Мастер стряхнул с рук остатки куриной кожи, тщательно протер ладони тряпочкой и извлек из глубины чугунного ящика, вмурованного в стену, несколько продолговатых плоских коробочек. — Под крышкой замазка и на донышке замазка. А с одной стороны стеночка откидывается. Открываешь коробочку, откидываешь стеночку, берешь ключ… Вот так! Прикладываешь одной стороной к донышку, чтобы весь в замазку ушел. Переворачиваешь — и на крышку. Ключ вынул, протер аккуратно и коробочку закрыл. Видишь здесь щеколду крохотную? Ее обязательно передвинуть, чтобы, храни Господь, коробочка не открылась. — Но по слепку ключ получится точно как настоящий? — Смотря для чего нужно, — сощурился мастер. — Если хочешь ключи только похожими сварганить, то особо стараться и не следует. Если точная копия нужна — нужно очень аккуратно слепки делать. А лучше всего, конечно, если сами ключи мне принесешь. Или замок. Тогда фирма качество гарантирует. — Не получится. Не выйдет, — с сожалением произнесла Таня. — Рада, но… — Ваше дело, сударыня, — вежливо отреагировал Михаил Ефимович. — Нас это не касается. Держи коробки! Смотри не потеряй! Цена за работу тебе известна. Таня кивнула. Цена приличная, но приемлемая. Михаил Ефимович явно не собирался сколачивать большой капитал и жил сегодняшним днем. Когда Таня уходила, мастер, запирая за нею дверь, напевал себе под нос что-то бодрое. Его рабочий день плавно переходил в выходной. Но наибольшие переживания выпали на долю тихой Алены. Вчера, узнав, что от нее требуется, она живо согласилась, захваченная волной общего энтузиазма. Ночью, одна, она еще раз пережила подробности плана и откровенно струсила. Ее била дрожь, и она до утра бродила по комнате, не в силах успокоиться. Подруги застали ее в состоянии близком к обморочному. — Я не смогу, — шептала Алена, комкая в руке предпоследний сухой платочек из дюжины. — Здесь что-то не так… Неправильно, не по-доброму… — Испортили тебя в университете, — жалеючи протянула Таня. — До чего доводит злоупотребление гуманитарными предметами! После продолжительного чтения классиков немецкого романтизма и французской сентиментальной лирики человек лишается всякого права на ответственные решения. За него их должны принимать другие. Алена! Ты должна слушаться нас. Тебя самой сейчас вообще нет. Мы только приступили к работе над твоим будущим образом. Это как в эксперименте. Имеется четко поставленная цель, определен ход реакции, подготовлены компоненты, готовы исполнители и подопытные. И, как в настоящем эксперименте большой химии, подопытные находятся в полнейшем неведении относительно того, какая участь им уготована. Это я про Володьку. Требовалось перевести дух. Таня замолчала, рассматривая Алену. Та чувствовала себя словно под микроскопом. Вмешалась Ирина, осторожно осведомившись: — Аленочка, а ты о ком диплом писала? Помнишь? Та обрадовалась внезапному смену темы: — Игорь Северянин. Мой любимый. Ирина наморщила лоб: — Кажется, у него: Ножки пледом укутайте… Восторженно Аленка подхватила: …дорогим ягуаровым… Она и дальше бы продолжила, но тут подала голос Ольга: — А теперь можешь на всей поэзии поставить жирный крест. Ольга встала, отошла к окну, потрогала потрескавшуюся краску на раме. Повернувшись к подругам, она засунула руки в карманы джинсов и присела на подоконнике. — Ножки, плед… Ты останешься одна, Алена, совсем одна. И вокруг ледяная пустыня. Никто тебя пледом не накроет. Всем будет наплевать на тебя. И нам тоже, если ты не поймешь, на что мы идем ради тебя и всех нас. Ты будешь сидеть здесь долгими вечерами и тоскливо грызть противную мокрую подушку. Ольга помолчала. Остальные напряженно ждали. — У тебя не хватит духа прервать серую полосу жизни и наложить на себя руки. Ты состаришься в горе и страдании. Одна. Но сначала от тебя уйдем мы. Испугалась Алена одиночества или ее разозлили Ольгины слова, никто никогда не узнает. Но Алена затолкала платочек за манжету белой кружевной кофточки, в которой она походила на гимназистку, и решительно встала: — Идем! Наверное, больше всего она испугалась одиночества. Без подруг какая жизнь? …На Смоленской площади Алена и Таня устроились на скамейке под тощим тополем, спугнув группку подростков, разглядывавших потрепанный порнографический журнал. Неподалеку, метрах в сорока от их наблюдательного пункта, двухэтажный стеклянный куб переливался всеми оттенками розового, голубого и зеленого. Через фасад шла крупная надпись, не оставлявшая никаких сомнений, что перед вами «Чайхана-трактир «Зейнаб-Миллениум» у Артура. Танец живота, русские осетры, французская дискотека». Алена давно не была в ресторане. Муж вообще никуда ее не приглашал, ссылаясь на занятость. Она не поняла, как могут стыковаться перечисленные удовольствия, но решила ничему не удивляться. Ждали недолго. Знакомая Тане «Вольво» вывернула из-за поворота и лихо пришвартовалась у тяжеленной цепи, протянутой вдоль ресторана. Водитель Паша явно предвкушал грядущую разлуку с хозяином и заранее радовался. Таня искоса наблюдала, как напряглась Алена, впервые разглядев «эту, Володькину». К Таниному большому удовольствию, в Алениных глазах читалось огромное разочарование. Медноволосая «штучка» оказалась мелкой и противной. Двери «трактира с танцем живота» распахнулись, и оттуда выскочил вертлявый хлюпик с тоненькими усиками — не то швейцар, не то половой, наряженный почему-то в восточный халат, из-под которого выглядывали брюки с широкими генеральскими лампасами. На голове служивого с трудом удерживалась зеленая пилотка. Хорошо, что вместо Тани не пошла Ирина. Эклектичность халдейского наряда моментально вывела бы ее из строя. Парочка двинулась к предупредительно распахнутым дверям. Халдей семенил немного позади, размахивая руками и безостановочно говоря. Очевидно, приветствовал дорогих гостей. Володька «от Артура» не вылезал. Утром Таня звонила Паше в гараж, поинтересовалась насчет запчастей для своего «Пассата». Тот сам всучил им с Ириной свой телефон во время их «случайного» знакомства. Сегодня он между прочим сообщил, что его хозяин будет праздновать свой завтрашний вылет в Европу. — Ну, пошли? — Алена приподнялась со скамейки. Таня торопливо одернула ее: — Ты что? Рано еще! Пусть сядет, закажет, выпьет… Тогда он удрать сразу не сможет, надо же счет оплатить. — Тебе виднее, — опустилась на скамейку Алена. Ей не терпелось взглянуть медной в глаза. Через тридцать минут к дверям ресторана подошла Таня. Она чувствовала себя немного скованно в наряде, который одолжила Ольга. Та долго и с сомнением разглядывала его на Тане, потом еще дольше ходила вокруг нее, подкалывая, подбирая и выпуская в разных местах. Весь процесс подгонки вызывал у Тани жуткое неприятие, она отчаянно ругалась. Но Ольга с Ириной наотрез отказались пустить ее в собственном платье. Ирина заявила, что для защиты научного труда по тонким и очень химическим технологиям оно, конечно, сойдет, но идти в нем туда, где едят, пьют и танцуют, — значит вызвать нездоровый интерес. А его им не нужно. Таню встретил все тот же услужливый половой в халате. Она старалась помалкивать, чтобы не ляпнуть лишнего. Ее ресторанный опыт тоже был весьма незначительным. Пройдя в холл, Таня немедленно заявила, что ожидает друзей, которые прибудут с минуты на минуту. А пока ей необходимо в дамскую комнату. Опытная Ольга настаивала, чтобы она произнесла именно так, а не спрашивала в лоб: «Где здесь туалет?» Таню проводили и показали. Она заняла кабинку ближе к выходу. Присела на пластмассовую крышку, открыла сумочку и приготовилась. События того вечера в трактире надолго запомнились ветеранам официантского труда. Алена появилась через пять минут после Тани. С порога назвав фамилию мужа и заявив, что ее ждут, она направилась в зал. Взойдя по мраморным ступеням, Алена перевела дух и принялась внимательно разглядывать публику за столиками, отыскивая своего бывшего. Это оказалось довольно непростым делом в зале, заполненном мешкообразными мужиками с безобразными стрижками. В сиянии разноцветных ламп они напоминали репейники на клумбе. С омерзением Алена разглядела Володьку, который громко говорил в ухо своей медной. Он старался перекричать завывание зурны и грохот барабана, задававших ритм перекормленной азиатке в центре зала. Та демонстрировала слегка несвежие прелести и периодически подлетала к столикам, тряся бедрами. Гости пялили пьяные глаза и неумело совали мелкие купюры за тесемки врезавшегося в тело белья. Азиатка успевала рассмотреть номинал каждой бумажки и недовольно морщилась. Бизнес шел вяло. Алена не стала выжидать, пока муж увидит ее, и с независимым видом быстро пошла через зал. Но Володька ее заметил и раскрыл рот от изумления. Не сводившая с него глаз медная недоуменно обернулась. Алена стояла рядом со столиком. Ею овладело странное, до сего дня неведомое чувство уверенности в себе. — Здравствуй, милый! Володька ответил сдавленным, еле пробивавшимся сквозь назойливое верещание зурны голосом: — Здесь не место для разговоров! Я позвоню тебе завтра, тогда и поговорим. Уходи отсюда, не позорь меня, здесь мои партнеры. Лучше бы он этого не говорил. Лучше бы помолчал. — Партнеры?! А сколько лет я в твоих партнерах ходила, пока меня не выставили за дверь, как ведро мусорное?! — Алена не сдерживалась. — И что это рядом с тобой, плохо покрашенное? Медная гордо вскинула голову и решила сказать свое слово: — Не забывайтесь! Помните, с кем говорите. Владимир Петрович занимает ответственный пост, и мы собираемся пожениться. Скоро поженимся. И я не «что»! Я… — Шлюха ты деревенская! — отмахнулась Алена от медной, не веря вылетающим из ее собственного рта словам. — И цена тебе известна! Слова Алены слегка контузили медную, но она начала приподниматься. За соседними столиками притихли и с интересом наблюдали за разворачивающимися событиями. Тут в разговор вмешался струхнувший Володька. Он больше всего опасался, что дамы испортят ему репутацию. — Елена Александровна, возьмите денег, сколько надо, и езжайте домой. И тихо прошипел: — Я тебе завтра позвоню. Володька потянулся к барсетке, непременному аксессуару налетевших в Москву из провинции деловых людей мелкого калибра. Алена оказалась проворнее. Она схватила сумочку и стремительно помчалась вон из зала. Расчет оказался верным. Муж не стал кричать «Держи вора!» Вместо этого он с извиняющимся лицом принялся протискиваться к выходу. Алена успела сбежать по лестнице и заскочить в «дамскую комнату». Защелкнув за собой задвижку на двери, она прошептала: — Тань! Ты здесь? — Принесла? — встрепенулась Таня за дверью кабинки. — Держи! — Алена бросила сумочку на кафельный пол и ногой отправила ее под дверь. Таня торопливо нагнулась, раскрыла сумочку и (о счастье!) сразу наткнулась на связку ключей. Она схватила их и обернулась к стене. На пластмассовой крышке бака лежали коробочки с замазкой, а на стенку Таня скотчем прилепила листок с нарисованными Аленой ключами. Операция по снятию слепков прошла в темпе, которому позавидовал бы профессиональный домушник. Сказался опыт, полученный Таней за время тренировок дома. В дверь кто-то отчаянно молотил руками и ногами, требуя Алену «на выход». Таня едва успела вытереть ключи, когда дверь уже начала потрескивать под энергичными ударами. Вдалеке раздавался голос Володьки, успокаивающий окружающих тем, что во всем виновата его «первая жена, тронувшаяся от ревности». Рядом кричала медная, собиравшаяся выцарапать Алене глаза и вырвать ноги. — Заканчивай! — К Алене понемногу возвращался страх. Таня бросила ключи в стоявшую на полу сумочку и вытолкнула ее за кабинку. Алена поправила волосы перед зеркалом и открыла дверь. Ее грубо схватили и выволокли наружу. Долетавший до Тани шум скоро стих. Муж отправил Алену домой на такси, уговорив ресторанных администраторов не поднимать шум «вокруг семейного дела». Те только обрадовались.