалось ему, Алексу, в свое время. Но ничего. Марго – его женщина, так всегда было. Он исправит свою ошибку и вернет ее. Ну, и в-третьих, самое приятное заключалось в том, что он нос к носу столкнулся с причиной своего визита в Россию. Это было слегка неожиданно, но зато теперь Алекс твердо знал, где и когда может найти этого человека. Ох, молодец, Мэри, так облегчила задачу… Хотя в душе царапнуло – неужели у нее действительно что-то есть с этим старым козлом? У нее – с этим?! Поди разбери этих баб! Правда, лицо у Мэри было откровенно несчастным. Значит, есть нечто, ему, Алексу, пока неизвестное. Ничего, это временно. Иногда он думал о том, что происходило с ним в последние годы. С тех самых пор, как Марго втащила в их жизнь эту свою Мэри, все изменилось. Хотя… Если быть до конца честным с собой, то ведь и Марго особо ни при чем – это он сам. Так что несправедливо обвинять Марго. Они с Мэри пережили несколько приятных минут, чего уж… И если бы эта дрянная рыжая колючка не оказалась такой упрямой и своенравной, все могло быть иначе. Но Мэри решила – нет, никогда, и Алекс отступил на время. Ему хорошо известно – не существует этого самого «никогда». На время – Алекс понимал, что, настаивая, только еще сильнее настроит Мэри против себя. А они были нужны ему обе – каждая по-своему. Мэри Никогда я не боялась ночевать одна в собственной квартире. Никогда. Однако эта ночь стала форменным кошмаром. Я закрывала глаза и тут же видела сатанинскую ухмылку Алекса. Это было абсолютно невыносимо. Стакан коньяка, опрокинутый залпом, не принес облегчения – видение стало только отчетливее. Я дохромала до кухни и взяла сигарету. Не включая свет, закурила, забившись в угол. Тишина давила на виски, хотелось музыки – громкой, такой, чтобы заглушила мои мысли. Но ведь – ночь… Сбросив полотенце с тарелки, на которой еще оставались три кусочка пирога, я неожиданно для себя смела их все, запила холодным чаем, забытым на столе в чашке, и окинула темную кухню взглядом в поисках еще чего-нибудь съестного. Со мной случались такие ночные «припадки», когда после сильного волнения или какой-то неожиданной ситуации я уничтожала все, что можно найти в холодильнике. К счастью, это никак не отражалось на моей фигуре. И если уж быть до конца честной, то в холодильнике обычно мало что можно найти по причине моей вечной занятости. Если бы Марго не следила за тем, что я ем, то, наверное, я забывала бы об этом совершенно. Она же, не будучи обременена необходимостью сидеть в офисе, занималась домашним хозяйством, готовила и всегда приносила что-то мне, если вдруг я не могла зайти к ним после тренировки. Единственное, что никогда не выводилось в моем доме, это абрикосовое варенье. Намазав им найденный в хлебнице относительно пригодный кусок хлеба, я окончательно успокоилась, выкурила еще сигарету и поковыляла в сторону спальни. Следующие две недели я провела в буквальном смысле слова в осаде. Начать с того, что ко мне регулярно заезжал Михаил Борисович с охраной. Я заперла дверь изнутри на все замки, набросила еще цепочку и вообще прекратила подходить к ней. Глядя в окно, убеждалась, что это он. Я перестала отвечать на телефонные звонки, потому что объясняться тоже не хотела. Марго купила мне новую симку для мобильного, и я со спокойной совестью выбросила прежнюю, сообщив новый номер только партнеру и родителям своих воспитанников. Алекс не появлялся больше – зато пару раз позвонил Марго, и она после этих звонков приходила ко мне больная и измученная тревогой за мужа. – Скажи Джефу! – настаивала я, но Марго упрямо мотала головой и отказывалась. – Нет, Мэрик, не буду. Как ты не поймешь, что мне просто стыдно, что бывший муж лезет в мою жизнь, распоряжается, угрожает и вообще ведет себя как идиот? Я на самом деле не понимала: что такого, если Джеф узнает об угрозах Алекса? Наоборот – он сможет хоть как-то просчитать возможные шаги, ведь не зря они работали вместе столько лет. Однако подруга моя стояла на своем. А уж упрямства у нее почти столько же, сколько и у меня. Настойчивость поклонника стала пугать меня. После маниакального преследования Кости я хорошо знала, чем заканчиваются подобные ухаживания – едва осталась жива, просидев достаточно большой срок взаперти в доме мужа. Разумеется, я не думала, что пожилой мужичок, воспылавший ко мне страстью, способен на подобное, но и ощущение собственной беззащитности мне совершенно не нравилось. Если бы знать, как сильно я ошибалась в отношении старого чудовища… Михаил Борисович начал подъезжать к зданию клуба аккурат в тот момент, когда я заканчивала работать. Разумеется, я проигнорировала запрет врача на тренировки и после снятия гипса вышла на паркет. Привыкшее к нагрузкам тело сразу включилось в процесс, и, хотя нога по вечерам заметно опухала и болела, я быстро восстанавливала форму. Единственное, что меня нервировало, – вот эти визиты престарелого ловеласа. Я изо всех сил старалась держаться в рамках и разговаривать максимально корректно, однако Михаил Борисович становился все более настойчив и все чаще позволял себе вольности вроде поглаживания щеки, например. Меня перекашивало, я шипела и отпрыгивала, как кошка, и с трудом уговаривала себя не обострять ситуацию – два охранника наблюдали за происходившим. Не думаю, что они остались бы безучастны, реши я отвесить ухажеру пощечину. Они не выражали явной агрессии, но по взглядам я прекрасно чувствовала – нельзя делать ничего, что могло бы эту агрессию вызвать. Им все равно – женщина я или мужчина. А Михаил Борисович уже не ограничивался краткими визитами. Он писал мне по мэйлу длинные пошлые признания в любви, прикладывал туда какие-то жуткие порноснимки, призванные, видимо, убедить меня в том, что он еще о-го-го. Я боялась входить в почтовый ящик, боялась открывать письма, мне казалось, что я вот-вот сойду с ума. Разумеется, справиться с ситуацией у меня не хватило сил. Напряжение оказалось таким, что я сорвалась и ушла в трехдневный запой, испугав Марго. Та решительно взялась за меня, вызвала врача из частной клиники, он поставил капельницу, вывел меня из состояния алкогольной эйфории и серьезно сказал: – Девушка, подумайте о себе. Вы не всегда будете молоды, ваш организм в один момент просто откажется перемалывать весь тот алкоголь, что вы в него заливаете. Ох, как же мне было стыдно… Действительно, выгляжу настоящей алкоголичкой, да и наследственность у меня та еще. Нет, пора заканчивать. Марго с той же решительностью собрала все имевшееся в моем доме спиртное и вылила в раковину, не смущаясь ни ценой, ни качеством напитков. Последним шагом по моему отрезвлению явился билет «Москва – Барселона» и квитанция, подтверждавшая оплату однокомнатных апартаментов на месяц. – Что это? – удивленно рассматривая все это, спросила я, и Марго объяснила: – Это, малыш, твой отпуск. Отпуск, оплаченный деньгами за последний роман. И не надо говорить, что тебе жаль тратить их на такую ерунду – я просто не желаю смотреть, как ты сидишь тут и убиваешь себя. Поезжай, отдохни и подумай. Возможно, к твоему приезду все как-то утрясется. Я не стала спорить и возражать. Оказывается, Испания так и осталась для меня родным домом. Живя здесь, я стремилась узнать и понять ее душу. Очень скоро я стала здесь своей – в том городе, от которого когда-то защемило мое сердце. У меня появились любимые скверы и кафе, привычные магазины и маршруты прогулок, меня узнавали продавцы зелени и оливок, а фрукты без скидок я бы уже и не купила – была постоянной покупательницей и научилась вести с торговцами практически на пальцах быстрые, но расслабленные диалоги о родственниках, праздниках и погоде. Испанцы встают рано – пока не жарко – и работают до полудня. В двенадцать все лавки и магазины закрываются на сиесту, в редком кафе можно попросить воды или сока – обычно все лениво дремлют в тени. Да и кто будет есть на такой жаре? Примерно часа в три-четыре дня все двери снова открываются – люди идут с работы, покупают продукты для вечерней трапезы, которая здесь, по сути, единственная и главная за день, а значит, возведена в абсолют. Вечером нарядные пожилые бабушки прогуливаются с собачками и детьми, делятся рецептами паэльи, а многочисленные бары и рестораны, тремя четвертями вынесенные на улицы, горят уютными огнями для тех, кто предпочитает ужинать не дома, а с друзьями на воздухе. Здесь принято встречаться семьями, за одним столом часто легко находят язык представители всех поколений. Самая распространенная картина – несколько молодых подруг с мужьями, детьми, свекровями ужинают в ресторане. Вокруг них все заставлено колясками, а воздух раскален и буквально звенит от их голосов – разговаривать тихо испанцы, увы, не умеют. Я же, как и раньше, предпочитала тихие ресторанчики у моря. Костя, выросший на берегу Севана, в свое время учил меня правильно есть свежую рыбу и всегда брал кувшин сангрии. Весь этот кувшин он заставлял меня выпивать практически в одиночку – говорил, кажется, все же в шутку, что пьяная я по темпераменту совершенно сливаюсь с испанцами. Мы часто смотрели футбол в любимом баре со старичками-болельщиками, потом шли по торговой улочке, глазея на таких же, как мы, праздношатающихся гуляк. Сверху с белоснежных балконов, засаженных геранью, за нами наблюдали добродушные и важные испанские бабушки. К слову сказать, со всех балконов на меня привычно смотрела Дева Мария. Ее незримое и спокойное присутствие убеждало меня, что этот мир – мой настоящий мир, мой дом, путь к которому я нашла через столько лет скитаний, – никогда не оставит меня, мне надо просто верить. Если бы не Костя, я никогда не покинула бы эту страну, ни за что не уехала бы, не сбежала. Но муж убил во мне что-то, искромсал мои светлые воспоминания, и даже через несколько лет я так и не смогла воскресить свои чувства. Вставала я поздно и сразу шла на набережную. Здесь немыслимо носить черную или серую одежду, которую я не снимала дома, в России. Моими привычными цветами стали белый, красный, синий – цвета настоящей морячки. Белые брюки и туфли оставались чистыми даже после прогулки. Я сразу же купила себе мягкую широкополую шляпу и такую же плетеную сумку через плечо – для рынка. Барселонский рынок Боккерия – одна из главных достопримечательностей города, как ни банально это звучит. Здесь его пульс и настроение чувствуются очень остро. Рынок – мир в мире. Особенно рынок южный, испанский. О нем можно написать роман в романе, но ведь у нас совсем другая история, да? Возможно, когда созрею, непременно использую это в одной из своих книг, кто знает… Я всегда покупала сыр, пристрастившись даже к овечьему, овощи-фрукты, иногда мясо. И обязательно – свежую рыбу. Готовить я ее правильно не умела, но быстро научилась нехитрым приемам – лимонному соку и соли. К слову сказать: я так и не полюбила испанскую кухню по-настоящему и продолжала готовить по наитию из местных продуктов совсем простые блюда – жарила мясо, запекала на решетке рыбу, тушила овощи. Для меня, природной лентяйки, готовить для себя одной равносильно подвигу, однако здесь я даже не замечала, сколько времени трачу на обед или ужин: это приносило мне удовольствие. Рынок находится как раз рядом с главной рамблой всей страны – эдакий живой южный вариант московского Арбата. Сюда я всегда заходила за цветами, покупая их у одной и той же женщины – тучной бразильянки. У нас с ней не было ни одного общего языка, но она сумела рассказать мне, что в Бразилии у нее остались дочь и зять, дочь у нее – повар, а зять ничем не занимается, даже не ловит рыбу – только поет. Рядом с ней стоял человек неведомой раньше мне породы – птичник. По всей улице стояли торговцы живым поющим товаром в клетках. Барселонцы покупали птиц, как и цветы, – часто для удовольствия, в подарок или просто для радости. В моем детстве этот процесс был сложным, назывался «завести животное», часто сопровождался детскими слезами и разговорами об «ответственности». Здесь же слово «ответственность» отсутствует как в языке, так и в людях – слово, подразумевающее что-то тяжелое, просто не находит себе места в их сердцах, под этим соленым солнцем. Ветер дул с моря постоянно – и даже мне, не умевшей отдыхать, здесь легко и свободно. Ветер задирал скатерть, уносил то салфетку со стола, то мою шляпу – а я не злилась, не раздражалась, впервые в жизни поняв, что эти мелочи лишний раз заставляют улыбнуться, но не более. Тот ресторанчик, куда ходила ужинать, я мысленно называла «поплавок» – он находился на самом краю пляжа, к слову сказать – пляжа довольно нового, так как раньше у Барселоны – страшно подумать! – не было никакого пляжа, только порт. Я проводила дни совершенно бездумно. Я даже забыла о том, что где-то есть Москва, где-то на сером холодном ветру у меня остались Марго и Джеф, партнер Виктор и мои подопечные, которых теперь он вынужден тренировать один. Здесь же были легкие цветные браслеты, истертые песком ноги, постепенно раскрывающееся свободное осознание того, что все в мире бывает по-разному. Надо только понять и захотеть. Очень сильно захотеть. Стоя ночью на маленьком, закрытом от чужих глаз балконе, я смотрела на огни города, который никогда не смогу понять, которому я не нужна, но который так жадно люблю и желаю быть принятой – вместе с прочим мелким морским мусором – ракушками, огрызками, бумажками, заодно и со случайными девочками-мечтательницами, возжелавшими быть особенными, другими, проскочить через сито времени и пространства вместе с песком, не замеченными строгим взглядом неумолимой судьбы. Мысль о том, чтобы вернуться сюда, не приходила в мою голову – я прожила этот этап жизни. Ничего невозможно прожить дважды. Любить Барселону отныне я буду издали. Алекс Он часто видел ее в маленьком ресторанчике на набережной. Белая широкополая шляпа, свободные брюки, длинная футболка, босоножки, темные очки в пол-лица… Неизменный мундштук, чашка кофе и изредка – бокал красного вина. Мэри выглядела обычной туристкой, отрешенно наблюдавшей за морскими волнами. Алекс нарочно выбирал в ресторане такое место, откуда ему хорошо была видна Мэри, но ей не виден он сам, и часами сидел с чашкой кофе. Искушение подойти к ней иногда бывало столь велико, что приходилось буквально приказывать себе не делать этого. Ему никак нельзя контактировать с ней – мало ли, каким образом Мэри попала сюда, на чьи деньги, с кем. Правда, он хорошо помнил ее принцип не одалживать ни у кого и – уж тем более – не жить за чужой счет. Но осторожность все же не мешала. Алекс знал, что живет она в однокомнатных апартаментах во втором этаже довольно старого дома, часто сидит вечерами на балкончике, увешанном горшками с геранью, курит и пишет что-то, нахмурив лоб и сосредоточенно глядя в монитор. Он развлекался тем, что устраивался на чердаке дома напротив с биноклем и пытался рассмотреть текст, черной мошкарой усеивавший белое пространство экрана. Мэри ни с кем не общалась, никому не звонила, выходила из дома после полудня, бродила по рынку или просто бесцельно шаталась по набережной, иногда заворачивая в ресторанчик перекусить. Судя по всему, она была тут одна и просто отдыхала. У хозяйки пансиона Алекс аккуратно вызнал, что апартаменты оплачены на месяц, у девушки никто не бывает, и вообще – сеньора Мерседес очень довольна своей квартиранткой. «Значит, действительно решила отдохнуть», – заключил он, испытав странное облегчение от полученного подтверждения: у Мэри действительно никого нет. Он думал о ней часто – наверное, гораздо чаще, чем хотел бы, однако никак не мог определиться в собственных чувствах. Назвать их любовью он не мог, дружбой – не хотел. Но и потерять боялся. Возможно, за время знакомства он просто свыкся с мыслью, что в его жизни, кроме Марго, появилась еще одна составляющая, еще один объект заботы и постоянной тревоги. Возможно, что настойчивая холодность Мэри будила в нем протест здорового самца – как так, нашлась женщина, не упавшая к его ногам, не готовая принести себя в жертву, не желающая быть игрушкой. Как бы то ни было, Алексу никогда не приходила в голову мысль о том, что о Мэри можно просто забыть. В Испании он наткнулся на нее совершенно случайно. Приехал в Барселону по делам и вдруг в один из вечеров прямо на набережной едва ли не нос к носу столкнулся с ней. К счастью, Мэри была погружена в свои мысли и даже не заметила его, не узнала. Зато сам Алекс здорово напрягся по этому поводу. Казалось невероятным, что Мэри, которую он с такой кровью вырвал из этой страны не так давно, снова вернулась сюда. Неужели хотела побывать там, откуда едва выбралась живой? Или… Догадка посетила его ночью, Алекс сел в постели, как подброшенный вырвавшейся из матраса пружиной, нашарил сигареты и закурил. Неужели она знает?! Знает – и затеяла игру, чтобы… О черт! Только этого не хватало – чтобы противницей в операции оказалась Мэри! Этого просто не может быть! Мэри Вернувшись из Испании, я почувствовала неожиданный прилив сил и желание танцевать. Мы с Виктором начали готовить новую программу своим деткам, а заодно поставили и себе пару свежих номеров. К тому же была причина. Виктор попросил помочь ему и отработать несколько концертных номеров в одном из ночных клубов. Ну, что ж – дополнительные деньги еще никому карман не оттянули. Ночной клуб находился довольно далеко от дома, Виктор заехал за мной на машине часа за три, пробки, правда, уже схлынули, но нам нужно было еще прорепетировать, привыкнуть к сцене. Всю дорогу я дремала, заткнув уши наушниками плеера и плавая в волнах нового альбома популярной группы, исполнявшей танго. К сожалению, танцевать нам предстояло все-таки латину – румбу, ча-ча-ча и пасодобль, но бог с ним, оттанцую что просят. Меня весь день не покидало странное ощущение, будто что-то произойдет. У меня часто бывало такое – я предчувствовала какие-то события, и они непременно происходили. Но сегодня вроде бы ничто не предвещало – обычное выступление в ночном клубе, какие могут быть происшествия? Разве что каблук сломаю… Переодевшись в латинское платье и натянув поверх него спортивные брюки и кофту, я поправила гетры и посмотрела на заканчивавшего прическу Виктора: – Ты с бриолином не погорячился? – В смысле? – не отрывая взгляда от большого зеркала, проговорил он, тщательно выверяя пробор.